Лина и Сергей Прокофьевы. История любви - Саймон Моррисон

Лина думала, что в Милане некому будет отвлекать ее от учебы, но в пансионе, населенном честолюбивыми тенорами и сопрано, жизнь била ключом. Лина сняла комнату в пансионе для музыкантов в доме номер 8 на Соборной площади, в самом центре города, всего в квартале от огромного величественного готического собора, и на протяжении нескольких недель наслаждалась театральной атмосферой. Во время карнавала возбуждение сменилось усталостью, но, несмотря на это, заключительная процессия произвела на Лину огромное впечатление. Al fresco masquerade, маскарад под открытым небом, с восторгом написала она Сергею, ничуть не уступал величественным балам, которые Лина не имела возможности посещать…

Весной в ее комнате стало и теплее, и оживленнее. Когда все соседи, открыв окна, начинали заниматься в одно и то же время, заведение напоминало музыкальный сумасшедший дом. Постоянное общение с соседями помогло Лине усовершенствовать владение итальянским настолько, что она смогла ходить на спектакли в театр. Однако Лина устала от постоянных сплетен и интриг в пансионе. В конце мая она на четыре дня съездила во Флоренцию, чтобы повидаться с мисс Спенсер. По возвращении в Милан Лина переехала вместе с нью-йоркской подругой, Консуэло Иствик, в дом номер 38а по улице Стелла (via Stella), в более тихий район. В ноябре 1922 года, после прихода к власти Бенито Муссолини, будущего фашистского диктатора, улицу переименовали в улицу Филиппо Корридони (Filippo Corridoni).

Сохранилось несколько сильно выцветших фотографий того периода – одни кадры сделаны осенью в Милане, другие – летом, в парке в городе Монца и на озере Комо. Вот Лина вместе с педагогами, имена которых неизвестны; вот сидит с книгой в парке на скамейке, вот обнимает щенка по прозвищу Поррито; а вот величественная Консуэло со строгим выражением лица.

Арендная плата была ниже, чем в пансионе на улице Стелла, что очень устраивало Лину, поскольку деньги быстро таяли. В квартире была удобная мебель и достаточно места, чтобы приглашать гостей на чай и на бридж и даже время от времени устраивать вечеринки. Среди гостей были консерваторские музыканты и местные знаменитости, в их числе Филиппо Маринетти[132], основоположник итальянского футуризма.

Стремясь заручиться поддержкой, Лина завела знакомства с критиками, дирижерами, директором музыкального издательства Ricordi и главным художником театра Ла Скала Джованни Гранди, русская жена которого была знакома с Сомовым. Казалось, бывший нью-йоркский работодатель Лины будет преследовать ее всю жизнь. Как и Дагмара Годовская, близкая подруга которой Ева Дидур жила по соседству с Линой в пансионе. Она была настоящей примадонной, дочерью известного польского баса Адама Дидура. Критики писали, что она сразу одержала победу над нью-йоркской публикой[133]. В Милане Ева с успехом исполнила ведущую партию Мими в опере Пуччини «Богема» в Teatro Dal Verme (Театр Даль Верме)[134] и, конечно, вызвала зависть Лины.

Во время учебы студенты консерватории ходили на прослушивание в профессиональные оперные труппы. Лине больше нравилось общаться с педагогами, чем разучивать канонические итальянские арии из опер, которые они ей задавали. В первые два месяца в ее репертуаре была ария Джильды из «Риголетто» и Валли из одноименной оперы Альфредо Каталани. Партии были трудные, но Лина считала эти оперы старомодными и устаревшими по сравнению с музыкой, которую она изучала во Франции под руководством Литвин и Кальве, – включая песни Сергея на стихи Бальмонта.

Особенно Лина критиковала оперу «Валли», несмотря на то что Каталани был одним из любимых композиторов Артуро Тосканини, в то время бывшего главным дирижером Ла Скала. Лина с необдуманной категоричностью называла оперу «барахлом» – вероятно, за исключением самой известной арии из первого акта «Ebben? Ne andro lontana», в которой героиня выражает намерение покинуть счастливый дом своей матери и, возможно, никогда не возвращаться. Лина выучила арию под руководством дирижера и концертмейстера-репетитора. Она заслужила похвалу от обоих и от русского эмигранта, режиссера Виктора Андоги (настоящая фамилия Журов), с которым она познакомилась в Париже. Некоторое время спустя у него начался роман с ее соседкой по комнате Консуэло. Андога недавно осуществил постановку оперы Мусоргского «Борис Годунов» во вновь открытом после модернизации сцены театре Ла Скала. Дирижировал Тосканини. Лина была в восторге от возможности получить от него указания относительно мизансцены. Она надеялась, что осенью, в сентябре или октябре, у нее может состояться дебют на профессиональной сцене.

Тем временем Сергей вернулся в Европу, прибыв 25 февраля из Нью-Йорка в Булонь, а оттуда отправился поездом в Париж и Берлин, чтобы дать серию концертов. Он пересек Атлантику на пароходе Noordam вместе со своим «беспутным» другом, поэтом и философом Борисом Башкировым; в отсутствие Лины они решили поискать дом в Баварских Альпах, который можно снять на лето. Жизнь в Германии была намного дешевле, чем во Франции. Сергей был слишком стеснен в средствах, чтобы заплатить за дом на юге Франции, который снимал прошлым летом. Башкиров обещал снять дом в Баварии за разумные деньги, но в конце концов поисками занялся Сергей. Как только они устроятся, Сергей планировал взять с собой мать. Башкиров, планировавший не только отдыхать, но и работать над сборником стихов, обязался по вечерам читать Марии Ницше. Сергей надеялся, что Лина тоже приедет. Он наконец понял, что не хочет терять ее, но к браку был не готов, поскольку больше всего боялся лишиться свободы. Сергей долго убеждал себя, что семейная жизнь, о которой так мечтает Лина, не принесет ему удовлетворения. Опыт матери заставил Сергея относиться к брачным узам настороженно. После замужества и переезда на Украину, в село Солнцовка, где родился Сергей, Мария отчаянно скучала по прежней городской жизни.

Сергей и Башкиров нашли большой дом в деревне Этталь, примерно в 95 километрах к югу от Мюнхена, в Баварских Альпах. Вилла «Христофорус» – так называли дом – была настолько очаровательна, что Сергей решил остаться здесь до конца года. На первом этаже была библиотека с книгами на трех языках, креслами и яркими коврами, на втором – спальни с балконами, электрическое освещение, на стенах картины футуристов и изумительный вид на аббатство Этталь и луга. Сначало рояля не было, и Сергей играл на инструменте, принадлежавшем владельцу местного магазина, готовясь к предстоящим премьерам в Лондоне и Париже Третьего концерта для фортепиано с оркестром.

Но убедить Лину посетить идиллическое пристанище оказалось нелегко. Сергей слишком долго пренебрегал Линой, на пять ее писем приходилось одно его, и Лина почти замолчала, только время от времени сухо делилась новостями об учебе. Сергей попытался наладить отношения, похвалив ее «очень эффектную» фотографию, но тут же все испортил, добавив нескромный комментарий Башкирова относительно ее декольте[135]. Лина неоднократно отказывалась приехать в Этталь, утверждая, что учеба в Миланской консерватории не оставляет ей ни минуты свободного времени и что она изменила свой взгляд на жизнь. Призвав на помощь философию, она надменно объяснила ему, что «для меня духовный Союз значит намного больше – примитивные игры имеют меньше значения, и если нет первого, то для чего второе?»[136].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});