Американская империя. С 1492 года до наших дней - Говард Зинн

В дело вступила армия под командованием генерала Бенджамина Линкольна, созданная на деньги бостонских торговцев. Во время артиллерийской перестрелки было убито восемь мятежников. Один солдат встал перед своей пушкой и потерял обе руки. Зима становилась все более суровой. Восставшие не обладали численным преимуществом, и их удалось обратить в бегство. Шейс нашел убежище в Вермонте, а его соратники начали сдаваться. Было еще несколько убитых на поле боя; потом последовали единичные, неорганизованные и отчаянные акты насилия, направленные против властей, – поджоги сараев, убийство лошадей из генеральской конюшни. Один солдат погиб ночью во время столкновения двух саней.

Пойманных бунтовщиков судили в Нортгемптоне и шестерых приговорили к смерти. На дверях дома главного шерифа города Питсфилда была оставлена записка: «Я знаю, что несколько моих товарищей приговорены к смерти за то, что сражались за справедливость. Молюсь о том, чтобы ты не содействовал свершению сего ужасного преступления, ибо тот, кто осуждает, и тот, кто исполняет приговор, несут одну меру ответственности… Готовься к быстрой смерти, ибо твоя или моя жизнь коротка. Когда леса покроются листвой, я вернусь и загляну к тебе».

Кроме того, 33 участника восстания были привлечены к суду, и еще 6 мятежников приговорили к смерти. Возникла дискуссия по поводу того, стоит ли продолжать вешать осужденных и далее. Генерал Линкольн требовал милосердия и создания комиссии по помилованию, но С. Адамс сказал: «При монархическом правлении изменника можно простить или наказать не слишком сурово, но человек, который посмел восстать против законов республики, должен умереть». Еще нескольких человек повесили, некоторых осужденных помиловали. В Вермонте в 1788 г. был помилован и сам Шейс, который позже вернулся в Массачусетс, где умер в нищете и забвении в 1825 г.

Томас Джефферсон, служивший во время восстания Шейса посланником во Франции, считал, что такие выступления полезны для общества. В письме своему другу он утверждал: «Я полагаю, что небольшие восстания, происходящие время от времени, есть благо… Это – необходимое для здоровья правительства лекарство… Боже упаси нас когда-нибудь прожить два десятка лет без подобного бунта… Древо свободы должно периодически орошаться кровью патриотов и тиранов. Это – его естественное удобрение».

Однако Джефферсон находился вдалеке от происходивших событий. Политические и экономические элиты страны не были столь же толерантны. Их беспокоило, что пример Шейса окажется заразительным. Ветеран армии Вашингтона генерал Генри Нокс основал организацию армейских ветеранов под названием «Орден Цинцинната», которая, как пишет один историк, вероятно, была создана для того, «чтобы хранить героическую память о борьбе, в которой они принимали участие», но также, похоже, должна была наблюдать за радикальными настроениями в новом государстве. В конце 1786 г. Нокс писал Дж. Вашингтону о восстании Шейса, выражая мысли многих состоятельных и обладавших властью лидеров страны: «Инсургенты никогда не платили никаких налогов либо платили совсем немного. Зато они видят слабость власти; они чувствуют свою бедность, сравнивая ее с богатством других; они знают свою собственную силу и обязательно воспользуются ею, чтобы избавиться от нищеты».

Их кредо: «Если собственность Соединенных Штатов была защищена от посягательств англичан с помощью всех граждан, то она должна принадлежать всем. А тот, кто пытается выступить против этого кредо, является врагом равенства и справедливости, и его следует стереть с лица земли».

Александр Гамильтон, являвшийся во время войны адъютантом Вашингтона, был одним из самых сильных и проницательных лидеров новой аристократии. Он так выразил свою политическую философию: «В каждом обществе есть разделение на меньшинство и большинство. Первое – богато и знатно, а второе – народные массы. Говорят, что глас народа – это глас Божий, но, несмотря на то что обычно эта максима цитируется и в нее верят, она вовсе не является правдой. Народ находится в движении, он изменчив и редко способен судить или определять, где правда. Дайте поэтому высшему классу четко определенное постоянное представительство в правительстве… Может ли демократическое собрание, ежегодно сменяемое из массы народа, постоянно стремиться к общественному благу? Ничто, кроме постоянного органа [власти], не способно сдерживать безрассудство демократии». На Конституционном конвенте Гамильтон предложил, чтобы президент и сенат избирались пожизненно.

Эта идея не была принята. Но Конвент не только не создал системы всенародного голосования, за исключением выборов в палату представителей, где ограничения устанавливались легислатурами штатов (которые почти везде требовали наличия собственности в качестве условия для получения права голоса), но и исключил из этого процесса женщин, индейцев и рабов. В Конституции предусматривалось избрание сенаторов законодателями штатов, президента – выборщиками, отобранными этими законодателями, и назначение членов Верховного суда президентом.

Проблема демократии в постреволюционном обществе США, однако, не сводилась лишь к ограничениям, налагаемым Конституцией на процедуру голосования. Она лежит гораздо глубже, за рамками этого документа, в разделении на богатых и бедных. Ведь если несколько человек обладают огромными богатствами и влиянием, если им принадлежат земля, деньги, газеты, церковь, система образования, то как может голосование, каким бы свободным оно ни было, вмешиваться в дела такой власти? И есть еще одна проблема: не естествен ли для представительного правительства, даже опирающегося на широкие слои общества, консерватизм, позволяющий предотвратить бурные перемены?

Пришло время ратифицировать Конституцию, подать голос на конвентах штатов. Для вступления ее в силу требовалось одобрение девяти штатов из тринадцати. В Нью-Йорке, где дебаты по поводу ратификации были особенно интенсивными, появилась серия анонимных газетных публикаций, которые могут многое поведать нам о сути Конституции. Эти статьи в поддержку принятия данного документа были написаны Джеймсом Мэдисоном, Александром Гамильтоном и Джоном Джеем, и вошли в историю как «Записки федералиста»[43] (оппонентов принятия Конституции стали соответственно называть антифедералистами).

В «Федералисте № 10» Дж. Мэдисон выдвигал аргументы в пользу того, что правительство, созданное согласно представительной системе, нужно для сохранения мира в обществе, раздираемом групповыми противоречиями. Источником этих споров «было различное и неравное распределение собственности. Те, кто ею владеет, и те, у кого ее нет, всегда составляют в обществе группы с противоположными интересами». Проблема, как говорил Мэдисон, заключалась в том, как научиться контролировать противостояние таких групп, базирующееся на имущественном неравенстве. Он утверждал также, что меньшинство может быть обуздано, если следовать принципу, что решения будут приниматься голосованием большинства.

Итак, реальную проблему, по Мэдисону, представляла бы фракция большинства, а Конституция как раз позволяла решить этот вопрос, говоря о «крупной республике», т. е. об огромной стране, охватывающей более 13 штатов, вследствие чего всем, кто захочет показать мощь, «будет труднее объединить свои силы и действовать заодно… Предводители крамольных сообществ могут зажечь пламя в пределах того непосредственного штата, где пользуются влиянием, но вряд ли им будет под силу распространить пожар на остальные штаты».

Аргумент Мэдисона можно рассматривать в качестве разумного довода о том, что следует иметь правительство, которое способно сохранять в обществе мир и помогает избежать постоянных беспорядков. Но разве цель этого института власти только в том, чтобы поддерживать порядок, выступать в качестве рефери, наблюдающего за двумя равными по силам борцами? Или все-таки у правительства есть особый интерес к тому, чтобы поддерживать определенный тип порядка, определенное распределение власти и богатства – распределение, в котором государственные чиновники являются не просто нейтральными арбитрами, а самыми непосредственными участниками [общественной жизни]? В этом случае беспорядки, которые могут вызвать их беспокойство, являются народными восстаниями против тех, кто монополизировал богатство общества. Такая интерпретация оправданна, когда мы задумываемся об экономических интересах и социальном статусе творцов Конституции.

Приводя доводы в пользу большой республики как средства сохранения мира, Дж. Мэдисон в «Федералисте № 10» достаточно четко говорит о том, чей именно покой он хочет охранять: «…яростная пропаганда бумажных денег, вопли об отмене долгов, о равном распределении собственности и прочие недостойные и злоумышленные проекты будут куда менее способны поразить весь состав Союза, точно так же как подобные недуги скорее поразят отдельные районы и округа, нежели целый штат».