История куртизанок - Элизабет Эбботт

Цыси сильно беспокоило то обстоятельство, что у нее все еще не было полового контакта с императором. Однако Сын Неба, одержимый неистовством плотской страсти, предпочитал проводить сексуальные эксперименты в публичных домах, не уделяя внимания томимым ожиданием наложницам. Желая исправить сложившееся положение вещей, мачеха Айсиньгёро Ичжу и чиновники дворца убеждали императора отвлечься от излюбленных домов терпимости и обратить внимание на собственный гарем. Он так и сделал, и вскоре от него забеременела кроткая красавица Ли Фей.

Беременность Ли Фей предоставила Цыси уникальную в своем роде возможность. Согласно правилам гарема, беременные наложницы ни при каких обстоятельствах не могли иметь половых контактов, и даже Сын Неба не имел права нарушить этот запрет. Вот почему в один прекрасный день в 1855 г. одержимый похотью Айсиньгёро Ичжу выбрал одну из тех нефритовых табличек, на каких значились имена женщин, которых он мог видеть у себя ночью. На этот раз на табличке значилось имя целомудренной Цыси. Айсиньгёро Ичжу передал табличку главному евнуху.

Цыси долго ждала этого момента. Войдя к ней в покои, главный евнух раздел девушку, завернул ее в алое покрывало, взвалил на спину и понес в императорскую спальню. (Эта традиция восходила корнями ко времени правления династии Мин, когда наложницам бинтовали ноги и сами они ходить не могли.) Там он поставил ее на ноги у изножья кровати и снял с девушки покрывало. Цыси, конечно, дрожала от страха, но при этом она прекрасно знала, что ей надлежит делать. Она покорно взобралась на кровать, где, развалившись, возлежал наблюдавший за ней император. Она доверчиво придвинулась к нему, с надеждой вручая повелителю свое миниатюрное тело, позволяя при этом возбужденному, но недостаточно опытному императору видеть лишь свою застенчивость, но не сковывающий ее ужас.

Встреча прошла успешно. Девять месяцев спустя в одном из павильонов величественного Летнего императорского дворца Цыси произвела на свет Айсиньгёро Цзайчуня — долгожданного сына императора. Это было ей особенно приятно, потому что немногим ранее Ли Фей родила принцессу Юнь Ань — с точки зрения династических интересов никчемную дочку. А Цыси обеспечила династическую преемственность — и в качестве сосуда, воспринявшего драгоценное семя, получила статус наложницы первого ранга или супруги, уступая теперь в положении лишь императрице.

Трудно предположить, что Цыси, Ли Фей или даже императрица испытывали романтическую любовь по отношению к развратному и малоприятному мужчине, которому принадлежали. Но с другой стороны, они были близко знакомы только с евнухами и редко оставались наедине с другими придворными, например с завистливыми сводными братьями императора. Поэтому желание Цыси быть любимой Сыном Неба было разумным, стратегически верным, и не исключено, что при этом молодая женщина испытывала гордость. Позже она с тоской вспоминала о том непродолжительном периоде жизни, когда «император сильно к ней привязался и даже не смотрел на других женщин»{29}.

Однако на деле император не испытывал сильной привязанности к этой наложнице, чье стремление подражать невозмутимости Будды нашло отражение в ее прозвище «маленький Будда». Все чаще по ночам он выбирал нефритовую табличку с именем восхитительно легкомысленной Ли Фей. Однако, наряду с этим, Айсиньгёро Ичжу все чаще отвечал на вопросы и выслушивал замечания Цыси по поводу текущих событий, о которых она поначалу почти не имела представления, и дворцовых делах, которые она знала очень неплохо, поскольку суждения ее в этой области были здравыми и не лишенными смысла. В результате он предоставлял в ее распоряжение некоторые документы, как бы молчаливо предлагая ей лучше разобраться в хитросплетениях интриг, затеваемых в темных дворцовых коридорах власти. Но она часто плакала от отчаяния, потому что император ее не любил.

Так текла жизнь Цыси до 1860 г. Она уделяла очень большое внимание своей внешности, никогда не нарушала продолжительный ежедневный ритуал — после омовения ухаживала за телом, причесывалась, душилась мускусом. (В этих процедурах всем наложницам помогали евнухи.) Цыси каждый день обязательно гуляла — даже под дождем, что очень раздражало придворных дам, которым приходилось ее сопровождать. Ела она немного, выбирая самые вкусные из разделенных на малюсенькие порции 150 блюд, значительную часть которых составляли засахаренные фрукты и сладости. Со своим сыном, наследником императора, она виделась редко. Вскармливали его кормилицы, заботились о нем евнухи, однако Цыси часто обсуждала с императрицей вопросы его воспитания.

Мать принца, Цыси проводила долгие часы за чтением и учебой, потому что теперь дворцовые преподаватели учили ее читать и писать. Она делала оригами — складывала из бумаги фигурки кроликов и птиц, играла со своими черношерстными пекинесами, которые содержались при дворе в отдельном помещении. Еще она украшала цветами, которые просто обожала, каждую свою комнату, вплетала их в волосы и даже обвивала ими Шадзу (что значит «дурак») — самого любимого в то время своего песика. Ночью она спала на подушечке, набитой чайным листом, полагая, что это полезно для глаз.

Жизнь Цыси, как уважаемой наложницы и матери будущего императора, была настолько целенаправленной, насколько это определялось силой ее воли, энергией и ресурсами. И тем не менее она, как и многие люди ее круга, весьма неплохо разбиравшиеся в хитросплетениях интриг дворцовой жизни, почти не имела представления о том сумасшедшем мире, который раскинулся за пределами Запретного города. А этот мир — подлинный Китай — сотрясали массовые волнения, правление было из рук вон плохим, коррупция отнимала у простых людей последнее, они страдали от чиновников, бунтов недовольных, а еще от жадных и хитрых европейцев — «иностранных дьяволов», которым Цыси имела все основания не доверять.

Право ввозить в Китай в огромных количествах опиум из Индии, которым безнравственно пользовались Британия и ее союзники, подготовило почву для наступления иноземцев. Маньчжурское правительство, оказавшееся не в состоянии контролировать наркоманию, установило государственную монополию на торговлю опиумом, обложив его продажу таким налогом, что позволить себе покупать наркотик могли только богатые китайцы. Однако британские торговцы стали ввозить опиум в Китай нелегально, тем самым увеличивая его употребление и усиливая наркотическую зависимость людей, что вело к распаду семейных связей и ускоряло обнищание населения.

Десять лет спустя после Первой опиумной войны Британия предъявила Сыну Неба новые требования, включавшие легализацию торговли опиумом. Стремясь оказать еще большее давление, британцы вторглись в Кантон (Гуанчжоу). В 1860 г. под Пекином они с варварской свирепостью разрушили и разграбили Летний дворец. Айсиньгёро Ичжу, императрица, Цыси и большинство придворных, включая три тысячи евнухов, к этому времени уже покинули дворец. Их до нелепости пышная процессия, состоявшая из паланкинов и тележек, запряженных мулами, растянулась на пять миль.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});