Лина и Сергей Прокофьевы. История любви - Саймон Моррисон

Они совершили двухчасовую поездку на поезде до Обераммергау. Этот очаровательный, пусть и несколько отставший от жизни баварский городок гордится своими традиционными ремеслами; магазины заполнены глиняной посудой и изделиями мастеров резьбы по дереву; фрески с изображением библейских сцен и сказочных сюжетов украшают дома в центре города. Обераммергау получил известность еще и благодаря тому, что каждые десять лет, начиная с 1634 года, жители города устраивают спектакль-мистерию «Страсти Господни» в память о счастливом избавлении от чумы. Крестьяне молились о спасении и, очевидно, получили его, поэтому выражают свою благодарность, устраивая эти спектакли. Первые десятилетия спектакль «Страсти Господни» был событием местного значения. Но в XIX веке на представлении побывали все баварские короли, а Людвиг II в память об этом событии приказал возвести на близлежащей горе мраморное распятие Христа. После этого мистерии стали постепенно приобретать международную известность, увидеть их приезжали тысячи человек. На это время население Обераммергау увеличивалось практически в два раза. В 1910 году состоялось последнее представление, а следующее – только в 1922 году, на два года позже обычного, из-за экономического и политического кризиса в Германии. С 1900 года роль Христа исполнял местный актер и ремесленник Антон Ланг. Он въезжал на вновь отстроенную сцену на осле, который в обычное время пасся возле его мастерской. В 1922 году Лангу исполнилось 47 лет. Знатоки Библии и некоторые местные чиновники считали, что он староват для роли Иисуса. Тем не менее Ланг умел привнести в роль пафос, хотя и ворчал, как трудно висеть на кресте. Актер завоевал такую известность, что 17 декабря 1923 года его фотография появилась на обложке журнала Time.

Другие роли исполняли местные жители, родившиеся или прожившие в городе более двадцати лет, длинноволосые молодые люди, один или два младенца и стадо домашних животных. Некоторые одевались в традиционные крестьянские костюмы, придавая событию немецкий колорит. В ожидании огромных толп зрителей из-за границы город превратился в типичный туристический аттракцион. Появились вывески и указатели на двух языках, немецком и английском, открылись новый отель и несколько филиалов банка. Рядом со сценой продавали резные иконы. Голливуд предложил снять представление на пленку, но город сказал «нет». Боялись, съемочный процесс нарушит атмосферу праздника. Позже жителям Обераммергау начали предлагать гастроли.

Сергей с Линой сходили на представление. Восьмичасовое действо показалось Лине не столько таинством, сколько спектаклем, однако к концу представления дух дал о себе знать – началась сильная гроза. Они подружились с актером, который исполнял роль Понтия Пилата, местным доктором. Позже мать Сергея находилась под его наблюдением.

Этталь находится в четырех километрах к юго-востоку от Обераммергау – приятная прогулка при хорошей погоде, но, как Лина узнает в рождественские праздники, добраться туда по глубокому снегу не так-то просто. Самой старой постройкой был монастырь, возведенный в XIV веке. Когда-то аббатство состояло из двух монастырей, мужского и женского, и даже дома тевтонских рыцарей. В 1744 году его превратили в закрытое учебное заведение, в которое во время Первой мировой войны композитор Рихард Штраус отдал своего сына Франца. Сергей и Башкиров посетили пивоварню при монастыре – считалось, что там производят лучшее пиво в регионе. Кроме того, они воспользовались гостеприимством монахов, одолжив у них водителя для поездок по горам.

Лина провела в Эттале август и сентябрь, и Сергей изо всех сил старался, чтобы она чувствовала себя как дома, даже выложил на подоконнике в ее комнате незабудки в форме буквы «Л». Он учил ее играть в шахматы, аккомпанировал на новеньком рояле, когда она пела его романсы на стихи Бальмонта, а также произведения Клода Дебюсси и Франсиса Пуленка[150], и рассказывал, как продвигается работа над «Огненным ангелом». Лина восстановила отношения с матерью Сергея, чье здоровье оставалось слабым, и научилась терпеть Башкирова, который ценил ее за внешность, нежели на личные качества. Играли в бридж, шахматы, занимались садоводством, играли в теннис на монастырских кортах. Сергей и Башкиров соревновались в переводе стихов.

Когда Сергей работал, внося коррективы в вокальные партии оперы «Любовь к трем апельсинам» и оркестровую сюиту «Шута», Лина проводила время в обществе двух монахов. Молодого звали отец Йозеф, и он безбожно заигрывал с Линой, когда приносил козье молоко. Он признался Сергею: «Однажды, когда я пришел в ваш дом, ваша жена проводила меня до двери, и, попрощавшись, я поцеловал ей руку»[151], Сергей простил его, с трудом сдерживаясь от смеха. Монаха постарше звали отец Исидор, он вел себя прилично, ограничив беседы литургическими вопросами.

К концу жизни Лина вспомнит еще один эпизод, случившийся в Эттале следующим летом. В мюнхенской газете они увидели рекламу электрического инкубатора. Экономка объяснила, что в районе дефицит яиц, и посоветовала купить инкубатор, который поставили на балконе, где обычно сушили промокшую одежду. По вечерам Сергей выходил на балкон, склонялся над инкубатором и, словно гордый будущий отец, наблюдал, не видно ли под скорлупой шевеления. Птенцы вывелись из двадцати одного яйца; они выглядели слабыми, не помогла и нагревательная лампа. По словам Лины, большинство цыплят не выжили, и она обвинила в этом Сергея, не обеспечившего выводку правильный уход. Оставшихся цыплят Сергей отдал соседям. Осталось одно яйцо, и через несколько дней из него появился утенок.

* * *

Утром 7 октября отдохнувшая и временно избавившаяся от давних болей в животе Лина уехала из Этталя в Милан. Обратный путь преподнес нежелательный урок по экономике – немецкая марка катастрофически девальвировалась в сравнении с австрийской кроной. Но были и плюсы – попутчики оказались добры к Лине. Разведенный мужчина провел ее через таможню в Инсбруке без визы и в середине ночи устроил в гостиницу. Однако система железнодорожного сообщения в Италии вызывала лишь раздражение. Лина приехала в Милан на следующий день, в 15:00. Небо расчистилось, и, когда ее поезд прибыл на станцию, выглянуло солнце.

В доме номер 38а на улице Стелла Лину ждали десять писем, девять открыток – и новая соседка по квартире. Консуэло забеременела от Виктора Андоги, пара обвенчалась и переехала в Париж. Новой соседкой оказалась русская девушка Таня Калашникова. Честолюбивая пианистка не произвела на Лину впечатления хорошего музыканта – Таня плохо читала с листа. Однако соседка была свидетельницей событий, происходящих в России, от анархического неистовства революции до захвата Лениным власти во время Гражданской войны. Оказалось, что родной Танин брат, Георгий, живет в Тбилиси, а двоюродный, Михаил Карпович, работает в российском посольстве в Нью-Йорке. Карпович, как и Сталь, был членом Временного правительства, но после революции уехал в Вашингтон, а затем в Нью-Йорк, где работал секретарем в посольстве. Летом 1922 года большевики сместили его с должности. Опасаясь ареста, он не стал возвращаться в Россию и начал работать внештатным переводчиком и лектором. Ему предстояло сделать блистательную карьеру историка в Гарвардском университете[152].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});