Обратная сторона войны - Александр Сладков

– Мой Саша в Грозном пропал. Без вести. В БМП попала граната. Никого не нашли. И в Ростове в холодильниках его тела нет. Я искала. Скорее всего, в плену, вот жду восьмой месяц. Может, объявится. Говорят, у Басаева он. Ездила, разговаривала – или обманывают, или его и там нет.

– А мой Андрей у Масхадова. Говорят, что там. Я не верю, что его убили. Тела нигде нет. Вот езжу, ищу.

– А мой Миша…

Для одних война – это слава. Для других – горе. А для этих матерей – горе, помноженное на бесконечность. И это горе проживет больше, чем слава.

Дискуссия

В октябре девяносто пятого я взмолился. Попросил помощи у Москвы. Ну не успевали мы освещать все события.

– Пришлите еще одну группу! У нас завал. Будут Правительство окучивать и всякие там гражданские вопросы. А мы войной займемся.

– Ладно, ждите.

И вот к нам в палатку ввалились трое обвешанных сумками телевизионщиков.

– Братья!!!

– Привет!!!

Корр – Олег Сафиуллин, кругленький крепыш. Веселый и отчаянный. Оператор – Слава Сысоев, очень похожий на актера Золотухина. В нем сосуществовали два качества: застенчивость и упрямство. Инженер – Ваня Малышев. Молодой, светловолосый, кудрявый. Это была его дебютная командировка. Вполне прекрасные ребята. Вадик уже суетился вокруг них.

– Что привезли вкусненького?

– Семь видов колбасы.

– И?!

– Сыр. И плавленый, и обычный.

– И???!!!

– Ах, да. Водки, вон, полная сумка.

– Молодцы!!!

Сели ужинать. Заодно и посовещаться.

– Распределим обязанности.

– А что, мы завтра в город, по министерствам пройдемся.

– А мы в горы.

Выпили, закусили. Я обвел рукой бытовой ландшафт: койки, брезентовые стены палатки, ржавая печка-буржуйка.

– Вот так живем. Уже считай год здесь болтаемся.

Оператор Слава посмотрел на меня с легким презрением.

– А что, плохо живете? Картинкой приторговываете.

Меня будто водой холодной облили. Многие не считали зазорным прежде своей редакции снятый материал в иностранное агентство отнести. За денежку. Я, копаясь в архивах «Вестей», часто видел наши материалы из Чечни, обозначенные как приобретенные у CNN. Это означало, что, приняв перегон у нас, какие-то дельцы на Яме переправляли его к западникам. А потом уже мои родные «Вести» их покупали за деньги.

И многие знали, что у меня есть пунктик: я картинкой не торгую. Принципиально. Считаю это предательством РТР, которое меня приютило.

– Что ты сказал?

Я все-таки надеялся, что ослышался. Но Славка впялил в меня свои голубые глаза с провисшими нижними веками.

– Торгуете материалом.

Я даже не бил его. Просто со всей силы толкнул пятерней в лицо. Он улетел в дальний угол палатки. Вскочил Сафиуллин:

– Ты что делаешь?!

– А ты ударь меня!

Сафиуллина не пришлось просить дважды. Он ударил, я тут же ответил. Через секунду мы уже активно дрались. Остальные шарахнулись в стороны. Я не предпочитаю в таких случаях фехтовать. Чем быстрее уложишь оппонента на пол ринга, тем лучше. А растягивать удовольствие – себе дороже. Синяки, ссадины, или еще зуб выбьют. Но по Сафиуллину я никак не мог хорошенько попасть. Мы уже обменивались ударами, стоя в центре палатки. Постепенно я стал понимать, это же не кабацкая свалка. Мы типично работаем в паре. Есть такой термин в боксе. Эге, друг, да ты коллега! Я дважды подставил ладонь под его прямую правую, понимая, что он норовит провести кросс через мою переднюю руку. И сделал шаг назад.

– Все-все! Олег! Брейк!

Сафиуллин остановился. Все снова расселись вокруг стола. Разговор не клеился. Вадик Андреев глубокомысленно пропел:

– Да…

Я подхватил:

– Олег, уйми своего оператора. Несет ахинею.

Сафиуллин взвился:

– Хочешь, я тебя кружкой ударю?!

В его руке была большая алюминиевая кружка граммов на пятьсот. Он держал ее, как кастет. Я подставил лоб.

– Бей!

Он ударил, и началась свалка. Нас растаскивали. Сгоряча я выбил Кукушкину зуб, чтоб не лез. Пришедшие с работы журналисты, квартировавшие в нашей палатке, тоже пытались разнять. В суете кто-то из нас ногой разъединил штекера проводов, и свет в палатке погас. Но боевые действия продолжались. Когда ток восстановили, я обнаружил, что бью Серегу Тетерина из «МК». Опять сели за стол. История продолжалась всю ночь. Пили и дрались. Не все, только мы с Сафиуллиным. Уставая, мы входили в клинч, вступая в ближний бой. Он упирался своей большой головой в мою грудь, я придерживал ее подбородком. Одновременно мы наносили друг другу удары в туловище и боковые в голову.

В конце концов я сломал Сафиуллину нос, вызвали комендантскую службу, и меня прикрутили проволокой к собственной кровати.

Утром мне было стыдно. Это Олег Сафиуллин, однажды он спас большую группу коллег, которых боевики заманили в горы якобы для интервью с Дудаевым. Выбил ворота чеченского двора «Волгой», и все рванули за ним.

Это Сафиуллин педантично выполнял задания редакции в Косове, переходил линию фронта и обратно, от сербов к албанцам, пока не расстреляли его водителя. Это Сафиуллин, презрев опасности, жил в частном доме Грозного у простого водителя, куда по ночам стучались боевики.

– Эй, водила, ну продай хоть одного русского!

И только увидев за стеклом автомат, уходили.

– Олег, ну прости…

Он гундосил в ответ.

– Да пошел ты.

Не позавтракав, наши друзья собрали вещи и переехали в город. Я захотел поправить здоровье и уже стоял перед столом с наполненным минометным колпачком, как в палатку зашел начальник штаба группировки генерал Скобелев. Я понял. Сейчас меня будут выгонять. Не зная, как защищаться, я совершенно по-детски сказал:

– Дядя Женя, не надо меня выгонять. Мне некуда идти.

Он замахал руками:

– Нет-нет, я только зашел посмотреть, как вы тут живете.

Генерал Скобелев, к большому сожалению, вскоре погиб. А дискуссия по поводу продажи картинки, проведенная нами и нашими коллегами на Ханкале, постепенно забылась.

Чеченский Квакин

В декабре девяносто пятого Салман Радуев со своей бандой захватил Гудермес, второй по величине город Чечни. Бывший комсомольский деятель, позже зять Джохара Дудаева, теперь искал случая отличиться в бою.

Гудермес стал для нас проблемой. Сведений в группировке нам не давали. Несколько раз мы пытались прорваться в него и «лосиными тропами», и по шоссе – бесполезно. Город плотно окружили военные и милиционеры. Нам оставалось снимать вокруг да около. Москва недоумевала.

– Вы что, не можете проехать?

– Ну не получается.

– Да как не получается! Вон, Первый канал показывает вовсю.

Действительно, показывает. Наши дачи, что под боком у Ханкалы. Там один умник, их корреспондент, организовал спецназ внутренних войск, и бойцы ему устраивают шапито. Перебегают по развалинам, прячутся в кустах. Оператор снимает это дело на пленку, а корреспондент передает в Москву, выдавая все за реальность. А мы все кружимся вокруг Гудермеса. В штаб не пробраться. Там Трошев. Вмиг бы договорились, чтоб пропустили. А Москва настаивает.

– Ну, где картинка Гудермеса?

– Стараемся…

– Да вы не старайтесь. Снимите и все. Вон Первый кана…

– Да понятно! Слышали уже!

Надо что-то делать, а то запишут в корреспонденты-импотенты. А это нежелательно. Пока за нами сохраняется реноме кудесников. Надо соответствовать.

– Фукс!

Наш водитель Вадим, которого мы прозвали Фукс за схожесть с одноименным персонажем мультика «Капитан Врунгель», – он молчун. Я знаю, если он хорошенько захочет, то завезет нас в Гудермес.

– Вадя, надо. Надо позарез.

Фукс вздохнул глубоко, и мы поехали. Сначала по шоссе. Потом тряслись какими-то тропами и наконец оказались в городе. Он стоял пустой, как после удара нейтронной бомбой. Здания целы, а людей нет. Ни военных, ни боевиков.

– Куда рулить?

– Давай поближе к комендатуре. Смотри, аккуратнее, там, говорят, наши отстреливаются.

– А где она?

– Да кто ж ее знает.

В Гудермесе была тишина. Мы колесили по улицам. Выходили из машины, снимали. Надо же, и спросить в камеру, как, мол, дела, и то не у кого. Мы повернули домой. Вдруг впереди, метрах в пятидесяти, я увидел мальчишку лет двенадцати. Он стоял у частного дома рядом со сгоревшей легковой машиной и целился в нас из «Мухи». Тубус гранатомета лежал на плече, а сам подросток, зажмурив правый глаз, припал к зеленой трубе. Мне стало нехорошо. Я вспомнил наш подъезд в Люберцах. Сломанный лифт. Представил, как я волоку детскую коляску дочери по лестнице на пятнадцатый этаж.

Звоню. Мне открывают дверь…

– Что он там держит?

Фукс надавил на тормоз.

– «Муху».

Я сглотнул. Мы стояли, хотя надо бы рвануть в сторону, попытаться спастись. До гранатометчика оставалось метров двадцать. Но мальчик вдруг отбросил в сторону тубус, всплеснул руками, изображая взрыв, засмеялся и убежал во двор.

– Фукс вытер лоб.

– Долбаный тимуровец…