Алистер (СИ) - "Гори Вива"

Она нахмурилась в неудовлетворении.

— Ты почти со мной не разговариваешь и избегаешь в собственном доме. Ты поставил пароль на телефоне и теперь каждый вечер переписываешься с кем-то, а я не в курсе, женщина это или мужчина. Ты скрываешь от меня измену, признавайся!

— Лотта, повторяю: я устал. Дай мне время на отдых. Я не смогу разговаривать с тобой в таком же тоне через минуту или две. Пойми.

— Нет! Я верна тебе, а ты не признаёшь кольца у себя на пальце! Хоть раз бы вспомнил обо мне в кровати любовницы!

— Ты неправильно поняла. Я подружился с новичком у нас в роте. Он хороший парень, а меня только отпустили домой.

— Ещё хуже, — глаза Шарлотт заметались по спальне, она неосознанно приложила к губам пальцы, выводя свои подозрения одним выражением лица. Жак отлично разбирал, что на уме его жены.

Как же не хочется продолжать этот фарс, не стоящий ни франка.

— Побереги нервы, — тихо выпалил Жак.

— Как ты можешь…

— Моя мама попросила сделать фото по прибытии домой. Она в больнице. Давай забудем на сегодня. Можешь завтра мне мозги выносить.

— Любимый. Чай заварился.

Я побрёл на кухню, осознавая, что эти фотографии помогут мне лишь наполовину, потому что в них не будет показана смерть Жака. Насколько я понял, он уехал давно и так же долго не возвращался. Получается, если ориентироваться по времени года на снимке, где Жак общается с другом, примерно два месяца впустую она провела, мечтая снова увидеться с мужем после сообщения о его кончине.

И вывод я могу сделать один: Шарлотт не может больше терпеть и покончит с жизнью самоубийством.

Есть крохотное предположение, что я, встав на место Жака, предотвращу её сентиментальную погибель, но уже убедился, что простому Проводнику — хоть и Зрячему — не сломать систему. Я очень хорошо в этом убедился на примере прошлого клиента. Не понимаю, зачем я набил голову такой ерундой…

Раз я здесь появился, значит, должен помочь этой несчастной. В конце концов, от работы не убежишь. И, как ни странно, я её почему-то люблю.

Её смерть, скорее всего, будет течь по обычному сценарию: не выдержит, попрощается и схватит нож. Оружие пусть выбирает на любой вкус и цвет — я не посчитаю Шарлотт настоящей потерей.

Тем временем она разлила чай по кружкам и указала мне на стул, я сел. Лицо её светилось от счастья. Её тоже можно понять: слепая вера.

— Жак, ты не представляешь, что мне говорили твои друзья. «Жак умер, Жак умер», «Его больше нет» и прочую чепуху мне на уши вешали. Я не слушала их, но немного заволновалась, потому что ты с ними не возвратился. Я отрицала, а они хватали мне за плечи и трясли! Извини, но они у тебя грубияны.

— Есть такое, — неоднозначно согласился я.

Я уже представляю, какое сумасшедшее выражение лица у неё тогда проявилось. Товарищи приняли её за сбрендившую и оказались бы правы.

— А что ты не пьёшь? Он крепкий, как ты любишь.

— Я перелюбил чай. Он мне напоминает реку, через которую мы пробирались. Там лежали десятки трупов животных. Такой же цвет, но мутный.

— Боже…

— Я пока не буду есть. Не хочу.

— Хорошо. Тогда… Чего ты хочешь?

— Побыть вдвоём.

Но должной реакции я не добился. Шарлотт отчего-то опустила глаза на колени, а затем отвернулась, будто и нет рядом с ней никого. Я поспешил её утешить:

— Лотта, я просто…

— Скажи мне наконец, что не этого ты хочешь на самом деле.

— Лотта, мне нужно сказать тебе кое-что очень важное. Не думай, пожалуйста, ни о чём, пока слушаешь меня. Прими как есть. Я не умер, но ты вскоре…

— Что, любимый? — не вытерпела она.

— Вскоре ты умрёшь. Ровно через день. — Я от себя прихожу в шок каждый раз, при каких обстоятельствах приходиться произносить такое.

Шарлотт склонила голову над плечом, не разобравшись, что ей надо чувствовать при этой новости. Побегала глазами то туда, то сюда.

Я немного не догнал и принялся исправлять ситуацию. Господи, люди, вы все такие неоднозначные? Встал рядом с ней и взял её руки, погрубевшие за месяцы без мужчины в доме.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Твои товарищи пришли, а ты нет. Я думала о многом и вспоминала не самые приятные моменты в нашей с тобой совместной жизни. Они могли тебя покрывать, и плевала я на якобы твой гроб на городском кладбище. Ты не умер, для меня это было ясно как день. Но что же ты тогда делал? Где прятался?

— Лотта, ты прослушала меня? — с недоверием напомнил я.

— Нет, ты что. Я слушаю, я всегда тебя слушаю.

— И ты не расстроилась?

— Ответь, это твоя дурацкая отговорка? Ты так оправдываешь себя? Зачем мне умирать, когда мы наконец воссоединились?

— Что?..

Я прекрасно догадываюсь, о чём она.

— Предупреждаю, я не брошу тебя ни при каких обстоятельствах. Не стоит пугаться этих слов.

А истинный я сомневаюсь в этом. Какую же я несу чушь. Будь я на месте…

— Мне хватит лишь одного твоего признания, и я отстану. Ты был… с ней?

— С кем? — я выразил в своих чертах сомнение.

— С Мари, — Шарлотт тяжело выдохнула, будто держала это имя в подкорке сознания и гнобила эту женщину каждый раз, когда вспоминала о любимом. — Что, не помнишь? Подозрительно, она ведь твоя сестра. Ты точно должен помнить хотя бы её.

— Лотта, так ты решила, что я встречался со своей сестрой, будучи женатым? Это звучит омерзительно. Я бы никогда… с собственной сестрой. Ты подумала вообще перед тем, как мне это сказать? Я люблю тебя и ни на кого не променяю. И говорю, раз в прошлом ты пропускала это мимо ушей: я тебе не изменял. Это истинная правда. Только ты есть в моей жизни.

Именно сейчас заостряем внимание на то, что я предупредил клиента о смерти. Верит не верит — его личное дело. Я со своим справился и не буду доказывать ей обратное. Выбор каждого — готовиться ли ему к своему концу или же нет. Она свой сделала.

— Я тоже тебя люблю, — поникши сказала она. — И, раз всё равно ты сегодня вернулся домой, то я обо всём забуду. Хорошо, не будем о плохом. Я согласна.

— Ты мне не веришь? — я почему-то сильно удивлён.

— К чему это всё? Я сказала, забудем, и, прошу, выполни мою просьбу.

Я отпустил её холодные руки и посмотрел на свои — перчатки были сейчас на мне. Снимать их я остерегаюсь в начале и конце задания, посему не стану рисковать. Я сел обратно на место.

Голос её не дрогнул и не выдавал неприятных ноток. Ей точно не нравилось, что происходит у неё в голове: эта измена с сестрой, обвинения, конец военных действий… Слишком много взвалилось на женщину, которая и не заслужила этого всего вовсе, даже если убрать из списка всё связанное с мужем.

И почему же я исключаю её вину и готов утверждать, что она не заслужила для себя подобной судьбы? Да потому что Проводники ходят исключительно к тем людям, которые удостоились нашего прихода. Звучит громко — да, пафосно! — скорее всего. Но если бы Проводники появлялись всем людям, которые так или иначе умрут в муках — неважно каких, — то нас бы не хватило на весь земной шар. Муки — вещь неопределённая для каждого живого. Это как сорт шоколада — на вкус и цвет для всех различен и любим. И схватив все эти определения, получится столько же вариаций, сколько людей всего, поэтому мы и не помогаем всякому встречному.

Но не всякий чего-то достоин. С заслугами уже намного трудней, соответственно, живых куда меньше, по чью душу ходят мои многоуважаемые коллеги. Иначе наше количество приближалось бы к человеческому, а это не есть хорошо.

Итак, о чём это я… Она мне не верит на слово, но любит, и поэтому просит забыть. В Тихом мире у всех всё сложно, так что я продолжу докапываться до правды, как и обычно этим занимаюсь изо дня на день.

— Похоже, я не разбудила Банжамин. И хорошо. Но она же должна узнать радостную новость!

Я коротко кивнул ей в ответ, но она не унималась, и потом я понял почему.

— Дочь же родная. Она ведь всегда крепко спит. В школу её не поднимешь.