Маленькая скандальная история (СИ) - Салах Алайна

Два дня дома проходят абсолютно бесцветно. Я лежу в кровати, ем в кровати, в кровати смотрю сериал. Выходить не хочется, разговаривать с кем-то тоже. Мысленно я даю себе срок до конца недели, чтобы начать ходить по собеседованиям. А то так и зубы на полку сложить недолго.

А в среду утром просыпаюсь от настойчивого звонка в дверь. Выбравшись из кровати и едва не ударившись лбом в стену от внезапного головокружения, я иду открывать. Наверняка, курьерская служба принесла заказанные неделю назад витамины.

На ходу завязывая пояс банного халата, я поворачиваю замок и буквально отлетаю в сторону, сбитая влетевшим в прихожую телом.

Растерянно моргая, я смотрю на женщину, уверенно марширующую в мою гостиную. Расслабленный от сна мозг начинает интенсивно работать, складывая имеющиеся факты. Русые волосы, невысокий рост…

— Знаешь, кто я такая? — громко, с выраженным желанием поскандалить, объявляет посетительница.

— Догадываюсь, — киваю я. — Вы Вероника.

Плюхнувшись на мой диван и закинув ногу на ногу, она оглядывает меня снизу вверх и брезгливо резюмирует:

— Да ты же уродина.

Мне даже не становится обидно. Посмотрела бы я на нее после трех недель болезни и двух дней непрерывного лежания в кровати. А вот Вероника к нашей встрече, в отличие от меня, подготовилась. Волосы уложены, на заостренном лице — броский макияж. Выглядит она гораздо лучше, чем когда приезжала в офис.

— Что вам нужно? Уйдите.

— Тебе не стыдно спать с чужим мужем? — все с тем же воинственным задором рявкает она. — Шлюха.

— Я поначалу даже не знала, что ваш муж женат, — устало вздыхаю я. — Так что переадресуйте свой вопрос ему.

— Я спрашиваю, тебе не стыдно? — проигнорировав мое предложение, продолжает настаивать Вероника.

Мне не страшно, не любопытно, не стыдно, а почему-то невозможно смешно от мысли, что в своем возрасте я стала участницей подобных разборок. И хотя психологический портрет Вероники в моей голове имелся, ее сегодняшний образ уличной гопницы становится сюрпризом. Нет уверенности, что подойди я поближе, она бы на меня не бросилась.

— Ваш муж у меня в черном списке. У нас с ним все закончено. Теперь покиньте мою квартиру, пока я не вызвала полицию.

— Где гарантии?

— Какие еще гарантии? — тихо смеюсь я, отчаянно желая, чтобы эта женщина наконец свалила. — Мы ведь не в магазине электроники.

— Ты шлюха, — с ненавистью шипит она. — Не стыдно с моим мужем у него в офисе трахаться?

Меня преследует стойкий диссонанс и непонимание того, почему свое вполне обоснованное любопытство она пытается удовлетворить именно за мой счет. Каждый свой вопрос ей нужно задавать Антону, а не мне, ведь именно он клялся ей в верности. Я-то пока никому не клялась.

— Уйдите, — повторяю я и, услышав в ответ поток нецензурной брани, среди которой мелькает упоминание их общего с Антоном ребенка, срочно иду в спальню за телефоном. Нахожу номер Антона и тычу «Звонить».

— Алло… — слышится его голос.

— У меня в квартире твоя жена, — чеканю я без прелюдии. — Убери ее от меня.

Не дослушав ответ, я отключаюсь и почти моментально слышу звонок в другой комнате.

Выйдя в гостиную, обнаруживаю, что Вероника, успевшая сбросить вызов, встала с дивана и, судя по агрессивному рыскающему взгляду, ищет, что бы сломать. Интуиция меня не подводит и спустя пару секунд с журнального столика слетает тарелка с апельсинами. Цветы, подаренные ее мужем, как назло, продолжают стоять.

— Ты блядь! — взвизгивает она, явно желая себя подбодрить, после чего марширует в прихожую.

Все это время мне совсем не хотелось оскорблять ее в ответ — лишь донести, что она пришла не по адресу, и разбираться ей нужно именно с Антоном. Ведь черт его знает, кого ему вздумается трахать через год. Бегать по квартирам каждой любовницы — это же пятки можно стереть. Однако, когда Вероника в очередной раз меня обзывает, я, не выдержав, ору: «Пошла вон!» и с удовольствием выталкиваю ее за порог. Она конечно пытается на меня броситься — и тут интуиция меня не подвела, но я благополучно успеваю захлопнуть дверь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В подъезде раздается очередное громогласное «Шлюха!», призванное разбудить соседей, а я, прижавшись к стене, начинаю истерично хохотать.

42

— Ну она и сука, — зло резюмирует мама, выслушав мой рассказ о том, что случилось. — Дура сумасшедшая.

— Да какая уж она сука, — возражаю я.

Несмотря на то, что я потратила двадцать минут, чтобы собрать осколки разбитой тарелки с пола, по-настоящему разозлиться на Веронику почему-то не получается. Нужно сильно отчаяться, чтобы врываться в чужую квартиру, бить посуду и требовать гарантий того, что муж останется тебе верен.

— А кто она? Будь осторожнее, дочь. Мало ли что этой бабе еще взбредет в голову.

— Ты по-прежнему думаешь, что лучше быть абы при каком мужике, лишь бы не одной? — зачем-то язвлю я, одновременно жалея, что обо всем рассказала. Вообще-то, изначально я звонила Олесе, которая не взяла трубку, а так как поделиться пережитым мне срочно требовалось, пришлось набрать маме.

Даже смешно, что я не испытываю и толики того возмущения, которое демонстрирует она. За время наших так называемых отношений с Антоном чувство вины действительно не мучило меня и о мысли о том, что будет, если наша аморальная связь вскроется, не посещали. Однако сейчас, визит Вероники ощущается логичным, даже закономерным. Любое действие рождает противодействие — об этом я всегда знала. Так что костерить жену Антона я бы рада, да не хочется. Разве что удивиться тому, что в век расцвета психологии и личной осознанности она действует настолько «по старинке».

После разговора с мамой мне сразу же перезванивает Олеся, и на вопрос «Что случилось?» получает пространный и красочный ответ. Пока эмоции живы, мне не лень пересказать подробности визита Вероники еще раз. Не каждый день становишься участником чего-то настолько скандального и эпичного.

Реакция подруги подтверждает то, что в нашем узком женском кругу на сегодняшний день именно я — самая одиозная персона и главный ньюсмейкер. «Охренеть, как скучно я живу, — ошарашенно выдает она. — Вот это тебя, Ксения, закрутило».

— И не говори, — трясясь от смеха, соглашаюсь я. — Приехать не хочешь? А то мне мандарины некуда складывать.

— А ты кремень. Я бы уже в штаны наложила от страха.

— Да какой там кремень, — фыркаю я. — Мне просто себя беречь нужно. Хочу выздороветь и новую работу найти, и забыть все это, на фиг, как страшный сон.

— Умница. Заехать постараюсь, но не обещаю. Дел полно. А Антон-то кстати не перезванивал?

— Нет, — отвечаю я, ловя себя на поднимающемся раздражении. — Ему сейчас не до меня. Нужно благоверную утешать и от летающих тарелок отбиваться.

Определенно, к Антону у меня куда больше претензий, чем к его беспардонной жене.

Но он действительно перезванивает, когда я, чтобы отвлечься, с остервенением утюжу перестиранные рубашки и юбки. Его имя целых десять секунд мигает на экране, до того как я решаюсь ответить. В груди снова знакомо потягивает: часть меня еще не успела смириться с тем, что мы теперь порознь, и по-прежнему реагирует на его звонок учащением пульса. Выговорить «алло» тоже непросто из-за собравшегося в горле кома.

— Привет, Ксюш, — его голос звучит подавленно и приглушенно. — Звоню извиниться за случившееся. Прости, что тебе пришлось это пережить. Больше такого не повторится.

Я молчу, слушая его дыхание в трубке. Вот почему я не умею злиться как мама? Обозвать всех виновных и невиновных козлами, и раздуваться от собственной непогрешимости? Почему сейчас, когда я слышу его несчастный, виноватый голос, я не чувствую ни обиды, ни желания добить или уязвить? Почему я такая… беззубая?

— Извинения приняты, — великодушно, но крайне сухо изрекаю я.

— Как ты? — моментально раздается следующий вопрос.

— В порядке.