Война Чарли Уилсона - Крайл Джордж

Следующие девять лет они совместно работали над нескончаемыми инициативами для Комиссии по ассигнованиям. Уилсон постоянно держал Рафиаха в курсе дела, и им удалось выбить еще больше средств для Израиля из подкомиссии по распределению зарубежной помощи. Между тем Уилсон завязал дружеские отношения и с женой Цви. Когда Рафиах уехал из Вашингтона, чтобы занять должность в крупнейшей оборонной компании Израиля, Israeli Military Industries (IMI), Уилсон продолжал помогать ему. Он убедил Пентагон приобрести у IMI специальную базуку «для вскрытия бункеров» и с тех пор почти ежегодно преподносил Рафиаху и Израилю какой-нибудь новый подарок от Конгресса США.

Конгрессмены обычно обращаются в американское посольство для организации своих визитов в зарубежные страны и встреч с иностранными правительственными чиновниками. Но в Израиле Рафиах всегда брал на себя заботу о составлении графика встреч для Уилсона. Он понимал, что конгрессмену необходимо сочетать бизнес с развлечениями, поэтому на всех встречах с влиятельными людьми устраивались приемы и обеды с участием известных ученых, музыкантов, художников и писателей.

Уилсон мог говорить Рафиаху такие вещи, которые он не говорил никому другому. В тот вечер за обедом в Иерусалиме он поделился своими чувствами по поводу резни в Сабре и Шатиле и страданий тех, кто остался в живых. Судя по реакции бывшего дипломата, в случившемся нельзя было винить всю страну. Уилсон ощущал искреннее расстройство своего друга. По заверению Рафиаха, многие здравомыслящие израильтяне тоже пришли в ужас от произошедшего в окрестностях Бейрута.

Уилсон был профессиональным политиком. Такие люди не бегут к репортерам и без крайней необходимости не заводят непримиримых врагов из таких бывших друзей, как израильтяне. На первый взгляд, он вел себя так, словно ничего не изменилось. Он совершил все запланированные встречи в IMI и провел переговоры с министром обороны о проекте израильского истребителя «Лави». Но в посольстве США он наорал на посла Сэма Льюиса, когда тот попытался оправдать события в Сабре и Шатиле с израильской точки зрения. Раньше Уилсону нравились аргументы Льюиса, но теперь его глубоко возмущал тот факт, что посол США строит себе дом в Израиле, где будет жить после выхода на пенсию. Ему казалось, что Льюис наполовину превратился в израильского агента.

Конгрессмен чувствовал себя преданным и одураченным. «Я так и не оправился от этого, но не хотел поднимать большой шум. Мои отношения с Израилем имели слишком долгую и глубокую историю». В следующие месяцы и годы Уилсон все-таки смог обеспечить финансирование для проекта «Лави». Но тогда, в октябре 1982 года, он распрощался со своими друзьями в Тель-Авиве с тяжким ощущением, что его отношение к Израилю необратимо изменилось. «Я эмоционально отстранился от своих бывших пристрастий. Утрата иллюзий по поводу первой любви — это страшное дело».

Последняя часть поездки Уилсона проходила через одну из стран, к которым Израиль относился с наибольшим подозрением. Для израильтян пакистанский диктатор Зия уль-Хак не являлся такой же демонической фигурой, как Саддам Хусейн, но недалеко ушел от него. Пилоты ВВС Пакистана летали на перехватчиках большинства стран Персидского залива, наемная пакистанская дивизия служила в армии Саудовской Аравии, но хуже всего, диктатор вел секретные работы по созданию «исламской бомбы».

Мысль о том, что Зия уль-Хак и афганцы могут заменить Израиль в центре «мировой драмы» Уилсона, никогда не возникала у конгрессмена. Но теперь он возвращался в страну, пленившую его двадцать лет назад, когда корабль, где служил молодой офицер ВМС, бросил якорь в порту Карачи. Он ожидал увидеть очень отсталый народ, но в своем письме домой утверждал, что пакистанские моряки лучше подготовлены, чем их американские коллеги; их суда блистают чистотой, офицеры любезны, и все настроены проамерикански. Единственным недостатком была недоступность пакистанских девушек, о чем он тоже упомянул в письме:

«Я видел парочку сногсшибательных красоток, но местный обычай не позволяет знакомиться с ними. Сами девушки — настоящие классические красавицы, средоточие грации и женственности. Захватывающее зрелище. Впрочем, достаточно о милых пакистанских дамах. В каждой части света есть свои красавицы, и может быть, я просто слишком падок на их чары».

У Уилсона была еще одна причина для благосклонного отношения к Пакистану. Он никогда не любил Индию, а Индия и Пакистан являются кровными врагами. Этот предрассудок существовал у конгрессмена на почти инстинктивном уровне. Ему не нравилось, как ходят индийцы, как они говорят или держат голову. Кроме того, он считал их лицемерами, которые заявляют о своем нейтралитете, а сами десятилетиями тесно примыкают к советскому лагерю.

Такие соображения звучали музыкой для слуха пакистанских военных, уже имевших основания считать этого конгрессмена своим другом. В1971 году, незадолго до избрания Уилсона в Конгресс, индийская армия, снаряженная советским оружием, вторглась в Пакистан и нанесла ему поражение в Бангладешской войне. В 1973 году, когда Уилсон принес должностную присягу, индийцы все еще держали 91 000 пакистанских пленных в чудовищных условиях. Элегантный бывший генерал Якуб-Хан, который тогда был послом Пакистана в Вашингтоне, отчаянно стучался в двери конгрессменов и сенаторов из Комиссии по международным отношениям, пытаясь заручиться хотя чьей-нибудь помощью. Откликнулся только Чарли Уилсон, который сразу же выступил в Конгрессе с инициативой осудить Индию и оказать давление на Госдепартамент, чтобы потребовать освобождения пленников на государственном уровне. Когда индийцы наконец выпустили пленных, Якуб-Хан отдал должное усилиям Уилсона и направил в Вашингтон делегацию жен бывших заключенных с благодарственным посланием.

Пакистанский посол пришел к выводу, что сотрудничество с Уилсоном сулит многообещающие перспективы, и решил оказать ему самый теплый прием. Будущий министр иностранных дел старался собрать в Америке побольше друзей, которые в один прекрасный день встанут на поддержку его страны. Хитроумный Якуб-Хан также выбрал Джоанну Херринг на должность почетного консула Пакистана в Хьюстоне. Джоанна и Уилсон познакомились на одном из его великосветских обедов в честь конгрессмена. Эти семена, заложенные генералом и дипломатом в начале 1970-х годов, наконец взошли почти через десять лет, когда самолет Уилсона совершил посадку в Карачи.

* * *

В конце 1982 года, когда конгрессмен выполнил свое обещание Джоанне Херринг и прилетел в Пакистан, дела там обстояли невесело. Моджахеды уже почти три года сражались с Советской армией. Около 2,7 миллиона афганцев прошли мучительный путь через горы и нашли убежище в соседней мусульманской стране. Они до сих прибывали по несколько тысяч в месяц, создавая огромные, обнесенные стенами города из глинобитных хижин. Более 1/5 населения Афганистана сосредоточилось в северо-западной пограничной провинции Пакистана. Тогда Уилсон не вполне сознавал это, но зона афганских беженцев стала настоящей линией фронта в последней битве холодной войны.

Главный закон современной партизанской войны гласит, что ни одно повстанческое движение не может выжить, если у его бойцов нет надежного убежища. Вьетконговцы опирались на Камбоджу и Северный Вьетнам. Никарагуанские «контрас», финансируемые ЦРУ, большую часть времени проводили в лагерях на границе Гондураса. Никакие партизанские формирования не имели шансов выжить в самом Афганистане после того, как СССР ввел в страну стотысячную армию при поддержке танков и спутников, бомбардировщиков МИГ и боевых вертолетов. Без Пакистана о продолжительном сопротивлении не могло быть и речи. Именно в Пакистане афганцы устраивали свои базовые лагеря, получали оружие и боевую подготовку от ЦРУ и снова уходили сражаться через границу. Советы знали об этом и угрожали Зие уль-Хаку с двух фронтов: они наращивали индийскую военную группировку на восточном фланге Пакистана и начали наносить удары по базам моджахедов через западную границу.