Черная-черная простыня (Сборник) - Дмитрий Емец

Мокренко затрясся.

– Угу. В клочья раздерет.

– Зачем твой дед ее медвежат-то застрелил? Не жалко ему было?

– А я откуда знаю? Чего ты ко мне пристал! – психанул Петька. – Тише ты... видишь, она к нам поворачивается! Это все из-за тебя!

Шкура зарычала, подозрительно покосившись на шкаф, но тотчас вновь стала поочередно облизывать обе рукавицы. Ее единственный глаз яростно горел. Оторванная в битве с Желтыми Ботинками лапа и та ползла, чтобы прикоснуться к тому, что было когда-то медвежатами.

До самого рассвета шкура нянчила своих детенышей. Все это время Петька с Филькой, не рискуя понапрасну, отсиживались в шкафу и, чтобы не уснуть, толкали друг друга локтями.

– И долго она тут будет бродить? – бубнил Петька.

– Скажи спасибо, что она Желтые Ботинки прогнала. Иначе ты был бы уже на том свете, – напомнил Хитров.

– Спасибо, – буркнул Мокренко и, неожиданно завалившись Фильке на плечо, стал похрапывать.

Хитров упорно боролся со сном, но голова сама собой падала на грудь, а веки слипались, точно кто-то тайком мазнул их клеем. Он совсем уже было заснул, как вдруг неожиданный звук заставил его поднять голову.

Медведица поднялась на задние лапы и, торжествующе рыча, раскачивалась вперед и назад. Она была тонкая и плоская – сквозь глубокие раны в ее шкуре видна была противоположная стена. Обе рукавицы лежали у ее лап и – что было самое невероятное! – даже ползли к ним.

– Дети мои! Медвежата! Вот один, а вот и второй! Наконец-то мы вместе! – воскликнула вдруг шкура. Она поочередно лизнула обе рукавицы, упала на них и застыла.

Больше она не шевелилась.

Выждав минут десять, Филька бесцеремонно растолкал Петьку и вылез из шкафа. За окном уже занимался рассвет. Вдвоем с Мокренко они подняли медвежью шкуру и спрятали ее назад в ящик.

Напоследок Хитров провел рукой по сухому носу шкуры и вставил ей в глазницу оторванный искусственный глаз. Прежде чем закрыть крышку, он взял рукавицы и положил их рядом с головой шкуры.

– Теперь они будут с тобой. Не беспокойся! – сказал он, вытирая глаза.

В комнату, зацепив разбитую раму, скользнул первый луч солнца. Он нерешительно, точно разведчик, пробежал по паркету, скользнул по коврику и вновь выскользнул в окно.

– Хитров, где ты там! – закричал вдруг Петька. – Ты только взгляни! Кровати, стол – все снова целое... Чтоб мне треснуть!

Филька захлопнул крышку ящика и вернулся в комнату. Следы ночного погрома исчезли. Вот только радио... Оно так и оставалось раздавленным, словно доказывая, что все произошедшее было явью, а не сном.

Расплющенное радио зашевелилось на полу.

– Вам конец, – сказал хриплый голос. – Желтые Ботинки – это было еще полбеды. Теперь Хватало-Растерзало разозлился по-настоящему. Завтра ночью он пришлет свою Железную Челюсть. Железная Челюсть перегрызет вам горло и выпьет всю кровь.

Глава 6

ЖЕЛЕЗНАЯ ЧЕЛЮСТЬ

Один маленький мальчик проснулся, смотрит, а на стуле у его кровати стоит фарфоровый негритенок. А рядом с ним записка: «Мальчик, играй с негритенком сколько хочешь, только не урони его!»

Мальчик обрадовался, принялся играть с негритенком, а потом ему стало интересно, почему негритенка нельзя ронять, и он бросил. Фарфоровая безделушка разбилась, превратилась в дым, а из дыма вышел великан.

«Я Глотало-Убивало! Теперь тебе конец!» – сказал он мальчику и проглотил его.

Потом Глотало-Убивало склеил негритенка, подкинул его маленькой девочке, а сам пропал. Просыпается девочка – видит записку: «Играй с негритенком сколько хочешь, только не урони его!»

Девочке захотелось поиграть в зиму, и она сунула негритенка в холодильник. Вдруг из холодильника как застонет: «Девочка! Я боюсь холода! Выпусти меня из холодильника!»

«А что ты сделаешь, если я тебя выпущу?» – спрашивает девочка. «Я тебя за это проглочу», – отвечает Глотало-Убивало.

Девочка испугалась и не выпустила Глоталу-Убивалу из холодильника. Убивало там и замерз, а потом холодильник сам собой открылся и оттуда вышел живой мальчик.

Классическая страшилка1

На другой день Филька и Петька Мокренко так жутко клевали носами, что дремали на всех уроках, а на контрольной по физике, когда весь класс сосредоточенно писал, ухитрились заснуть уже капитально. Причем приснилось им одно и то же: будто за ними гонятся тысячи гробовых крышек. Крышки загоняют их в угол и, громоздясь, складываются в огромные буквы: «СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ВАМ КОНЕЦ!»

Разбужены они были весьма неприятно – грохочущим голосом нависшего над ними физика Валентина Григорьевича, въедливого старичка с лысой головой, похожей на луковицу.

– Это так теперь на уроках сидят? Дрыхнут – да еще и кричат во сне! А ну марш из класса! Телевизор надо меньше смотреть! – рявкнул он.

– А как же контрольная? – робко спросил Филька.

Физик ухмыльнулся.

– О, не беспокойтесь! Я уже поставил вам за нее оценки.

– Какие?

– Ответить вам загадкой? Чуть пониже троечки, чуть повыше единички. При умножении на два дает четыре, а при вычитании из двух ноль...

Никакие уговоры не помогли, и Филька с Петькой с теми самыми загаданными отметками в дневнике были без церемоний выставлены в коридор.

– Ну и тип! – сказал, зевая, Петька. – Когда я проснулся, а он надо мной навис, знаешь, я подумал, кто это?

– Хватало-Растерзало?

Мокренко серьезно посмотрел на приятеля.

– Вот-вот! Он самый! И физиономия такая же хищная! Представляешь, вот была бы штука: ночью он спит в гробу, а днем вкалывает в школе! – продолжал развивать мысль Петька.

– Он хуже, чем Растерзало. Он Листало-Журнало, – кисло усмехнулся Филька, прикидывая, как скажется эта пара на четвертной оценке.

Выходило, что скажется очень даже неважно, так как оценка и без того балансировала между четверкой и трояком. Утешало – если, конечно, это могло утешать – только одно: вполне вероятно, что они с Петькой не доживут до конца четверти. Интересно, каково будет физику идти за их гробами? Да и в журнале четвертная оценка останется так и не выведенной... Только напишут жирно: «выбыл».

– Ладно, – решительно сказал Филька. – Давай думать, как будем разбираться с Железной Челюстью. Дома оставаться уже нельзя.

– Почему нельзя? – испугался Мокренко.

– В квартире нам от нее уже не убежать. Сам подумай. Черную Перчатку мы обманули только чудом – нам повезло, что она была туповата; Желтые Ботинки нас бы точно затоптали, если бы не шкура. А теперь вот Железная Челюсть... В комнате от нее не спрячешься – она все изгрызет, но нас найдет. Нет, дома ночевать нельзя.

Сообразив, что Хитров прав, Петька грустно вздохнул. Уж что-что, а вздыхать он умел отлично. Одних только основных разновидностей вздохов ему было известно больше десятка, не говоря уже о всяких прочих, менее основных.

– А как же это... родители, если нас дома не будет? Чего им-то скажем? – поинтересовался Мокренко.

Хитров задумался. Когда речь заходила о всевозможных проделках, этот маленький вихрастый мальчуган соображал потрясающе быстро.

– О, запросто! Ты скажешь своим родителям, что ночуешь у меня, а я своим – что я у тебя.

Мокренко с сомнением почесал нос:

– Ишь ты... А проверять не будут?

– Кто их знает? Может, и проверят. Только, по-моему, лучше получить капитальную взбучку, чем стать мертвецами, – сказал Филька.

Мокренко снова вздохнул. Насчет мертвецов он был совершенно согласен. Собственное упитанное тело нравилось ему живым, а вот становиться добычей изголодавшегося за сотню лет упыря... Ну уж нет!

– Договорились, – буркнул он.

Оставшиеся уроки пролетели незаметно. Когда приятели выходили из школы, из Филькиной сумки раздался негромкий звон.

Филька достал зеркало. В зеркале отражалась странная вывеска. Все буквы на ней были перевернуты, как обычно бывает в зеркальном отражении.

– Ты можешь прочитать? – спросил Петька.

– Погоди, сейчас... – Хитров напряженно вгляделся в стекло. – Руг... Нет, не с той стороны. Мус... Музе... Музей воско... Я понял: «Музей восковых фигур»! – с торжеством воскликнул он. – Зеркало отправляет нас в музей восковых фигур!

Мокренко удивленно крякнул.

– Я там был, – сказал он. – Я еще в тот день палец на руке сломал. Потом в гипсе проходил четыре недели. Больно, правда, но кайфово. На уроке все пишут, а ты сидишь и в ус не дуешь. А спросят, типа, чё не пишешь – палец покажешь, и отстанут!

– А палец ты в музее сломал? – не уловил связи Филька.

– Зачем в музее? На улице, когда велик чинил... Но музей я тоже запомнил. Мрачное местечко. Всюду восковые чудики стоят и на тебя зырят... Неживые, а как живые. Тираны всякие, философы, полководцы... Как думаешь, когда нам туда идти? Сейчас или вечером?

Филька еще раз заглянул в осколок зеркала, но там уже ничего не отражалось. Разве что мелькнул на мгновение круглый диск луны. Это и был, видимо, ответ.