Из мещан - Голо Раймунд

Молодая девушка задрожала.

– Вы правы, задавая мне подобные вопросы! Но мои взгляды давно изменились! – смущенно сказала она.

– Разрешите поблагодарить вас за участие, проявленное вами к бедной Гедвиге!

– Благодарность не нужна тому, кто следовал влечению своего сердца! – грустно заметила Полина. – Не Гедвига искала моей дружбы, а я – ее! За это время она сделалась моим единственным утешением, потому что она поняла меня и делила со мной мое горе! Но разве Гедвига больше не вернется сюда?

– О, непременно! Вот вам письмо от г-жи Блендорф, в котором она сообщает вам, что как только представит нареченных нескольким семействам, Гедвига приедет сюда с женихом и бароном Рихардом.

– Я очень рада этому, потому что мы на зиму останемся здесь!

– Почему?

– Папа серьезно болен! Он упал с лошади на охоте и жизнь его до сих пор еще в опасности! У него повреждены легкие!

– О, тогда, конечно, лучше всего оставаться господину полковнику здесь! Полное выздоровление может начаться лишь с наступлением весны!

Лакей внес лампу, которую поставил на стол и удалился.

– Разрешите откланяться! – поднялся Геллиг. – Я слышал, что вы приказали оставить за мной мое прежнее помещение, и потому воспользуюсь вашей любезностью на несколько дней! Кроме того, я должен принести вам искреннюю благодарность за Дианку, у которой все четыре ноги по-прежнему бегают! – шутливо прибавил он.

– О, Дианка такая прелесть!

– И она не надоедала вам?

– Вы желаете мне напомнить о „той слабости“? – с грустной улыбкой спросила Полина.

– Нет, нет, что вы! – возразил Ганс. – Я только радуюсь вашей доброте!

Поклонившись, Геллиг вышел, пожелав спокойной ночи.

Полина быстро погасила свет и подошла к окну, следя за удаляющимся силуэтом, но Геллиг ни разу не оглянулся на окно, за которым она притаилась с сильно бьющимся сердцем.

Услышав его смех, когда он разговаривал с Антоном во дворе, девушка грустно улыбнулась. Он смеялся, а ей хотелось плакать.

Значит, его боль прошла, зато ее страдания увеличились во много раз. Когда любимый человек манил к себе ее сердце, она покорилась, но только на минуту! Гордость, самолюбие, все злые духи ее мятежной души были попраны, но не уничтожены, и вскоре заговорили с еще большей силой. Победа обратилась в унижение!

Геллиг тогда хотел сорвать еще не созревший плод, а теперь, когда плод был полностью созревшим, он не замечал его!

17.

Полина держала в руках шкатулку с инкрустациями, когда раздался стук в дверь. Она поспешила запрятать шкатулку в денежный шкаф и подошла к двери.

– Фрейлейн Полина, – сказала горничная, – вас просят сойти вниз, приехали барон фон Браатц с фрейлейн Гедвигой и ее женихом!

– Я сейчас приду! – ответила Полина.

Бросив быстрый взгляд в зеркало, молодая девушка спешным шагом проследовала в зал, где находились прибывшие.

Гедвига бросилась к ней на грудь, и они поцеловались.

– О, Полина, как я счастлива! – сияя, воскликнула Гедвига.

– Ты заслужила свое счастье и вполне достойна его, потому что сумела удержать его за собою! – серьезно заметила Полина, еще раз целуя невесту.

Затем она подошла к дяде Рихарду, который стоял рядом с Геллигом.

– Дорогой дядя, теперь у тебя есть прелестное дитя – Гедвига, но не забывай и меня! Ее теперь окружает всеобщая любовь, а у меня только ты один!

Вошел дворецкий и доложил, что кушать подано.

Когда все двинулись в столовую, причем больного полковника вела под руку Полина, барон Рихард тихо произнес, обращаясь к сыну:

– Ты же знаешь, что я люблю Полину, как мое родное дитя, почему же ты не разрешаешь поделиться с нею моим счастьем?

– Нет, нет, отец, потерпите еще немного, – просил Геллиг. – Мне необходимо, чтобы она еще считала меня мещанином!

Барон пожал плечами, но настаивать не стал.

За столом шел оживленный разговор, а после обеда мужчины удалились в комнату Геллига. Только Блендорф предпочел сигаре общество Сусанны, удалившейся с ним в гостиную.

Мужчины, опустившись в кресла, с удовольствием молчали, занятые пусканием колец дыма к потолку.

Альфред вертел на пальце кольцо, которое вдруг соскочило и упало к ногам Геллига.

Ганс нагнулся, поднял кольцо, взглянул на него и побледнел.

– Великий Боже! – простонал он. – Откуда у вас это кольцо? – спросил он Альфреда.

– Это кольцо дала мне Гедвига в обмен на мое! Оно принадлежало ее матери!

И Альфред поспешил рассказать историю кольца.

– Кто же виновник несчастья матери Гедвиги? – запинаясь, спросил барон Рихард.

– Герштейн… – ответил Альфред, помнивший разговор полковника с Гедвигой в доме пастора.

Старый барон в ужасе откинулся на спинку кресла, а Ганс прошептал:

– Вот оно что!… Ну, теперь мне все ясно. Скажи, отец, был Герштейн во время кражи в Диттерсгейме?

– Да! – беззвучно шевеля губами, ответил барон. – Он был в то время близок к разорению, к тому же проиграл значительную сумму в карты!

– Но его не подумали заподозрить? – с горечью спросил Геллиг.

– Нет! – поник головой барон Рихард. – Всем известная ревность твоей матери к Георгине показалась нам достаточным доказательством… Но каким образом попало письмо к Герштейну?

– Вот это я и постараюсь выяснить! – жестко произнес Ганс, вставая.

– Что ты хочешь делать?

– Свести счеты с Герштейном!

– Но разве я потерял право отомстить за поруганную честь своей жены?

Геллиг положил руку на плечо отца.

– Отомщена должна быть не баронесса фон Браатц-Диттерсгейм, а Леонора Геллиг! И это право на месть я не уступлю никому, даже тебе!

Старый барон глубоко вздохнул и молча последовал вместе с Альфредом за сыном. Приказав дворецкому доложить полковнику, мужчины остались в передней.

В это время Полина вместе с Гедвигой тоже вошли в переднюю. Заметив волнение на лицах мужчин, Полина удивленно сказала:

– Боже мой, что случилось?

– Не волнуйся, дитя мое! – поспешил ответить барон Рихард. – Геллигу необходимо серьезно поговорить с твоим отцом!

– Но папа нездоров, и его нельзя тревожить!

– Откладывать нельзя, ни в коем случае.

– В таком случае я пойду вместе с вами! – решительно заявила Полина.

– Нет, вы останетесь здесь! – твердо произнес Геллиг, и глаза его сверкнули! – При нашем разговоре не должно быть женщин!

С этими словами Ганс и барон Рихард ушли, оставив Полину в полном смятении и недоумении.

18.

Послеобеденный сон немного укрепил полковника, и он казался менее бледным. Увидев входивших Рихарда и Геллига, он предложил им сесть.

– Я чувствую себя хорошо и с удовольствием поболтаю с тобой, Рихард! – сказал полковник, стараясь казаться молодцом.

– Сейчас нам не до пустой болтовни, – резко произнес Геллиг. – Я предложу вам один вопрос, на который вы должны ответить, как честный человек!

– Спрашивайте! – гордо ответил полковник, свысока оглядывал молодого человека.

– Мать Гедвиги Мейнерт оставила дневник, из которого видно, что вы были близки, когда она еще была девушкой! Правда это?

Старый селадон самодовольно покрутил усы.

– Конечно, правда!… Девочка была красива, но слишком добродетельна и плаксива, и это надоело мне! Потом я слышал, что она вышла замуж за лесничего!

– Вы обменивались с нею кольцами?

– Ах, вам и это известно! – рассмеялся игриво полковник. – Видите ли, она была так романтична, что заставила меня заказать кольца!

– И оно сохранилось у вас?

– Что вы?… Если бы я хранил все сувениры женщин, так был бы завален ими по уши!

– Это оно? – спросил Геллиг, протягивая руку, на которой лежало кольцо.

– Да! Но как оно к вам попало?

– Оно закатилось между листами старого журнала, лежавшего в конверте, адресованном девице Паттенбург! – отчеканил Ганс.

Полковник пошатнулся, в глазах его выражался неподдельный ужас.

– В конверте, – продолжал неумолимо Геллиг, – было 5 тысяч талеров кредитными билетами, которые не дошли по своему назначению! Скажите, вы взяли деньги?

Полковник молчал…

– Герштейн, дни твои сочтены, так неужели ты и теперь не скажешь правды?… Из-за тебя сошла в преждевременную могилу моя несчастная жена, незаслуженно страдавшая от позора! Ты мог молчать долгие годы, но перед открытой могилой, прошу тебя, не лги.

– Да, деньги взял я… – хрипло пробормотал полковник, и тут же рассказал о том, как все случилось…

„Когда я проиграл большую сумму в карты, я был близок к самоубийству, как вдруг ко мне в комнату вошла горничная Тереза, с которой я сошелся во время пребывания в Дитерсгейме… Когда она вбежала ко мне, на груди ее виднелся пакет, который она прижимала руками. Я, шутя, выдернул этот пакет, на котором с удивлением прочел адрес девицы Паттенбург, с вложением пяти тысяч кредитными билетами.

В это время послышались голоса, и Тереза спряталась, боясь, что отец ее, садовник, разыскивает ее. Я запер Терезу в спальне, а сам стал рассматривать печать на конверте. И тут мне пришла в голову мысль, что эти деньги мне сейчас нужнее, чем девице Паттенбург. Искушение было настолько сильно, что я сломал печать, вытащил деньги, на место которых вложил старый журнал. Затем взял свежий сургуч, которым запечатал точно также: у меня лежал кнут Рихарда, на золотой пуговке которого было вырезано имя его!… Когда все было готово, я выпустил Терезу и отдал ей пакет. Она убежала, даже не взглянув на него…“