Преподаватель симметрии - Андрей Битов

– Не иронизируйте так уж, Рис! Вы оттуда сюда и приплыли, из Таунуса.

Урбино усмехнулся, припомнив Таунус: шоп, паб, полиция и почта в единственном доме. Плюс причал.

– Рис… это так написала про меня баронесса?

– А что, это не вы?

– Нет, я это я. Только Рис – это мой псевдоним, а я Урбино.

– Интересно… – Лицо хозяйки стало таинственно-романтичным. – Тогда и вы зовите меня Лили.

– А собаку?

– Собаку… не надо сбивать ее с толку. Так и зовите – Марлен.

Внизу опять загрохотало и зарычало. Даже будто лязг цепи.

– Остров – не остров. Что, и сестра не сестра? Прямо медведь какой-то.

– Вы почти угадали! – от души рассмеялась Лили. – У нее сейчас как раз весеннее обострение. Но вы не бойтесь, она не опасна. Через неделю станет тихоней, на все лето. Да она уже утихает… все время проводит за своим радиопередатчиком.

– Она что у вас, еще и радиолюбительница?

– В чем ей не откажешь, это в разнообразии увлечений. Это же она связывала меня с баронессой по поводу вашего прибытия.

– Значит, радио… И что, никого здесь у вас никогда не бывает?

– Бывает. Только долго не выдерживают. Скучно им здесь.

– А мне уже кажется, что я никуда отсюда не уеду…

– Был один такой. Только это совсем плохо кончилось.

– Что случилось?

– Марлен в него влюбилась.

– Что тут страшного? Съела она его, что ли?

– Вот именно.

– А кости?

– Отдала собаке.

– Зверь!!

– Это вы о Марлен?

– Да нет, собака у вас внушительная… Как ее зовут?

– Марлен и зовут.

– Одним именем?? Как же они понимают, кто кто?

– Собака понимает не слова, а интонации. Назови ее «собака», «сучка», «Марлен» – ей все едино, всегда отличит себя от человека.

– Странно, однако… И она не обижается?

– Что я человечьим именем ее зову?

– Да нет же! Что вы сестру – собачьим?

– А что ей обижаться, собака она и есть.

– ???

– Редкая сука!

– Она же ваша сестра!

– Ну и что? Рис… то есть Урбино, у вас есть брат?

– Есть, – и секунды не подумав, зачем-то соврал Урбино.

– Ну, и как вы с ним?

– Как Рис с Урбино, – рассмеялся он.

– То есть?

– Он утонул.

– Как?!

– Да так.

Господи! зачем он все это плел? Ему было весело.

– Sorry. Моя сестра не утонула.

– За что вы ее так?..

– Не утонула, но утопила.

– Кого??

– Ну это так, образно. Хотя шрам у него остался. Да вы видели этого человека!

– Неужто Хаппенен? – Урбино вспомнил его шрам. Другого варианта не было.

Лили с озабоченным видом вертела в руках чашку.

– Хотите, погадаю?

– На кофейной гуще?

– И не надо иронизировать. Прошлое хорошо получается…

– Ну давайте. Хочу!

– …Я вижу далекую страну… Видите, воздух дрожит от зноя?.. Животное, вроде как двугорбое… Вы никогда не были в Аравии? Вы не знаете арабский? Я тоже не очень. Но именно там я научилась гадать на чашках. У этих, как их? олигофренов… олигархов… нет-нет, конечно, не дармоедов, не мародеров… не драмоделов… такие совсем бедные, почти первобытные… но очень милые люди… и не у дромадеров – это как раз их верблюды… и не друиды точно, там вообще нет деревьев, там Сахара… Как же их? Дредноуты? Вы говорите, это военный корабль? Нет, нет и нет! Оно мне еще недавно в кроссворде попалось… Ну же! Вот забывательное слово! Я неправильно сказала? Забывчивое?

– Вы замечательно сказали! Лучше не скажешь. Это уже поэзия.

Он знал это слово. На букву «Т». Но что-то (или кто-то?) помешало ему произнести его вслух. Он уже бывал в Сахаре. Действительно, очень милые люди… Дика, по доброте, хотела что-то у них купить, так они ее всем табором отговаривали: не берите, не берите! вот это, смотрите, куда красивее и дешевле! – подсовывая вообще уже черт-те что. Урбино прогнал воспоминание, и, что удивительно, слово это начисто стерлось и из его памяти, как только он решил не называть его Лили. «Трилобиты?» – нет, это окаменелости такие древние… Слово! – только что было и нет. Такого с ним еще не бывало, чтобы слово так испарилось. Как капля воды в Сахаре.

– Значит, вы не считаете меня такой уж дурой? Просто я не очень образованна, давно ни с кем не болтала… вы уж простите, если что не так скажу…

– Что вы, что вы! Вы так замечательно чувствуете слово!

– Приятно слышать от поэта. Впрочем, это к Марлен… Она тоже стишки пописывает… Вот взгляните.

– И Ангел поскользнулся на крыле… – бормотал Урбино. – Послушайте, это же совсем неплохо!

– Что эта дьяволица может понимать в ангелах?

– Ветка качается в центре покоя… Если б я знала, что это такое![33] А это вообще замечательно!

– Обязательно передам ей ваше благосклонное мнение. – Лили поджала губы.

– У меня тоже что-то подобное было, – увлеченно продолжал Урбино. – Не помню… Что-то про то, как в безветренную погоду засыпают деревья на закате. Они всеми веточками пошевелятся, прежде чем замереть. Это их собственные, не вынужденные внешними воздействиями движения! Особенно меня потрясли подсолнуховые поля…

– Это как у Ван Гога, что ли?

– У него подсолнухи, а то поля до горизонта… Я даже сделал одно открытие, только никто из биологов мне не поверил. На солнечном склоне… Впрочем, не буду.

– Что так?

– В стихах это у меня лучше получилось.

– Прочтите.

– Боюсь, собьюсь. Порядочный поэт помнит свои стихи наизусть. Если не помнишь, значит, не получилось. Боюсь перед вами опозориться…

– Вы так думаете или вы так считаете… – Порозовев, она потупилась в его чашку. – Я вижу здесь очень красивую молодую женщину… она отвернулась от вас, смотрит в сторону… но как странно она отвернулась! Она в таком длинном восточном платье, вроде сари. Она индуска? Кстати, верблюд в чашке имеет очень точное толкование.

– Как же он туда поместился? Про верблюда не надо. Давайте про индуску. – Урбино уже начинал верить гаданию.

– Вы так сильно ее любили?

– Не успел.

– Но ей сейчас хорошо. Видите, она как бы на облаке? Как на съемочной площадке. Вот рядом, высокий, надежный такой… режиссер или муж? Рядом их детки, как ангелята… Она вся в драгоценностях. Где она сейчас?

– Она меня предала.

– Вас?? Как она могла!

– Утонула вместе с братом.

– Sorry. Она что, была актриса?

– Нет, но была очень похожа.

– Ах, sorry, sorry!

– No problem.

Hoy проблем… Урбино никак не предполагал за собой такого легкомыслия!

Приехав с сердцем, переполненным скорбью, избрав себе для непотревоженности ее, насколько мог себе вообразить, необитаемый остров, так стремительно все забыть, так страстно и сладостно погрузиться в забытье и соблазн!

Во-первых, Лили так изумительно чувствовала стихи (что было проверено на его собственных). Во-вторых, она замечательно гадала на кофейной гуще, и ему сразу захотелось писать стихи по сюжетам, так непроизвольно и прихотливо рождавшимся при истолковании кофейной графики. В-третьих…

– Давайте с вами сыграем вот в какую игру! – вдохновлялся Урбино. – Вы мне гадаете вечером на чашке, а наутро я вам приношу стихи на очередной кофейный сюжет! Ничего не надо сочинять – сама жизнь мне подарила сейчас следующую книгу. Пусть она так и называется – «Стихи из кофейной чашки»! Сначала ваш текст… с картинкой… Только как ее срисовать? вы умеете? а фотоаппарат у вас есть? – Глаза Урбино горели.

– И рисовать не умею, и фотоаппарата нет… – Лили задумалась. – Марлен когда-то увлекалась.

…Во-первых, во-вторых… в-третьих – Лили была красива.

Пепельная длинноволосая блондинка, немного за тридцать, с карими глазами и не тронутым ничем, кроме естественного загара, лицом, она походила на чуть повядшую чайную розу, но написать такое в стихах Урбино никак не мог себе позволить, ни по вкусу, ни по смыслу. А мадригал уже начинал созревать…

– А на чайных чашках гадать нельзя? – только и мог спросить он.

– Наверно, можно, только я не умею, – пожала она загорелым плечиком.

– А я могу, – заявил Урбино.

Естественно, перешли на чай.

Урбино крутил в руках ее опустевшую чашку, что-то приборматывая. Потом покраснел и отбарабанил:

Хоть я не так же понимаю,Как вы, в кофейных письменах,Но и по вашей чашке чая(Хотя отныне я монах)Я слишком явно замечаю,Что, как бы сильно ни зачах,Однако в вас души не чаю.С улыбкой сердца говорю:Стишки, хотите, подарю?

– Что ж, очень мило, – кивнула Лили, слегка порозовев, чем еще больше напомнила розу чайную. – Ладно, чашки в сторону… Уже солнце садится, а я вам еще не показала вашу каюту.

Они сошли с борта своего сухопутного судна, и солнце тут же спряталось за дюну.

– А я вашего моря еще толком не видел… – сказал Урбино.

– Тогда давайте поторопимся, пока еще солнце не село!

Они сошли с борта «Верблюда», и солнце тут же спряталось за дюну.

Лили стряхнула сандалии на песок, как на пол, и стала карабкаться на дюну. Урбино следовал за ней.