Высокие отношения - Михаил Рагимов

повторила Марселин. — А я пока с веревкой разберусь, тут с точками привязки сложности некоторые… Не хочется оказаться внизу, опережая собственный визг.

Изморозь повертел сверток. И как это распутывать? Тут же совершенно не понятно, где начало и где конец! Еще и руки дрожали и не слушались. А перед глазами все вставал раздавленный осьминог…

— Толку от тебя… — буркнула Мейви и отобрала клубок, — лучше уж сама!

Лукас промолчал. И сказать-то, нечего, и глотка пересохла. А уж кровь в ушах стучит — любой колокол заглушит.

Марселин закинула моток на шею. Покопавшись, нашла один из концов. Начала понемногу стравливать в то отверстие, что было в полу, скидывая виток за витком. Пропустив сквозь косую бойницу примерно половину веревки, воительница, не снимая похудевшую бухту, легла на пол, сунула голову в варницу, держась обеими руками за край. Лукас кинулся, придержал за ноги.

— Спасибо! — прозвучала гулкая благодарность. — Но теперь отпускай, мне бы вылезти.

Марселин высунулась из «колодца», потрясла разлохмаченной головой. Волосы укутали лицо рыжим облаком…

— Еще пару локтей бы, но, думаю, вытянется под весом. Там трава, не разглядишь, где конец болтается.

— Вытянется… — эхом повторил Изморозь.

Воительница встала на ноги.

— А ты как думал? Такой материал, дорогой мой студент! Это же просто пенька с легким усилением [пеньковый канат диаметром в 20 мм выдерживает вес в 265 кг. 30 мм — около тонны. Естественно, без учета перелома и узлов]! «Нетянучка» стоит раза в три дороже, и у похмельного стенолаза ее посреди площади не купишь. Да и вообще, хрен найдешь ее в вашей гребанной Сивере!

— Сивера такая же моя, как и твоя!

— Мы тут все неместные! — пискнула Мейви, поддержав оборону. Девушка закончила борьбу с обвязкой — та лежала у ног, аккуратно расправленная.

— Понаехали, — скрипуче произнесла Марселин, — нет, чтобы родные села обживать, так нет, тянет их в город, и тянет! А он не растягивается!

— Извините, но обвязка всего одна…

— Где две, там и бронированная кавалерия на медведях, а где три — там и гранд-ала Ловчих на белых конях, — непонятно ответила Марселин. Вышло убедительно. Лукасу, по крайней мере, переспрашивать не захотелось. Хотя, о Ловчих он что-то когда-то слышал. В основном, очень нехорошее.

— Но насчет обвязок я бы в последнюю очередь беспокоилась, правильно? — нахмурилась Мейви, уперев руки в бока, и ногой разбирая связку стенолазных железяк, мелодично звенящих при каждом движении. — Карабины вижу, а вот спусковых…

— Тоже одно, все правильно.

— И как? — промямлил Лукас.

— В моем детстве отвечали «каком кверху!». А в твоем?

— Да точно так же.

— Вот мы ответ и нашли. Сперва Мейви с тобой, потом я. Можем поменяться, разумеется. Ну или сам дюльферяй, если умеешь.

— Не умею, — поник Лукас. Он и слов-то, таких не знал.

— Как меняться? — деловито спросила Мейви, натягивая обвязку. Поясной ремень пришлось затягивать на последнюю дырочку, а юбку забивать в один из ножных обхватов.

Обвязка долго лежала без дела в совершенно неподходящих условиях, и задубевшие ремни потеряли всякую эластичность. Затягивать пряжки приходилось в четыре руки.

— Сперва я, потом вы. Но рисковать не стоит — студент может рискнуть, и остаться в городе. Так-то, другой разницы никакой.

— Понятно… — сквозь зубы прошипела циркачка. — Так может, я одна, потом привяжу, поднимете, Лукаса спустите?

— Хочешь, чтобы парень убился? Он же к высоте непривычный.

Изморозь хотел было привычно соврать, что не раз ходил в море, и на мачты лазал… Но промолчал. Некоторой лжи лучше не звучать. Лукас в траурном молчании наблюдал, как девушка облачалась в стенолазные «доспехи».

— Готова?

Мейви кивнула.

— Ну давай. Главное, не волнуйся. Если все пойдет не так, то ты не виновата. Это все я.

— Умеете утешать!

— Это мое призвание, очередное из!

— Я так и поняла…

Циркачка, встав на колени, встегнула восьмерку в толстую веревку, как-то хитро переплетя кольца и витки. После, развернувшись ногами вперед, в отверстии, начала понемногу спускаться по жерлу варницы, держась за восьмерку…

— Перчатки бы… — с тоской произнесла Марселин.

Казалось, крепость понемногу заглатывает девушку, растворяя ее в своем чреве… Мейви остановилась где-то в глубине.

— Я на месте!

Воительница присела, потрогала натянутую как струна веревку.

— Была бы моя воля, я и сама бы не полезла… Но что поделать! Вперед, студент, не опозорь свой университет!

— Вниз? — зачем-то переспросил Лукас.

— Можешь наверх, — Марселин ткнула в закопченный свод, достав до потолка. — Но зачем нам наверх?

— Не за чем, и в самом-то деле…

— И зачем тогда спрашиваешь? Время тянуть не стоит. Все равно, все случится.

— Ага… — обреченно вздохнул Лукас.

— Не бзди. Разворачиваешься жопой вперед, лицом ко мне. И лезешь вниз. Доползаешь до Мейви, цепляешься за нее, как за единственную свою надежду. Она, в принципе, такова и есть.

— Пусть разуется! — донеся голос Мейви. — Он ходил непонятно где! Да и не люблю, когда ногами в лицо тычут.

— Когда острым и в глаз — еще хуже, имей ввиду! — Согласилась Марселин. — Давай, студент, скидывай сапоги.

Лукас плюхнулся на задницу, сдернул оба сапога, затолкал в голенища изношенные и давно не стиранные портянки. Встал, неловко переступил грязными босыми ногами с нестриженными ногтями.

— Ну, чистый орел! — восхитилась Марселин. — Окажемся в лесу, отправлю по деревьям лазать! Запустим за яблоками. Любишь яблоки, Изморозь?

— А?

— Вот и я говорю, что лучше снизу потрясти. Ветки ломаться любят. Давай, студент, вперед. Окажешься за спиной у нашей сладенькой девочки, держись крепко. За ремни, не за сиськи.

— А тут… сколько? — сглотнул неожиданно горькую слюну Лукас.

— Здесь? Локтей пятнадцать-двадцать. Ну, может, тридцать — сорок. Немножко совсем, не переживай. Если что, внизу травы много, смягчит.

Лукас вдохнул, выдохнул, снова вдохнул, чувствуя, как голова становится пустой и легкой, как облачко созревшего одуванчика, готовое разлететься по миру от малейшего шевеления воздуха…

И полез в варницу.

Опустил ноги вниз, попробовал по примеру Мейви ухватиться за веревку, но ее прижало к кирпичам — и нож не подсунешь. Он вцепился в край отверстия, не зная, что дальше.

— Сейчас на руку наступлю, — пообещала Марселин. — Не провалишься, не бойся.

Лукас икнул, понемногу разжал сведенные ужасом пальцы. Начал катиться вниз. Медленно, медленно…

— Придурок! — ступня уперлась во что-то мягкое и орущее.

— Прости, прости! — запыхтел Изморозь.

— Граблю выше подними! И вторую!

Лукаса схватили за штаны и потащили вниз. Он заверещал, тут же получил подзатыльник и перестал когтиться в швы между кирпичами. Чуть съехав, уперся промежностью в голову Мейви.

— Жопу, жопу подними! — приглушенно выругалась девушка.

Изморозь напряг дрожащие руки, кое-как приподнялся. Мейви немного протащила его над собой.

Лукас поддался инерции, прополз по девушке, под ее злое шипение… И тут ноги потеряли опору. Тело само-собой дернулось наверх. Тут же прилетело от Марселин.

— Хватайся, мудень!

Лукас осел, изо всех сил обхватил Мейви, вцепился в ремни, чувствуя, как хрустят суставы.

— Задушишь…

— Давай, девочка, вниз! — рявкнула Марселин. — Давай!

Лукас как завороженный смотрел, как тонкие, белые от напряжения пальцы, скидывают оборот с маленького рога на боку восьмерки…

Они поползли вниз. Шурша о желоб.

Изморозь беззвучно завопил — страх сковал голосовые связки. В штанах стало мокро и горячо.

Рывок, чуть не стряхнувший Лукаса со спины циркачки!

Миг, и они закачались на самом краю, под выступом стены. Она рядом — только руку протяни, коснуться можно. Но руки сводило болью, они грозились разжаться. Вот-вот и все… Сердце провалилось куда-то ниже пяток, заныла печень, заволновался желудок…

Толстая веревка, чуть ли не в три пальца, под нагрузкой стала вровень с мизинец ребенка — еще чуть-чуть и лопнет, хлестанув разлохмаченными концами…

— Вниз! — раздалось из трубы.

Изморозь ощутил, как напряглась Мейви. Ее правая рука, держащая тот конец, что уходил вниз, немного ослабила хватку. Веревка поползла сквозь отполированные кольца. Ужасно медленно это происходило!

Лукас понял, что не может смотреть. Не в силах! Плотно, до рези, закрыл глаза. Но в темноте стало еще страшнее.

— Мама, мама, мама…

— Ну ты и трусливое дерьмо, — прошипела Мейви, — как и любой бандит….

Ее кисти, управляющие спуском, стали белее снега…

Изморозь начал соскальзывать все сильнее — а сил не оставалось. Пальцы онемели.

Мейви еще немного отпустила веревку, спуск пошел быстрее.

— Не могу больше…

Циркачка не ответила.

Лукас разжал руки и полетел…

Тут же стукнувшись пятками о землю, кувыркнувшись назад. Изморозь ошалело всхлипнул, сел. Ноги Мейви болтались на уровне его глаз, сбивая верхушки сухих трав.

Циркачка скосила взгляд. Увидела обалдевшего