Возвращение - Елена Езерская

– Что вы, что вы! – бросился к ней Забалуев. – Мы всегда рады гостям. Будем знакомы, я муж их старшей дочери, Елизаветы Петровны, Андрей Платонович, к вашим услугам.

– Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату, – Соня неодобрительно посмотрела на Забалуева и увела гостью с собой.

– А дамочка ничего, – бодрым тоном сказал Забалуев. – Весьма приятная и даже во всех отношениях.

– Я что-то подзабыла, вы здесь кто? – ангельским тоном осведомилась Долгорукая.

– Я? – прикинулся Забалуев. – Я жертва вашей неуемной страсти, а вы мой пожизненный кредитор.

– Не помню, чтобы я любила заниматься благотворительностью.

– Судя по всему, вы много еще не помните, но я с удовольствием буду освежать вашу память, – шутовски поклонился ей Забалуев.

– Портной приехали-с, – сообщила Татьяна. – К себе пройдете или здесь разговаривать будете?

– Здесь, конечно, здесь, – воскликнул Забалуев. – Как я могу вести портного в конуру, которую мне отвели в этом доме.

– Что-то у меня голова заболела, – Долгорукая приложила ладонь ко лбу. – Пойду к себе. Верка, помоги мне подняться. Что смотришь, тебе говорю!

– Мне? – растерялась Татьяна. – Таня я, Татьяна.

– Да не все ли равно – девка же. Буду звать тебя девка, если тебе Верка не нравится. Иди сюда и руку подай! Вот так!

Татьяна сглотнула слезы и повела Долгорукую из гостиной.

– Обещание-то свое не забудете, княгинюшка? – Забалуев издалека помахал ей ручкой на прощанье.

– Я не злопамятная, я помню, – кивнула, уходя, Долгорукая.

– Месье Забалуев, – тут же впрыгнул в гостиную ловкий, похожий на стручок, портной. Он был в полосатом жилете под укороченном пиджаком с зауженными рукавами и приталенным силуэтом. И делал в фамилии Забалуева ударение на последний слог – на французский манер. – Будем смотреть журнальчики или сами обскажете мне фасон?

– Журнальчики, конечно же, журнальчики, – Забалуев развалился в кресле, а портной немедленно приспособил у него на коленях замусоленную по уголкам книжицу и принялся перелистывать ее, время от времени тыкая исколотым указательным пальцем то в одну, то в другую картинку.

Забалуев что-то одобрял, на что-то квасился. Хотелось прифасониться, но вместе с тем не опозориться – все-таки он солидный человек в возрасте и положении.

– А что, дружок, может серебряного канту по костюму подпустить?

– Для вас, Ваше сиятельство, – золотого! Золотого, и не меньше! И материала купить наилучшего! – вертелся портной.

– Соображаешь, каналья!

– Чтобы богато было, – кивал портной. – Чтобы в свете не стыдно показаться.

– Вот-вот! Шей, валяй, все равно – женины родственники заплатят, – довольно улыбался Забалуев.

Выбрав фасон, портной принялся снимать с Забалуева мерки, а тот вдохновенно предался пению.

– «Любви утехи длятся миг, а наслажденье помним вечно…»

– Прекрасный тенор, господин Забалуев, – насмешливо сказал Репнин, входя в гостиную. – Удивлен, что вы осчастливили своим присутствием здешние места.

– Из-за Лизоньки, ненаглядной, пришлось переехать сюда, – покосился на него Забалуев. – Она ведь любит есть сладкое, спать на мягком. А мое поместье не очень удобное.

– Мне кажется, господин Забалуев, это вы любите спать на мягком и есть сладкое. И желательно за чужой счет.

– Фи, как пошло и неблагородно! На вас непохоже, князь. Что ты возишься, однако, – прикрикнул Забалуев на портного – он не хотел, чтобы тот присутствовал при разговоре с Репниным. – Хватит меня обмерять, пора уж и за работу.

– Как скажете, – заторопился портной, убирая в саквояж журнал и сантиметр. – Вы позволите завтра же с примеркою?

– Что значит – позволю? – с праведным гневом воскликнул Забалуев. – Жду! Жду и непременно.

Портной пару раз вежливо раскланялся и, пятясь, исчез за дверью.

– Кстати, – обернулся Забалуев к Репнину, с презрительной усмешкой наблюдавшему эту сцену. – И от вас я тоже кое-чего жду. В частности, ваших извинений.

– Извинений? За что?

– За ложные обвинения в убийстве барона Корфа.

– А я перед лжецами не извиняюсь. Ради выгодного брака вы скрыли свою нищету, в надежде, что с помощью княгини Долгорукой завладеете поместьем Корфов.

– А вот это вам доказать никогда не удастся! Никогда!

– Тогда, может быть, мне удастся доказать хищение из государственной казны в вашем уезде?

– Хищение из государственной казны? Ха-ха-ха! Никогда не докажете!

– Уверяю вас, я позабочусь о том, чтобы вор был наказан, – с тихой угрозой в голосе заверил Забалуева Репнин.

– Никогда! – выпрямился тот, приподнимаясь на носки. – Не дождетесь!

– Вы меня еще очень плохо знаете, – улыбнулся Репнин. – У нас в роду все упорные. Пока своего не добьются, не остановятся.

– Не испугали! – зло ответил ему Забалуев, сочтя все же за лучшее ретироваться из гостиной. – Не испугали, говорю вам. Зря вы все это, зря!

– Оно и видно, – рассмеялся Репнин.

– Понимаю, это так тяжело – трое суток сидеть на почтовой станции! Уж лучше путешествовать на долгих! – послышался из коридора сочувственный голос Сони. И тут же она сама вошла в гостиную в сопровождении только что приехавшей гостьи, которая объясняла ей, как избежать превратностей дальнего путешествия.

– Но так получается медленно, очень медленно! А на казенных лошадях, если повезет со смотрителями и деньги есть, то можно путешествовать без остановки!

– Ольга? – воскликнул Репнин. – Госпожа Калиновская?!

– Вы, должно быть, ошиблись… – Ольга, а это была она, изобразила на лице своем крайнее недоумение и даже обиду.

– Вы обознались, князь. Это госпожа Болотова, наша дальняя родственница. Она вдова и приехала в наши места на богомолье! – Соня с легким упреком покачала головой. – А это.., позвольте представить вам, Елена, – князь Михаил Репнин!

– Весьма рад знакомству! – не скрывая своего скепсиса, поклонился Калиновской Репнин.

– Я здесь проездом, князь, – кивнула Ольга. – После смерти мужа совершаю паломничество, дабы заглушить скорбь тяжкой утраты.

– Надеюсь, вы простите мои сомнения. Я принял вас за даму, с которой встречался при дворе.

– Надеюсь, вы нас с ней познакомите, если я окажусь в Петербурге, князь?

– Увы, это невозможно, – покачал головой Репнин. – Госпожа Калиновская покинула Россию. Навсегда.

– Наверное, это очень тяжело – расставаться с родиной?

– Дама, о которой я говорю, – Репнин посмотрел прямо в глаза Ольге, – была приглашена ко двору из Польши.

– Ах, вот как? В таком случае, ей не близка горечь подобной потери.

– Как это ужасно, – вставила Соня. – Потерять любимого человека! Вы такая молодая и такая несчастная!