Ритуал - Марина Дяченко

Сколько имен. Каждое имя — ритуал, и не один. Неудивительно, что так живучи страшные сказки. Каждое имя — гибель невинной девушки, и даже не одной. Каждое имя… Но вереница подходит к концу…

«Ард-Ир, Акр-Анн, и сын его…»

В голове у Юты стоял гул, она покачивалась, пытаясь удержать равновесие, и все старалась понять, что за слово, такое неприятное, царапает ее изнутри, какая тень ходит вокруг да около, никак не достигая ее сознания.

Вот и все, она сейчас уйдет. Уйдет и больше никогда сюда не вернется. Надо только перечитать последние имена, неизвестно, зачем, но этого требует кто-то посторонний, вселившийся в Юту и пробующий там, внутри, свои острые коготки…

Ей не хотелось перечитывать. Медленно, через силу, она подняла глаза…

Глаза слезились. Ничего не видно, подумала Юта, но посторонний, поселившийся в ее душе, снова завозился и заставил.

Ард-Ир… Кто это, не знаю… Акр-Анн… и сын его… сын его… сын…

У Юты подкосились ноги. Пошатнувшись, она ухватилась за трехгранный крюк.

Сын его Арм-Анн.

Он творил здесь свой славный промысел. Он вкушал здесь царственную добычу. А потом он врал Юте, и Юта поверила.

Он входил сюда, ведомый отцом и дедом. Пленница… Такая же девушка, как она, Юта. Может быть, он и не хотел… Даже наверняка… Но законы рода…

Юта сложилась пополам, и ее стошнило. Скрипнула, распахиваясь, дверь. Ой, нет, подумала принцесса. Уходи.

— Юта? — Арман, встревоженный, широко шагал через зал к каменному столу. — Что ты здесь де… — и осекся.

Принцесса с трудом выпрямилась. Вот он идет, и глаза ясные. И все, как прежде… Горгулья, она позволяла ему дотрагиваться до себя.

Принцесса с трудом подавила новый припадок тошноты.

— Юта?! — он остановился.

— Как… — она откашлялась, возвращая себе голос, — как это было на вкус, Арм-Анн?

Темно-зеленые Армановы глаза стали совсем темными — так расширились зрачки.

— Наверное… — Юта облизнула губы, — человеческое мясо очень питательное… Без прожилок… Мягкое…

— Ты рехнулась? — спросил он отрывисто.

— Посмотри, — Ютин палец безвольно ткнул в надпись на камне, — посмотри, как интересно… Твоего дедушку звали Ард-Ир, а папочку — Акр-нн… И какой бы ты был дракон, в самом деле, так и не отведав…

— Замолчи.

— Конечно… Я не собираюсь вступать с тобой в объяснения… Будь добр, выйди. Я… видеть тебя не могу.

Арман хотел что-то сказать, но не издал ни звука.

Имена его отца и его деда в устах принцессы звучали почти оскорбительно. Она стояла перед ним, негодующая, исполненная ужаса и отвращения, причем отвращение это превосходило и ужас, и негодование. Она метала молнии сузившимися темными глазами. Она не желала, да и не могла сейчас его слушать. Сунув нож в его давнюю болезненную рану, она сейчас деловито проворачивала острие.

Арман снова открыл рот, но не для слова, а для судорожного вдоха.

— А ты нежная, — проговорил он с кривой усмешкой. — Даже видеть не можешь? Жаль… Уж придется посмотреть, дорогуша. Я ведь еще не решил, может быть, и скушаю тебя?

Юта отшатнулась. Арман расхохотался:

— Да, какой бы я был дракон, не отведав… Да-да… Мягкое, и без прожилок… Питательное… Молоденькое, невинное… Что ты смотришь, как оскорбленная добродетель? — Он поднял плечи, из которых туго выстрелили перепончатые крылья.

— Нежное розовое мясо! — ударил по полу чешуйчатый хвост. — Теплое, ароматное! Да, принцесса?! — последние слова было трудно разобрать, потому что зубастая пасть плохо его слушалась.

Едва справившись с оцепенением, Юта рванулась. Проскочив между Арманом и столом, она оставила на железном крюке обрывок темного балахона. Вслед ей летели леденящие кровь звуки — как человек, Арман еще мог смеяться, а как дракон — ревел и захлебывался пламанем. Горячий воздух ударил Юте в спину, и кончики ее волос завились, обожженные.

Многие из дней, проведенных ею в замке Армана, посвящены были поискам выхода. Теперь, трясясь на холодной лестнице, Юта еще и еще раз проворачивала в памяти расположение комнат и коридоров. Драконьи Врата пригодны для крылатых ящеров, но должен быть другой выход. Выход для людей. Ворота.

Она закрыла глаза. А если нет? Существа, жившие в замке, прекрасно обходились огромной круглой дырой, расположенной высоко над морем. А пленницы — пленницам ход на волю был закрыт…

Думай, сказала она себе. Ты или убежишь немедленно, или кинешься с башни — и не мечтай, голубушка, что возможен третий выход. Сама виновата, поступилась королевской честью, вошла с чудовищем в фамильярные отношения… Думай.

Она зажмурилась плотно-плотно и сдавила виски ладонями.

Арман сидел на плоском камне, безвольно привалившись плечом к остову корабля, когда-то выброшенного штормом на эти скалы.

Теперь несчастное судно походило на обглоданный рыбий скелет — крутые ребра переборок, судорожно вытянутые мачты, истлевшие тряпки на месте парусов. Над головой Армана угрожающе потрескивала высокая корма. Он представил на секунду, как корма рушится, погребая его под грудой подгнившего дерева… И остался сидеть.

От моря дул холодный ветер — надсадный и непрерывный, как зубная боль. Арман вжимался в склизкие доски.

Его обвинили в верности традициям рода. Он сам всю жизнь стремился им следовать — и терзался своей несостоятельностью. Почему же принцессины слова обернулись горьким оскорблением? Отчего так тошно, так пусто и так не хочется жить? Оттого ли, что никогда не преуспевал в промысле и ни разу не исполнил ритуала? Или оттого, что принцесса ему не поверила?

Глухо ударил медный колокол на носу погибшего корабля.

Они боялись, что он умрет в детстве, вслед за своей матерью. Дед подсказал решение — вырезать имя младенца на ритуальном столе, и жизненная сила, заключенная в камне, поможет мальчику выжить. Потом старик не раз жалел об этом…

Арман выбрался из-под нависающей над берегом кормы и побрел прочь, трогая запятнанные лишайником скалы.

Когда он отошел на два десятка шагов, гнилая корма протяжно заскрипела и рухнула, извергнув облако трухи.

* * *

Была ночь — безлунная. Юта стояла у окна кладовой с внешней его стороны, вцепившись в редкую решетку. Только что она протиснулась между прутьями и теперь смотрела с замиранием сердца вниз. Внизу не было ничего — темнота, но принцесса знала, что там, у нее под ногами, ворочается море.

Это свобода, внушала себе принцесса и стискивала зубы, чтобы унять выбиваемую ими дробь. Один шаг отделяет ее от свободы.

Вряд ли принцесса решилась бы шагнуть в бездну при солнечном свете. Но в темноте еще страшнее — будто проваливаешься в бездонную дыру… Она изо всех сил зажмурила глаза и представила себе Армана-дракона, как он хохочет дико, а из пасти сыплются искры… Представила, охнула и полетела вниз.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});