Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2. В 1767 году министром финансов был Чарльз Таунсенд, человек большого обаяния и парадоксального ума, столь же остроумный, сколь бестактный, «принадлежавший ко всем партиям и над всеми насмехавшийся», который мог одинаково талантливо защищать в споре две противоположные точки зрения, «превосходивший лорда Чатема красноречием, Бёрка — образностью языка, Гренвиля — тщеславием, Ригби — раздражительностью, самого себя — легкомыслием и всех — веселостью». Парламент заявлял, что устал от «наглости» колоний. Уступки делали их только еще несговорчивее. Бостон отказывался возмещать убытки лоялистам, пострадавшим в ходе беспорядков; Нью-Йоркская ассамблея отказывалась размещать английские войска, как того требовал Закон о мятежах. Сам лорд Чатем, большой друг колонистов, осуждал их поведение: «Оно больше не позволяет сказать ни слова в их защиту». В своей речи, высоко оцененной палатой лордов, Таунсенд высказался приблизительно так: «Хватит. Надо приостановить деятельность Нью-Йоркской ассамблеи, пока она не будет готова действовать по закону. Американцы обычно пугают нас отказом голосовать за жалованье губернаторов, значит надо обеспечить его выплату повышением налогов для американцев. Каких налогов? Неизвестно почему, американцы предпочитают налоги внешние. Прекрасно. Будут им внешние налоги. Мы обложим налогами стекло, свинец, краски, бумагу и чай. А для сбора этих новых налогов создадим в Америке корпус таможенных комиссаров».
3. Сказано — сделано. На этот раз британский парламент чувствовал твердую почву под ногами. Самые ярые из американских радикалов никогда не оспаривали права парламента на установление таможенных сборов. Да, конечно, но назначение метрополией оплачиваемых комиссаров лишит колониальные ассамблеи малейшего влияния на этих чиновников. Это — во-первых. Новый закон позволял этим чиновникам проникать в любой дом, лавку или подвал с целью поиска там контрабандных товаров. Это — во-вторых, и уже серьезнее. Потому что американец — хозяин у себя дома, ему страшно себе представить, как кто-то в этот дом вламывается. Действительно, присутствие в Бостоне этих английских комиссаров, снабженных постановлениями на обыск и сопровождаемых вооруженным патрулем, сразу взбудоражило умы. Недовольны были даже мошенники. В 1768 году судно «Либерти», принадлежавшее бостонскому судовладельцу Джону Хэнкоку, прибыло с Мадейры с грузом вина. Джон Хэнкок, бывший студент Гарварда, принадлежал к тем крупным бостонским коммерсантам, которые могли процитировать Вергилия и Гомера. «Если скромность — это вина, — писал его биограф, — то Хэнкок был невинен». А вот слова Томаса Хатчинсона: «Главной его страстью было стремление к популярности… Природным умом он не блистал, и за годы учебы ум этот не стал острее». Джон Хэнкок очень любил вкусную мадеру, на которую повысили налоги. Когда таможенник поднялся на борт его судна, он был схвачен и заперт, вино же разгрузили, не заплатив пошлины. Английские комиссары наложили на судно арест; толпа напала на их дома. Комиссарам вместе с семьями пришлось искать убежища на борту одного из военных кораблей. Арест, наложенный на судно, придал Джону Хэнкоку значительности, что пришлось ему весьма по душе, и, несмотря на богатство, он стал народным героем. Когда его отдали под суд, защищавший его Джон Адамс поднял вопрос о правомочности закона Таунсенда в Америке: «Мой подзащитный мистер Хэнкок никогда не давал своего одобрения на принятие этого закона; он никогда не голосовал за него и никогда не избирал никого, кто мог бы представлять его во время прений…» Два английских полка получили приказ стать в Бостоне гарнизоном. Их красные мундиры оживляли улицы и раздражали толпу. В этом рыбацком городе их сразу окрестили «омарами». Игравший по воскресеньям военный оркестр приводил в негодование сынов пуританства и свободы. Жители отказывались разговаривать с солдатами. В воздухе снова запахло грозой. Таможня давала тридцать тысяч фунтов годового дохода; сама же она стоила тринадцать тысяч, а содержание двух полков съедало больше, чем оставалось. Неправильные финансы, неправильная политика.
Джошуа Рейнолдс. Портрет сэра Чарльза Таунсенда. Ок. 1765
4. Теперь бостонские радикалы задумались, не крылась ли ловушка в принятии Таунсендом самого принципа внешних налогов. Но полемика давалась им теперь труднее, чем во времена Гербового акта. Где взять предлог, чтобы восстать против того, что колонисты принимали в течение ста пятидесяти лет? Лазейку нашел Джон Дикинсон, адвокат, виг, достойный и порядочный человек, автор «Писем фермера» — политических эссе, написанных с большим размахом. Он пояснил, что опасность налога заключается не столько в нем самом, сколько в намерениях тех, кто за него проголосовал. Налог, принятый для урегулирования торговли, законен; налог, принятый ради дохода и выплаты жалованья чиновникам, — нет. Сэмюэл Адамс, любимый оратор бостонских городских собраний, утверждал, что парламент и сам должен подчиняться высшей силе, а именно британской конституции, и что ни один закон, противоречащий этой конституции и Великой хартии, недействителен. Что, если бы ему возразили, что британской конституции не существует, он ответил бы, что величайшая сила британской конституции в том и состоит: она существует только в людских умах и в природе вещей. Так что в соответствии с естественным правом, прежде чем облагать людей налогом, их надо спросить — каждого… Бенджамин Франклин, здравомыслящий и честный человек (добродетели опасные для революционного времени), не счел эти рассуждения слишком ясными. Он сказал проще: «Или парламент сможет создать для Америки все законы, или не сможет создать ни одного». Эта формулировка была хороша тем, что вскрывала истинную проблему: американцы в глубине души не желали больше принимать от Англии никаких законов, и понуждала Америку и Англию искать какую-то новую форму имперского союза. Но так широко данный вопрос рассматривал один Франклин.
5. Впервые колонисты поняли, что самым сильным аргументом в глазах английских купцов был отказ от торговли. Именно этот бойкот стал причиной отмены Гербового акта; тот же метод они применили и к новым налогам. В 1769 году поставки товаров из Англии в Нью-Йорк упали с четырехсот восьмидесяти двух тысяч фунтов до семидесяти четырех тысяч. Пенсильвания и Мэриленд сократили закупки наполовину. Юг дольше тянул с отказом от старых добрых привычек, но мало-помалу, под влиянием таких личностей, как Джордж Вашингтон, который еще с прошлой войны питал к Англии глубокую ненависть, плантаторы поняли, что смогут
- Разгадка 1937 года - Юрий Емельянов - История
- Арабы у границ Византии и Ирана в IV-VI веках - Нина Пигулевская - История
- 1937. Контрреволюция Сталина - Андрей Буровский - История
- Гитлер против СССР - Эрнст Генри - История
- РАССКАЗЫ ОСВОБОДИТЕЛЯ - Виктор Суворов (Резун) - История
- Повседневная жизнь людей библии - Андре Шураки - История
- Соль земли. О главных монашеских Oрденах - Андре Фроссар - История / Прочая религиозная литература
- Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. - Сергей Горлов - История
- Империя степей. Аттила, Чингиз-хан, Тамерлан - Рене Груссэ - История
- Греческая цивилизация. Т.1. От Илиады до Парфенона - Андре Боннар - История