Интерфейс - Мишель Подымски

Раулю это все не нравилось. Ему были по вкусу именно женщины в полном смысле этого слова, а не мужчины, по ошибке природы получившие женское тело. И он считал, что Ева как раз такая.

Даже то, что занималась она далеко не женским делом, не имело значения. Делить работу по половому признаку людям двадцать пятого века было не свойственно.

В Еве была некоторая жесткость, но Рауль был уверен, что это маска, сформированная годами работы в охране Борисова. В этой женщине Молина смог уловить некую искорку нежности, женственности, пусть даже и глубоко спрятанную. И Молина был уверен, что смог бы извлечь её на поверхность.

Отношения у Молины не складывались. Никогда. Последнее, что можно было хоть как-то ими назвать, прошло десять лет назад. А потом были только мимолетные сексуальные контакты и получение удовольствия с помощью спецпрограмм. Виной были и специфические вкусы Рауля касаемо противоположного пола, и его вторая личность убийцы. Он даже хотел пойти в инженерный центр и избавиться от либидо, но в последний момент, сам не понимая почему, передумал. И теперь он понял, что это была судьба.

Ему даже показалось, что он влюбился. Как тогда, десять лет назад. И эта мысль приводила его в неистовство. Не из-за самого чувства любви. В глубине души Молина даже желал этого — выполнить последний заказ и, как герой кинофильма, найти любовь всей жизни и осесть с ней где-то вдали от людских глаз.

Рауля донимало другое. План убийства Борисова, который сообщили ему, не совпадал с тем планом, который поведали Каррини. А это значило, что она как свидетель тоже должна умереть. От его руки.

А вслед за ней и сам Рауль. В этом он уже не сомневался. Кто бы мог заказать Борисова, еще и заплатить за это такие деньги? Мафия — но у этих полно своих исполнителей. Они бы не прибегали к помощи человека со стороны. Организованная преступность чужаку такое точно не доверила бы. Да и в последнее время они предпочитали мирно уживаться с корпорациями.

Магнус Киттинг? Гипотетически это возможно, но не нужно. Зачем главе Объединения лишать жизни Борисова?

И только одна кандидатура возможного заказчика выглядела реальной. Стивен Райз. Политикой Молина не увлекался, но знал, что между «Маджестик» и «Ассаж» отношения были отнюдь не дружеские. Райз мог вполне заказать Борисова с целью подмять под себя Алмунью. А такая шишка, как глава одной из мегакорпораций, конечно же, не оставит в живых исполнителя.

Нужно было что-то предпринять, и, похоже, Рауль знал что. Записать признание и пригрозить Райзу, что если он умрет, оно автоматически попадет в руки СМИ и Объединения. Больше он ничего не хотел. Ни требовать от Стивена денег, ни чего-либо еще. Просто чтоб его оставили в покое. А план убийства он сможет изменить так, что Ева не пострадает. Только делать это нужно с осторожностью. Рауль не был боевым модификантом, даже частичным. Он не был ни сильным, ни быстрым. Даже прицельной модификации глаз не имел. Если охрана Борисова что-то заподозрит — лучше застрелиться сразу.

Молина провел пальцем по загорелому бедру Каррини, поднялся, выглянул в окно. Чуть выше его висела продолговатая капля, фокусирующая солнечные лучи, от чего в комнате даже в хмурую погоду создавалась иллюзия солнечного дня.

Он отдал команду с интерфейса, и целостность псевдостекла нарушилась, в нем образовались еле заметные поры. Лицо Молины облизал сухой алмунийский ветерок.

Раньше Рауль играл по чужим правилам. Выполнял то, чего от него требовал заказчик. Но сейчас ситуация изменилась. Ему предстоит сыграть за самого себя. За собственную жизнь и жизнь женщины, которая лежит в кровати.

Молина не знал, готов ли он к такому и каковы его шансы на успех. Но он четко понял, что сделает все возможное, чтобы выжить.

* * *

Карлос Торрес, заместитель Евы Каррини в охране Борисова был человеком не раздумий, а действия. Не тем, кто говорит, что делать, а тем, кто безоговорочно выполняет приказы. И его это устраивало. Он никогда не рвался в верха, не стремился быть главным, не пытался руководить. Бывший солдат Объединения, а ныне охранник Борисова, частичный боевой модификант не любил лично встречаться с высшим руководством.

Но сейчас Каррини была в отпуске, а Торресу пришлось возглавлять охрану, чему он не был рад.

Раньше лично перед Борисовым отчитывалась Ева. Но сейчас это предстояло сделать ему. Причем принести Геннадию Владимировичу он должен был не самое приятное известие.

Внешность Борисова вызывала у Карлоса противный осадок на душе. Докладывать человеку, выглядящему как подросток в пубертате! Если бы он знал, как глава «Маджестик» выглядел раньше, наверное, уволился бы сразу. Но Торрес проработал здесь всего два года, и девочку в розовом платьице с куклой в руках он не застал.

— Геннадий Владимирович, — начал он, войдя в кабинет Борисова. В голосе Карлоса проскользнули нотки страха, чувствовал он себя здесь явно неуютно. Ему приходилось участвовать в боях, там, как и у любого боевого модификанта, у него отключались чувства и активировались рефлексы. Сражаться Торрес не боялся. А вот встреча с Борисовым вызывала у него мурашки по коже.

— Садись, и обойдемся без формальностей, — сказал Борисов абсолютно спокойно. Без приказного тона и высокомерия. Но Карлоса это даже бесило. Он привык к сухим приказам в армии объединения, и такой тон казался ему неуважительным.

В армии приказ означал, что, посылая на задание, ему доверяют. Здесь же он сам не знал, что кроется за внешне дружелюбным тоном Борисова.

Геннадий Владимирович предпочитал общаться с ближайшим окружением на равных. Он считал, что так добьется большего уважения, а у сотрудников будет меньше причин, чтоб предать его. Но Карлос подобного отношения не понимал и считал, что за дружелюбным тоном шефа кроется какой-то подвох.

Торрес уселся в мягкое кресло напротив Геннадия Владимировича. Здесь не были приняты сиденья — трансформирующиеся шары. Кресла выглядели так же, как и несколько сотен лет назад. Но система подстройки в них стояла, и сидеть в таком было не менее приятно, чем в трансформере.

— Рей Кирк убит, — холодным тоном доложил Карлос.

— И? — Борисов подпер рукой голову. — Много кто в его, так сказать, организации желал ему смерти.

— Камеры зафиксировали, как его казнили работники нашей полиции.

— То есть? — мягкое до сих пор подростковое лицо Борисова сразу же приобрело серьезный вид.

— Судя по картине, заснятой камерами, его убили два сотрудника нашей полиции. Сергей Литенко и Збигнев Борицкий. Они исчезли несколько дней назад, наши поисковые службы их ищут.

— То есть, мафия считает, что я приказал убить их лидера, и будет мстить?

— Аналитики считают, что опасность не в мафии, — ровным военным тоном произнес Торрес. — С мафией можно договориться, да и не рискнут они пойти на такое. Кто-то хочет, чтоб у бандитов был на вас зуб. Некто замышляет покушение, и если оно удастся, во всем обвинят мафию.

— Райз, — сквозь зубы процедил Борисов.

— Еще одно, — Карлос предельно сосредоточился. Говорить это ему было неприятно. — Аналитический отдел считает, что кто бы ни замышлял вас убить, на такое он не пошел бы, не проведя разведку изнутри. Не изучив вас как следует. Они думают, что в ближайшем вашем окружении засел крот. И именно крот будет готовить плацдарм для покушения или же проведет его самостоятельно.

Губы Борисова пробормотали что-то еле слышное, он сморщился, поднял кулак и с силой ударил им по столу. Торрес не выразил никаких эмоций, но в душе от этого ему стало еще более неприятно.

— Проверь всех. Всех! — крикнул Геннадий Владимирович. — Любого, кто имеет доступ в этот бункер. Начиная от ремонтника роботов и заканчивая моими заместителями. Нужно узнать все про каждого. С кем они общаются во время и после работы, где проводят выходные, сколько раз в день посещают туалет. Ясно?

— Слушаюсь, — произнес Карлос и ровной, почти строевой походкой покинул кабинет.

Торресу Борисов доверял. Такие люди, как он, прошедшие службу в войсках Объединения, не предают. Больше Геннадий Владимирович доверял только шефу своей охраны — Еве Каррини.

* * *

Юргену Саммерсу было больше сотни лет. Даже больше сто пятидесяти. Он был одним из первых людей, кому сделали модификацию остановки старения.

Обычно люди его возраста, да и младше, уже получили вдоволь от жизни. Некоторые закрывались в себе, уходили в Новый Ватикан, храм Пустоты или принимали какую-то другую религию. Другие посвящали себя искусству. Третьи пытались вспомнить молодость и, сделав себе соответствующую внешность, вели себя как двадцатилетние. Среди долгожителей встречалось много экстремалов с синдромом пассивного суицида. Людям надоедало жить. Они искали несуществующие смыслы жизни и находили их. Кто в чем.