Книга шестая: Исход (СИ) - Злобин Михаил

– Увиденное в Италии теперь преследует меня по ночам в кошмарах, – продолжил пылко говорить спецназовец после короткой паузы. – Всякий раз, когда ложусь спать, я испытываю сильное желание набухаться, чтобы мозг вообще отключился нахрен, и не показывал мне этих ужасов! Но еще больше я боюсь, что не смогу заставить пробудиться одурманенный алкоголем разум, и мне придется переживать это снова, не имея возможности вынырнуть из этих оживших воспоминаний. Поэтому я пытаюсь как можно дольше откладывать тот момент, когда пойду спать, пока веки совсем уже не нальются свинцом. Я никому бы не пожелал пережить такое лютое дерьмо, даже самому ненавистному врагу, а от мысли, что такая участь может постичь моих близких, меня вообще разрывает в клочья!

Слушатели обмерли, забывая даже моргать. Я ощущал, что откровения бойца, прошедшего через преисподнюю и вернувшегося обратно, трогают их гораздо сильнее, чем отснятые группой кадры. Они сопереживали ему, они боялись вместе с ним и примеряли его отчаянье на себя. Люди сжимали кулаки в гневе, потому что слова Артема будили в них гораздо больше чувств, чем могло бы пробудить любой даже самый профессиональный с драматургической точки зрения киношедевр.

– Так что да, Сергей, – глаза спецназовца буровили меня, источая фанатичную уверенность, – я пойду с тобой живым или мертвым, лишь бы эта гадость не отравляла своим существованием планету! Ты не раз спасал мою жизнь, там, в Риме. Ты терпеливо сопровождал каждый наш шаг, хотя мог бы бросить там на растерзание нежити и спасаться в одиночку. Ты оберегал всех нас, как детей, встречая в лоб любую возникающую угрозу. Я помню это ощущение беспомощности, когда когтистые чудовища, за движениями которых невозможно уследить даже взглядом, несутся на тебя, преодолевая за прыжок по десятку метров, а трясущиеся руки даже не позволяют в них толком прицелиться! И я помню, как радовался, когда между мной и ими видел твою спину... Так что, думаю, будет справедливо, если эту мою спасенную жизнь, ты используешь на свое усмотрение, но во имя благого дела!

Глядя на то, как боец пробирается сквозь плотные ряды других служащих, двигаясь к сцене, мне хотелось закричать: «Сука, Артем, зачем ты на меня все это вывалил?! Зачем сказал?!» Но этот порыв был слаб, как дуновение ветерка в раскаленный июльский полдень, так что вряд ли кто-то вообще сумел заметить тень грусти в моих нечеловеческих глазах. Однако мне действительно было жаль, что парень не сумел найти в себе силы жить с этим грузом. Слишком уж сильно изменила его провалившаяся миссия, слишком сильно ударило по психике все то, что он там увидел. А ведь я помнил, как трепетали струны его души, когда мы говорили об убийствах на кухоньке дома Софи и Кристиана, он уже тогда остро нуждался в помощи. И то что он сейчас без особых колебаний решил положить свою жизнь на алтарь вовсе негарантированной победы, являлось вполне закономерным итогом. И это не значило, что я вдруг перестал уважать его решение и его устремление и брошусь отговаривать его, напротив, я проникся еще большим уважением к молодому человеку.

Артем вышел к моей трибуне и остановившись возле меня.

– Ты был прав, Сергей, – грустно улыбнулся он, – я и в правду странный, только до встречи с тобой почему-то не замечал этого.

После своей реплики он развернулся лицом к залу и замер, заложив руки за спину, гордо смотря на собранных здесь зрителей. И не успел я подумать, что один человек со столь огромной публики это чертовски мало, но в несоизмеримое количество раз лучше, чем вообще никого, как со своего места поднялся еще один мужчина.

– Я тоже пойду! – Твердо заявил он. – Просто не смогу спокойно жить, зная, что где-то твориться такая хренотень!

Второй доброволец не пытался продемонстрировать чудес в ораторском искусстве, он просто высказал свои мысли. Мысли, которые занозой засели в его мозгу и теперь не давали покоя. Он ничего не хотел никому объяснять, он для себя все уже решил сам, поэтому просто стал пробираться сквозь переполненные ряды.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Следом за ним вызвалось принять участие в моей авантюре еще два человека, а за ними еще четверо. Кто-то, обращаясь к залу, бросал короткие реплики, а кто-то просто вставал молча, будто в подъезжающем к нужной остановке автобусе, и продирался сквозь густо заполненное помещение.

Я смотрел на этих людей, что вызвались отдать жизни ради уничтожения пока еще далекой угрозы, и не мог разобраться в своих чувствах. Где-то глубоко во мне под толстым льдом холодного безразличия пока еще вяло, но уже вполне осознано шевелилась гордость. Нет, не за себя, упаси Тьма. Как раз-таки собой гордиться у меня причин не было. Но за этих парней и молодых мужчин, что с горящими взглядами смело шли навстречу собственной смерти. И я ощущал, что стоя рядом с ними, становлюсь с каждой секундой все более живым, словно жар их устремлений растапливает ледяную темницу, в которой томилась моя измученная личность.

Вот так на самом деле выглядят настоящие герои. Они не носят обтягивающих костюмов и не сверкают голливудскими улыбками, они не поднимают силой мысли поезда, не обрушают дома ударами голых кулаков. Они простые люди, которые делают то, что считают правильным. Правильным не для себя, а для всего общества. Вот благодаря кому человечество все еще существует, а не сгинуло во мраке своей кровавой истории, вот те самые атланты, что ежедневно взваливают на свои плечи неподъемную тяжесть и с достоинством несут ее.

Когда на сцену вышли все восемь добровольцев, в зале разыгралась небольшая драма. Один из присутствующих тоже поднялся с жесткого сиденья и попытался пробраться к трибуне, но находящийся рядом с ним сосед попытался его остановить.

– Ты че, с дуба рухнул?! – Зашипел сидящий на своего товарища, хватая того за рукав. – Куда намылился?!

Молодой человек как-то излишне спокойно посмотрел на донельзя напряженного собрата, но даже и не подумал вернуться на место.

– Отпусти, Никит, – едва слышно попросил он, но в тишине конференц-зала его услышали многие. – Ты же знаешь, я все равно пойду, не устраивай представления на пустом месте, а?

– На пустом месте?! Да у тебя крыша поехала, что ли?! – Взъярился сосед, принявшись с утроенной силой дергать ткань чужой одежды. – Ты о матери подумал, герой недоделанный?!

После этой фразы я присмотрелся к лицам этой парочки и заметил, что внешне они очень даже похожи. Одинаковая форма носа, слегка опущенные уголки губ, немного выпирающие уши. Только у того, который пытался отговорить второго, подбородок был несколько массивнее, да и в целом он казался покрупнее. Ну еще и залысины на его коротко отстриженной голове шагнули заметно дальше, чем у вызвавшегося смельчака. Тут ошибиться сложно, эти двое наверняка приходились друг другу родными братьями.

– Мать поймет, – так же тихо ответил доброволец, – и у нее все еще останешься ты.

– Не глупи, малой! – Упрямо возразил старший. – Я тебя никуда не пущу!

– Никита, я тебя прошу, успокойся, – младший брат утомленно прикрыл глаза, но попыток вырваться из хватки пока не предпринимал. – Я не хочу ничего обсуждать, особенно при таком количестве народу.

– Зато я хочу! – Взъярился сосед. – Ты что, не понимаешь, что вся эта лажа рассчитана на то, чтобы завлечь глупеньких паца…

Парень не стал ничего говорить, а только резко выдернул свой рукав из чужой руки, заставив старшего брата осечься на полуслове. Затем он максимально быстрым шагом, насколько позволял заполненный зал, двинулся к сцене, не обращая внимания на застывшего родственника.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Баран, стой! Придурок! – Прокричал вслед Никита, а затем тоже вскочил со своего места и тоже поспешил в сторону трибуны. – Мало тебе родители в детстве всыпали, уму разуму не научили, вот у тебя мозги и отсохли! Да стой же ты!

Несмотря на то, что младший начал свой путь раньше, до сцены оба брата добрались почти одновременно, правда, старшему пришлось в конце перейти на бег. Я встретил эту парочку своим безжизненным взглядом, внимательно слушая бурю, царящую в их душах, и если первый выдержал зрительный контакт со мной даже не дернувшись, то второй моментально растерял бо́льшую часть своего напора.