Сельский священник - Оноре Бальзак

Госпожа Граслен внезапно остановилась: мысль ее была поражена словами кюре, сердце тронуто его убежденностью, чувства ее пробудились от звука этого ангельского голоса. Кюре поднял руку и указал вдаль. Вероника посмотрела на лес.

— Не находите ли вы в картине этого леса смутное сходство с общественной жизнью? У каждого своя судьба! Сколько неравенства в этой массе деревьев! Самым высоким не хватает перегноя и воды, они умирают первыми!

— Это оттого, что нож женщины, собирающей дрова, пощадил их молодость, — с горечью сказала Вероника.

— Не впадайте больше в подобные чувства, — мягким голосом, но строго возразил кюре. — Несчастье этого леса в том, что его не вырубают. Видите ли вы, какое странное явление происходит в этой массе деревьев?

Вероника, которой были непонятны особенности лесной природы, послушно остановила взгляд на деревьях леса, а потом кротко перевела его на кюре.

— Не замечаете ли вы полосы совершенно зеленых деревьев? — спросил он, догадавшись по этому взгляду о полном неведении Вероники.

— Ах, верно! — воскликнула она. — Почему это?

— Там, — сказал кюре, — заложено богатство Монтеньяка и ваше, огромное богатство, на которое я указал господину Граслену. Вы видите долины трех ручьев, воды которых впадают в поток Габу. Этот поток отделяет монтеньякский лес от соседней с нами общины. В сентябре и в октябре русло потока пересыхает вовсе, но в ноябре он многоводен. Воды его, приток которых можно легко умножить, произведя необходимые работы в лесу и собрав воедино даже самые мелкие ручейки, воды эти пропадают без пользы. Но постройте в долине потока, между двумя холмами, одну или две плотины, чтобы задержать и сберечь воду, — как сделал это Рике в Сен-Ферреоле, где созданы огромные водоемы для снабжения Лангедокского канала, — и вы оживите эту бесплодную равнину, разумно распределяя воду при помощи снабженных шлюзами отводных каналов и производя поливку в самое полезное для этих земель время, причем избыток воды всегда можно будет направить в нашу речушку. Вдоль всех каналов вы посадите прекрасные тополя и будете разводить скот в прекраснейших лугах. Что такое трава? Вода и солнце. В равнине достаточно земли для укоренения злаков; вместе с водой появится роса, которая удобрит почву, а тополя, всасывая влагу, задержат туманы, питательные вещества которых будут поглощаться всеми растениями, — в этом секрет прекрасной растительности всех долин. И вы увидите однажды жизнь, радость и веселье там, где царит молчание, где угнетает вас мрачная бесплодность. Разве не возвышенна такая молитва? Разве не лучше заполнить свой досуг трудом, нежели скорбными сетованиями?

Вероника сжала руку священника и произнесла лишь несколько слов, но то были великие слова:

— Я это сделаю, сударь!

— Вы поняли величие этого дела, — возразил он, — но не сможете выполнить его. Ни вы, ни я не обладаем необходимыми познаниями, чтобы осуществить замысел, который мог прийти на ум каждому, но несет в себе трудности непреодолимые; и хотя препятствия эти просты и почти незаметны, они требуют точных распоряжений науки. Ищите же с сегодняшнего дня те человеческие орудия, которые помогут вам получить через двенадцать лет шесть или семь тысяч луидоров ренты с шести тысяч арпанов возрожденной вами земли. Когда-нибудь эта работа сделает Монтеньяк самой богатой коммуной департамента. Сейчас леса не приносят вам ничего. Но рано или поздно предприниматели найдут эти великолепные деревья, эти накопленные временем сокровища, единственные сокровища, в производстве которых человек не может ни поторопить, ни заменить природу. Быть может, впоследствии государство проложит пути сообщения к этому лесу, который понадобится для его флота, но оно подождет, пока удесятерившееся население Монтеньяка потребует его покровительства, ибо государство подобно фортуне: оно дает лишь богатым. Земля эта станет со временем прекраснейшей во Франции. Она станет гордостью ваших внуков, и замок, пожалуй, им покажется жалким по сравнению с их доходами.

— Вот будущее, которому я отдам мою жизнь, — сказала Вероника.

— Подобный труд может искупить любую вину, — ответил кюре.

И увидев, что его поняли, он попытался нанести последний удар, обратившись к уму этой женщины: он угадал, что к ее сердцу ведет ум, меж тем, как у других женщин путь к уму лежит через сердце.

— Знаете ли вы, — сказал он, помолчав, — в чем ваше заблуждение?

Она робко взглянула на него.

— Сейчас ваше раскаяние вызвано лишь чувством понесенного поражения, и это ужасно; это отчаяние сатаны; так, вероятно, каялись грешники до пришествия Иисуса Христа. Но у нас, у католиков, раскаяние в другом. Душа, споткнувшись на дурном пути, ужаснется, и при падении ей откроется бог! Вы похожи на язычника Ореста, станьте же святым Павлом![22]

— Ваши слова возродили меня! — воскликнула Вероника. — Теперь, о, теперь я хочу жить!

«Дух победил», — подумал скромный священник и ушел, преисполненный радости.

Он дал пищу тайному отчаянию, снедавшему Веронику, он обратил ее раскаяние на прекрасное и доброе дело.

На следующее же утро Вероника написала г-ну Гростету. Через несколько дней из Лиможа прибыли три верховые лошади, присланные ей старым другом. По просьбе Вероники г-н Бонне дал ей в проводники сына почтового смотрителя: молодой человек рад был услужить г-же Граслен и заработать полсотни экю. Морис Шампион — круглолицый, черноволосый и черноглазый парень, невысокого роста, но статный и сильный — понравился Веронике и сразу же приступил к своим обязанностям. Он должен был сопровождать хозяйку во всех поездках и заботиться о верховых лошадях.

Главным лесничим в Монтеньяке был отставной квартирмейстер королевской гвардии родом из Лиможа; герцог Наваррский прислал его из другого своего поместья в Монтеньяк, чтобы он ознакомился с местными лесами и землями и доложил, какую выгоду можно из них извлечь. Жером Колора увидел лишь бесплодные, невозделанные земли, леса, не эксплуатируемые из-за отсутствия путей сообщения, руины замка и огромные затраты, которых требовало восстановление дома и садов. Особенно испугали его усеянные гранитными обломками прогалины, резко выделявшиеся среди лесной чащи. Этот честный, но бестолковый служака и надоумил герцога продать свои угодья.

— Колора, — призвав к себе лесничего, сказала г-жа Граслен. — С завтрашнего дня я, вероятно, каждое утро буду совершать прогулки верхом. Вы, должно быть, знаете лесные участки, принадлежащие этому имению, а также те, что присоединил к нему господин Граслен. Покажите их мне, я хочу все осмотреть сама.

Обитатели замка с радостью узнали о перемене в образе жизни Вероники. Не дожидаясь приказания, Алина сама нашла и привела в порядок старую черную амазонку своей хозяйки. На следующее утро матушка Совиа с невыразимым удовольствием увидела, что дочь ее оделась для верховой езды. Следуя за лесничим и Шампионом, которые отыскивали дорогу по памяти, ибо тропинки в этих пустынных горах были едва заметны, г-жа Граслен приняла решение объехать пока только вершины, на которых раскинулись ее леса, чтобы изучить горные склоны и ознакомиться с пересохшими руслами, словно естественные дороги, изрезавшими весь этот длинный кряж. Она хотела измерить величину своей задачи, понять природу горных потоков и ознакомиться с основами намеченного священником предприятия. Вероника следовала за прокладывавшим дорогу Колора, а Шампион трусил в нескольких шагах позади.

Пока они ехали по участкам, густо заросшим деревьями, то поднимаясь, то спускаясь по возвышенностям, всегда очень тесно расположенным в горах Франции, Вероника предавалась созерцанию лесных чудес. Сначала больше всего ее поразили вековые деревья, но в конце концов она к ним привыкла. Потом ее внимание стали привлекать высокие, словно искусственно посаженные ровными рядами, рощи, или одиноко стоящие на прогалине сосны фантастической высоты, или — явление более редкое — какие-нибудь кусты, в других местах низкорослые, но здесь достигающие гигантских размеров и, очевидно, такие же древние, как породившая их земля.

Клубившиеся на голых скалах тучи вызывали в ней никогда не изведанные чувства. Она замечала белесые борозды, проведенные ручьями талой воды, издали похожие на шрамы. Выезжая из лишенного растительности ущелья, она восхищалась укоренившимися в выветренных склонах скалистых утесов вековыми каштанами, прямыми, как альпийские ели. Вероника ехала так быстро, что могла, словно с высоты птичьего полета, охватить глазом обширные полосы движущихся песков, лесные зажоры с редкими деревьями, опрокинутые гранитные глыбы, нависшие скалы, темные лощины, поляны, покрытые цветущим или иссохшим вереском, луга, заросшие низкой травой, участки земли, удобренные вековыми наслоениями ила, — одним словом, горную природу центральной Франции со всей ее печалью и великолепием, со всеми ее резкими и нежными чертами и причудливыми видами. И чем дальше всматривалась она в эти разнообразные по форме, но овеянные единой мыслью картины, тем сильнее овладевала ею, отвечая ее тайным чувствам, глубокая печаль, запечатленная в этой дикой, заброшенной и бесплодной природе. А когда, поднимаясь по пересохшему руслу, где среди песков и камней росли лишь чахлые, скрюченные кустики, она увидела в просвете между двумя скалами раскинувшуюся внизу равнину, и зрелище это повторилось снова и снова, — она почувствовала, как поразил ее суровый дух этой природы и вызвал новые для нее думы, навеянные глубоким смыслом лежавших вокруг разнообразных картин. Ибо нет ни одного уголка в лесу, который не имел бы своего значения; каждая прогалина, каждая чаща подобны лабиринту человеческих мыслей.