Шагай! (СИ) - Петерсон Хельга

  Проскакав по ступенькам на второй этаж, Эмма пробежала по тёмному коридору и остановилась возле двери с латунными цифрами «двести десять», прибитыми к деревянному полотну. Зажала бумажный пакет в зубах, подняла кулак и стукнула два раза. Сильно. Дверь сотряслась. Может и не стоило так стараться, но раздражение было готово хлестнуть через край. Снова перехватив пакет, Эмма принялась ждать. Лучше взять себя в руки и проявить сухой профессионализм. Как и раньше. Будто не было вчерашнего вечера. Вручить Рейнеру завтрак, потребовать в рекордные сроки одеться, затолкать в себя еду и спуститься вниз.

И удалиться. С прямой спиной и расправленными плечами.

Дверь никто не открывал. Эмма нервно цокнула языком, снова занесла кулак прямо с зажатым в нём краем пакета, и стукнула еще раз. Из номера послышались быстрые шаги. Замок щёлкнул, дверь немного отошла от косяка, приоткрывая небольшой проём. Шаги стремительно удалились в обратном направлении.

Ну и что бы это значило?

Эмма несмело отодвинула носком ботинка дверное полотно и просочилась внутрь. Остановилась за порогом. Что делать дальше? Комната была пуста. Шторы растянуты в стороны, яркое солнце освещало двуспальную кровать, которая выглядела так, будто в ней шла война. Поверх скомканного одеяла валялась чёрная водолазка. На полу лежал расстёгнутый баул. Из распахнутой двери в ванную доносился плеск воды.

Эмма сделала шаг по комнате, поставила бумажный пакет на тумбу.

— Рейнер? — окликнула она, глядя на светящийся искусственным светом дверной проём.

Она ждала, что он как-то откликнется, но вместо этого худощавая, крепкая мужская фигура заполнила собой пространство. Брент выскочил из ванной наскоро вытирая полотенцем лицо и не глядя на Эмму.

— Я знаю, я проспал, — выпалил он, метнувшись к кровати и швырнув на неё полотенце.

Эмма застыла. Она честно собиралась оставаться холодной и сдержанной, но это сложно, когда перед тобой останавливается полуголое мужское тело. С каплями воды, стекающими по жилистой шее; со светлой порослью на широкой груди; с красиво расчерченным животом. Пуговица джинсов была расстёгнута. Чёткие ключицы отделяли шею от грудной клетки.

Ситуация до смешного повторялась.

— Прости, я не хотел, — продолжил Брент, не глядя на Эмму. Он склонился к кровати и схватил с неё водолазку. – Это всё из-за детей.

— Э-э… — протянула Эмма (как психически больная, не хватало только стекающей изо рта слюны). – Из-за детей? – глупо переспросила она.

— Да, они живут за стенкой, — Брент развёл руки в стороны в жесте безысходности и только сейчас посмотрел на Эмму.

Он так и не побрился. Впалые щёки обрастали всё больше, но это нельзя назвать минусом. Эмма откашлялась.

— И в чём связь? – спросила она, стараясь смотреть исключительно на худое лицо с немного орлиным носом.

Брент уронил разведенные руки, хлопнув себя по бедрам. Водолазка повисла в пальцах. Он забыл, что собирался одеться.

— Серьёзно? – на его лице проступило выражение страдальца. – Я должен объяснять?

Или сегодня магнитные бури, или Эмма вдруг отупела, но она не улавливала, к чему он клонит.

— Да, вообще-то, да.

Рейнер забросил свободную руку за голову и взъерошил выгоревший на солнце затылок. Кожа натянулась на рёбрах… И вовсе Эмма туда не пялилась. Во всём виновато периферическое зрение.

— Они провели ночь очень… э-эм... громко, — сообщил Брент.

Как жаль, что на улице такое яркое солнце. Ничто не скрывало того, как запылали щёки Эммы.

— Боже…

— Ага.

Брент наконец вспомнил про водолазку. Растянул её, двумя рывками продел руки в рукава и забросил ткань на голову.

— Начали они примерно в час, — послышалось из недр чёрной лайкры. — И закончили около пяти, — русая голова появилась из горловины.

— Не-ет, — протянула Эмма.

— Да.

Эмма секунду с недоверием смотрела в серые глаза. Мужчина был серьезен. Абсолютно. И эта серьезность никак не вязалась с полученной только что информацией. Итак, малыши всю ночь развлекались, не давая спать соседям, но при этом сами успели выспаться и подняться с постели вовремя. Эмма прикусила нижнюю губу, попытавшись сдержать смех, но этого было мало. В следующее мгновение она уже громко хохотала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тебе смешно? – вскинул брови Брент.

Сил на ответ она не нашла. Просто кивнула, продолжая смеяться. На лице Рейнера мелькнула ухмылка.

— Это было нечто. Не представляю, откуда у этого пацана столько сил…

— Ему восемнадцать, — выдавила Эмма, стараясь задушить новую волну.

— Восемнадцать – это отстойный возраст! Почему я не был таким в восемнадцать?

— Ты завидуешь Колину?

Брент поморщился.

— Я несколько месяцев живу в компании одного только кота. Да, я завидую Колину.

Эмма скривила притворно-сочувственную гримасу.

— Бедняга, — всё еще посмеиваясь, сказала она. — И тем не менее, мальчик и девочка спустились к завтраку вовремя

— Как ты и сказала, им восемнадцать.

Действительно. Никогда организм не восстанавливается так быстро, как в восемнадцать. Эмма всхлипнула последний раз и замолчала. Неожиданно тема исчерпала себя. Что ж, по крайней мере, Брент не напился в баре, и проспал по уважительной причине. Это можно простить. Если, конечно, ему вообще нужно её прощение.

Смех угас, и в комнате стало как-то тихо. А вместе с тишиной к Эмме пришло осознание, что она находится в гостиничном номере, снятом одиноким мужчиной, а сам мужчина стоит здесь же. И пару минут назад он был почти раздет. От этой мысли стало жарко.

— Это кофе? – заговорил Рейнер, указав взглядом на всё еще зажатый в руках Эммы стаканчик.

Чёрт, точно. Она же пришла по делу. Брент пересёк комнату и остановился совсем рядом с Эммой. Его глаза больше не улыбались. Стали внимательными, пристально вглядывающимися. Эмма поспешно протянула напиток, чтобы хоть как-то отгородиться от очередного вторжения в личное пространство.

— Да-а… – неуверенно протянула она. – Я купила тебе завтрак, – обернулась к тумбе и указала подбородком на бумажный пакет. – Чтобы ты быстрее был готов к выходу.

Брент поднял руку и перехватил стаканчик.

— Надо же… Спасибо.

Его пальцы коснулись пальцев Эммы. Ожидаемо, человек же должен был наконец забрать свой напиток. Однако это прикосновение обожгло кожу. Он не отдёрнул руку. А она замерла, прислушиваясь к теплу, просачивающемуся из его пальцев в её. Так продолжалось несколько секунд. Чужие люди не прикасаются друг к другу так долго.

— Я пойду, — выпалила Эмма, выпуская стакан из рук и отступая на шаг. – Жду внизу. Не задерживайся.

Брент шевельнулся. Поднёс стаканчик к губам и осторожно пригубил напиток из «носика». Серые глаза пристально следили поверх его края за тем, как Эмма пятится к двери.

— Как скажешь, маршал, — кивнул Рейнер.

Вот это прозвучало уже более буднично. Эмма кивнула в ответ, просочилась за дверь и тихо прикрыла её за собой. Нельзя сближаться с людьми в походах. Нельзя-нельзя-нельзя. Все эти туристические отношения – однодневки. Зато боль после них не проходит еще очень долго.

* * *

Ветер гнал облака по небу. За полдня дождь набегал четыре раза, обрушивался на головы, но как только туристы доставали дождевики, туча улетала прочь, и солнце почти пекло в затылки в капюшонах. Вода в озере Талла шла рябью от порывов ветра. Само озеро развернулось неплохим препятствием на пути, и требовало обхода по одному из берегов. Эмма выбрала левый. Так дорога казалась немного короче.

Эмма не всегда ходила этим конкретным маршрутом. Уэст Хайленд Уэй – это не одна тропа. Это сеть троп, которые так или иначе выводят людей в какие-то конкретные точки, но тем не менее люди сами выбирают, куда им повернуть. В общем-то, как и в жизни в целом. Иногда тропа идёт прямо рядом с автодорогой, иногда углубляется в леса и поля. Озеро Талла Эмма всегда обходила по левому берегу. По правому шла трасса, и с этим отрезком пути были связаны не слишком приятные воспоминания.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})