Почта в Никогда-Никогда - Люциан Воляновский

Удивленному репортеру миссис Бэйтс любезно объяснила, что ее мужу было пять лет, когда родители привезли его из Англии, так что он не вправе считать себя австралийцем, пожалуй, самое большее — «новоавстралийцем».

Кто такие «новоавстралийцы»

Так я столкнулся с выражением, которое означает «человек, не родившийся в Австралии».

На нелепость этой формулировки в стране, которая заботится о постоянном притоке иммигрантов, давно обращали внимание.

Наконец взяла слово «мисс Австралия». Известно с давних пор, что красивые женщины легче находят внимательную аудиторию, чем почтенные профессора. Она сказала, что, собственно, все они — «новоавстралийцы», кроме, разумеется, тех, предки которых жили в Австралии тысячи лет назад, — чернокожих аборигенов. Точности ради добавлю, что самую красивую девушку Австралии зовут Таня.

Каждый четвертый житель Австралии в возрасте менее двадцати одного года — это ребенок иммигрантов или родился не в Австралии. Чтобы лучше понять современную Австралию, можно прочитать хотя бы таблицу футбольных игр команд первого класса за одно воскресенье. Мы найдем в ней такие названия, как, например, «Полония», «Будапешт», «Хорватия», «Австрия», «Ювентус», «Хакоа» и т. д.

Это что-то новое. Ведь Австралия, в моем представлении, должна быть страной истинно британской. Поселенцы, которые прибыли с Британских островов на сожженную солнцем землю, хотели сделать из нее точное подобие своей далекой родины. И они достигли этого. Кроме Новой Зеландии, Австралия была единственной страной, заселенной европейцами, где до самой второй мировой войны почти все семимиллионное население происходило из одного государства Европы. Девяносто процентов граждан были британского происхождения, что вовсе не значит — английского. Каждый пятый житель — ирландец и католик, и как везде в бассейне Тихого океана, так и в Австралии было много шотландцев.

Кобзы [29] из кенгуру

Пожалуй, трудно поверить в то, что Австралия экспортирует в Шотландию волынки! Их делает из шкур кенгуру мистер У. Корнер из Курпору, расположенного неподалеку от Брисбена. Волынщик, играющий на инструменте австралийской продукции, даже стал победителем конкурса в самой Шотландии.

Там, на краю света, иммигранты создали подобие британской страны, сохраняющей традиции английского прототипа XIX века, столь отличного от окружающего мира южной части Тихого океана.

Однако это была точная копия, совсем как модель корабля, воспроизведенная в бутылке моряком, — с мельчайшими деталями, даже с британским флагом, реющим на мачте. Под тропическим солнцем австралийцы уплетали английские лакомства; говорили они на своеобразной разновидности кокни. Однако постепенно появились новые слова, часто искаженные выражения из языка аборигенов, то есть не англосаксонские. Различие между австралийской разновидностью английского и «королевским английским» растет. Я помню объявление в гостинице на одном из островов архипелага Фиджи: «Мы бегло говорим по-австралийски, понимаем по-английски»… А у англичан в Австралии есть даже своя собственная газета. Австралийцы довольно пренебрежительно зовут их «pommy»[30]. Следует помнить, что свободные поселенцы часто были не англичане, а именно шотландцы, валлийцы или ирландцы. Тяжелые условия жизни и стремление к независимости выработали у австралийцев недоверие к любой власти, презрительное отношение к «сильным мира сего». Пионеры Австралии были люди суровые и любили высказываться без обиняков. В 1896 году Джон Нортон, редактор выходившей в Сиднее газеты «Truth» («Правда»), выражал королеве Викторин пожелания доброго здоровья и долгой жизни «уже хотя бы потому, чтобы не прорвался к трону этот жулик на скачках, шулер, соблазнитель женщин, известный шалопай, ее сыночек — Альберт Эдуард, принц Уэльский…»

Население Австралии превысило цифру тринадцать миллионов, а доля британской иммиграции в нем стала значительно меньше. В первые годы после воqны, как мне рассказывали, еще случалось, что полякам, которые разговаривали между собой в автобусе по-польски, в бесцеремонном тоне замечали, что они должны научиться говорить по-английски. Сейчас я уже на слышал о подобных инцидентах, потому что каждый австралиец отдает себе отчет в том, что послевоенные иммигранты изменили лицо Австралии. Эго особенно касается прибывших из Европы, а следует здесь заметить, что для австралийца Великобритания не европейское государство… В газетах сообщения из-за границы помещаются на странице, озаглавленной: «Новости из Великобритании, а также Европы».

Я сознательно применил здесь выражение, которое требует пояснения. Чтобы понять заслуги перед Австралией всех этих поляков, голландцев, чехов, немцев, итальянцев, словаков или югославов, надо представить себе вчерашнюю Австралию.

Один варшавский инженер в 1938 году оказался в Мельбурне, имея в кармане договор о работе на одном из промышленных предприятий города. Он так рассказывал о первых впечатлениях от этого большого города: «Прямо с корабля я пошел в отель. Там я заперся в номере и проплакал два дня. Вы знаете, это была дикая страна, я не мог простить себе, что приехал сюда…»

Всего лишь вчера

В Австралии еще существуют такие уголки прошлого, где можно наблюдать сцены, которым позавидовал бы не один режиссер американских вестернов. Я, например, видел Теннант-Крик, город золотых приисков, где, как говорят, никто никогда не умер своей смертью… Эта слава — как мне кажется — очень преувеличена. Я увидел город старателей, жители которого боролись с суровой природой и страдали от одиночества, так как мужчин там значительное большинство. Однако драк, по слухам, некогда кровавых и частых, я не наблюдал.

Правда, жизнь здесь нелегкая и непривлекательная. В Дарвине мне рассказывали, что когда местная газета организовала какой-то конкурс, то первой наградой была недельная поездка в Теннант-Крик, а второй — трехнедельное пребывание в том же городе…

Известный австралийский журналист Дуглас Локвуд в своих воспоминаниях рассказывает о Теннант-Крик. В качестве корреспондента одной из мельбурнских газет он был послан в Дарвин, что означало ссылку из великой метрополии в крошечный поселок с ужасным климатом. Перед тем как вступить в должность, Локвуд женился, а коллеги ему сочувствовали: «Ехать в Дарвин, да еще вступить в брак, ах, как иногда бывает жестока судьба».