Русский капкан - Борис Яроцкий

Ему возражали:

– Сколько же надо конвоиров?

Раздавались и дельные предложения:

– Сначала всех допросить, как они оказались в России – добровольно или по принуждению? Кто добровольно – тех расстреляем.

Некоторых все же допросили. Среди матросов нашлись знатоки английского, ходившие на кораблях под британским флагом. Пленные почти в один голос отвечали, что они бедные, простые фермеры, что их погнали на войну по мобилизации и что к русским товарищам никто из их зла не питал.

– Нам приказывали стрелять – и мы стреляли.

Первые пленные были из штата Иллинойс, о русских слышали, что где-то по ту сторону океана есть такое индейское племя, от американских индейцев оно отличаются разве что цветом кожи. Русских можно брать в плен, даже не снимая с плеча винчестера.

Среди пленных нашлись и те, кто в признаниях не скрывал своих желаний обогатиться, поправить свое материальное положение.

– Дома нам говорили, что в России ждет нас Клондайк. Но здесь убивают. Это плохая война.

Филипповскому доложили, о чем толкуют пленные. Ругнувшись, командир отряда махнул рукой:

– Пусть янки забирают своих раненых и катятся ко всем чертям!

Но, получив свободу, катиться далеко пленные не стали. Вечером они уже были в Обозерской, в своем 339-м пехотном полку. Им выдали оружие взамен брошенному на поле боя, стали готовить к новым сражениям.

Из Архангельска в Обзерскую пришел состав из двух вагонов: один пассажирский зеленого цвета, один – красного цвета, в каких обычно перевозят лошадей. На вагоне стояла цифра «18».

Из пассажирского вагона вышла группа русских офицеров, среди них два полковника и один человек в штатском. Уже через минуту работники станции определили: главный среди них человек в штатском. Ему было лет сорок. Короткая молодежная стрижка, небольшая аккуратная бородка и тонкие длинные усы делали его моложе своих лет. Полковники обращались к нему с подчеркнутой любезностью.

– Евгений Карлович, начальник станции приглашает вас откушать, – сказал один из них, вернувшийся из станционного здания.

– Откушаю после дела. – И тут же спросил: – А почему нет начальника гарнизона? Он – кто?

– Американец, Евгений Карлович.

– Ему не передали, что мы прибудем сегодня к ночи?… А впрочем, без союзников обойдемся. Дело пустяковое – на полчаса. Не будем привлекать внимание. До утра управимся.

Начальник гарнизона, сопровождаемый начальником станции, прибыл вскоре. Коротко представился:

– Подполковник Стюарт, командир 339-го пехотного полка.

– Мы, кажется, с вами уже знакомы, я – генерал-губернатор Северного края.

То, что человек в штатском генерал, не произвело на подполковника никакого впечатления, а то, что он губернатор, говорило о многом. Сам правитель Северного края прибыл на какую-то железнодорожную станцию, видимо, неспроста.

– Мою телеграмму вы получили?

– Еще вчера.

– Место приготовлено?

– Как было приказано.

– Далеко отсюда?

– Рядом. За железнодорожными путями.

– Показывайте. А вы, Семен Михеевич, – генерал-губернатор показал на одного из полковников, – ведите арестантов. Наручники не снимать.

– В клетке имеется одна женщина, – сказал русский полковник. – Она, как и все арестованные, тоже в наручниках. – Как с ней поступить?

– Как с любым преступником. Коварство женщины беспредельно. Офицеру пора это знать.

Над Обозерской все еще господствовала белая ночь. Накрапывал дождь. За железнодорожными путями до самого леса лежали сумерки.

Огни в поселке еще не зажигали, только над перроном горел большой, как на паровозе, керосиновый фонарь.

В отдалении на запасных путях стояли два вагона – зеленый и красный. Туда и направился полковник.

Из вагона долго никто не показывался. Быстро светало. Ветер с Беломорья отгонял иссиня-черную тучу на восток. Небо очищалось, приобретало розовый оттенок. Вот-вот взойдет солнце. Под высокими соснами пластался туман, он тоже принимал розовый оттенок.

В розовом тумане дорога петляла под соснами. Отпечатаны свежие следы обуви с шипами. Кто-то прошел нынешней ночью. Следы привели на небольшое сельское кладбище. Бросилось в глаза много свежих могил. Кладбище несомненно раздвинуло свои границы, когда строилась железная дорога.

Завидев группу офицеров и среди них подполковника Стюарта, капрал, широколицый здоровяк, в защитной полевой форме, повернулся лицом к строю, подал команду. Солдаты с оружием выстроились возле глубокой продолговатой траншеи. Сырой песок источал запах разрытого болота.

Нескоро возбужденные конвоиры привели арестованных. Их было семь человек. Все со связанными руками, двое из них в гимнастерках без ремней, с разорванными рубахами, среди них одна пожилая женщина с липкими от крови волосами. Руки ей не связали, так как правая рука покоилась на марлевой повязке. На изможденном синюшном лице застыли бурые пятна крови.

Мужчины выглядели не лучше. Седобородый старик, увидев среди русских конвоиров офицера армии США, торопливо заговорил по-английски, головой показывая на женщину. Но к старику тут же подскочил маленький смуглый конвоир со злыми раскосыми глазами, ударил прикладом в грудь.

– Кто они? – Стюарт повернулся к русским офицерам.

Отозвался полковник, который сопровождал арестованных:

– Враги свободы.

Седобородый крикнул:

– Мы – члены… губкома… – дальше говорить ему не дали. Смуглый конвоир с раскосыми черными глазами ударил арестованного прикладом в лицо. Из разбитого носа брызнула кровь.

Начальник железнодорожной станции, не в силах видеть казнь, отошел к соснам, верхушки которых уже были озарены утренними лучами солнца, нервно мял седеющую бороду. Руки его дрожали.

Дрожь заметил подошедший к нему полковник, тихо сказал:

– Что – видеть раньше не приходилось? Это, братец, Гражданская война. Если не мы их – они нас. У большевиков это называется классовая борьба. А у нас – война до победы. Так что привыкайте. Это – надолго.

– Вряд ли к такому привыкнешь, – так же тихо ответил начальник станции. – Почему-то расстреливать возят к нам… Ваш поезд, как его? – «поезд смерти» – здесь уже не первый раз.

– А что вы хотите, для могил земля подходящая – песок. Американцы копают легко и весело.

Генерал-губернатор разрешил американским саперам расстрелять врагов свободы:

– Пусть потренируются, а то вернутся домой – хвалиться будет нечем. Что это за война – без крови?

У подполковника Стюарта было свое понятие о пребывании в России экспедиционного корпуса. Он сказал определенно:

– Врагов расстреляем, если это большевики, но при чем тут женщина?

– Она отравила вашего солдата.

Расстреливал женщину русский офицер. Рабочие, строившие пакгауз, видели, как полковник достал из кармана наган и выстрелил женщине в спину. Никто из присутствующих не удивился, не высказал возмущение. Каратели давно убедились, что в революции русские женщины не отличаются от русских мужчин: в бою проявляют завидную смелость и смерть встречают так, что позавидуешь.

Обреченных выстроили перед глубокой траншеей. Пожилой мужчина еще что-то выкрикивал, проклиная предателей России. Остальные молчали, глядя на вершины зеленых сосен, в которых играли утренние лучи летнего солнца. Молчала и женщина, придерживая на уровне груди перебитую руку.

Американские саперы, сделавшие залп по живым мишеням, перезаряжали винтовки, весело переговаривались. Из их слов можно было понять, что на завтрак им обещали рагу из телятины…

Обо всем этом с дрожью в голосе рассказывал Насонову начальник железнодорожной станции Елизар Захарович Косовицын.

В седьмом часу он вернулся с кладбища, застал у себя на квартире Насонова. Георгий забежал проститься с Фросей.

Их общий друг был в привычном для них обмундировании с погонами лейтенанта экспедиционных войск. В этой форме Насонов регулярно появлялся в штабе 339-го пехотного полка. Еще недавно он был в списках этой части, служил в качестве переводчика. С некоторых пор числился как представитель союзных войск при генерал-губернаторе, по-прежнему подчинялся непосредственно генерал-лейтенанту Миллеру. Хотя настоящего Миллера он никогда не видел. Но его двойника видел часто, получал от него задания, приносил из-за линии фронта агентурную разведку, неосведомленному штабисту из завесы невозможно было понять: кто же такой на самом деле прапорщик Насонов или лейтенант Насонов, на кого работает: на генерал-лейтенанта Миллера или на генерал-майора Самойло?

У генерал-майора Самойло с прапорщиком Насоновым трудным был первый разговор. В штабе завесы Насонов появился вскоре после Сергея. О нем Сергей рассказал отцу и предположил, что у союзников от Миллера работает не он один, и назвал фамилию Насонова. Они вместе плыли на «Олимпии» как волонтеры, поступившие на службу по контракту. Офицеры знали друг друга, до ранения были однополчанами, лечились в одном госпитале. Это их сблизило настолько, что вожатый, наблюдая за ними на курсах, а потом на корабле, не стал их разлучать. Они дополняли друг друга. Неторопливый рассудительный Сергей умел вести себя сдержанно, в праздные разговоры не вступал, на вопросы любопытных янки, зная, что он русский, отвечал односложно, как бы нехотя, и к нему пропадал интерес. Сказался командирский опыт – словами не разбрасываться, говорить коротко и по существу.