Новая позитивная психология: Научный взгляд на счастье и смысл жизни - Мартин Селигман

«Удовольствие — мощный источник мотивации, однако оно не вызывает в нас внутренних перемен. Это сугубо консервативная сила, подталкивающая к удовлетворению сиюминутных потребностей, обеспечению комфорта и релаксации… Упоение [духовное удовлетворение], напротив, не всегда приятно, порой оно связано с сильным стрессом. Так, альпинист может чувствовать себя измученным, полуобмороженным, оказаться на краю бездонной пропасти — и все же он не про меняет это состояние ни на что другое. Потягивать коктейль [145], сидя под пальмой на берегу лазурного океана, конечно, было бы приятнее, но это удовольствие не идет ни в какое сравнение с той радостью, которую он испытывает на этом ледяном гребне».

Ящерица с Амазонки

Вопрос о том, как познать духовное удовлетворение, по существу, сводится к древнему философскому вопросу о том, что такое счастье. Один из моих преподавателей, Джулиан Джейнс, завел у себя в лаборатории амазонскую ящерицу. Первые несколько недель она ничего не ела. Джулиан испробовал все, однако рептилия умирала с голоду у него на глазах. Он давал ей латук, манго, свинину из супермаркета, ловил мух и подкладывал в кормушку. Притаскивал живых насекомых и блюда китайской кухни, смешивал фруктовые соки. Ящерица отказывалась от всего и уже начала впадать в оцепенение. Как-то раз Джулиан купил бутерброд с ветчиной и попытался соблазнить им ящерицу, но она опять не проявила ни малейшего интереса. Тогда Джулиан сел читать «Нью-Йорк таймс». Проглядев первую полосу, он отшвырнул газету, которая случайно упала на бутерброд. Ящерица взглянула на газету, воровато подкралась, прыгнула, изорвала бумагу в клочья и, добравшись до бутерброда, мгновенно его проглотила. Оказывается, перед тем как что-то съесть, амазонская ящерица должна подкрасться и разорвать оболочку. Так уж они устроены. Умение охотиться у ящериц в крови и играет столь важную роль, что, не поохотившись, они просто не могут есть. Ящерица с Амазонки не может получить удовлетворение без труда. Мы, люди, конечно, устроены 4 гораздо сложнее, однако и нами управляют механизмы, сформировавшиеся за сотни миллионов лет естественного отбора. В процессе эволюции наши приятные эмоции и соответствующие потребности тоже связывались с определенными действиями. Последние не так примитивны, как у ящериц, но отказ от них тоже обходится весьма недешево. Представление о том, что мы якобы можем получить удовлетворение без использования своих добродетелей и достоинств — нелепость чистейшей воды. Будь мы ящерицами, то давно бы вымерли, пытаясь следовать ему! Хорошо еще, что пока мы всего лишь впадаем в депрессию: тысячи людей, живя в роскоши, умирают от духовного голода. Эти люди спрашивают: как найти счастье? Беда в том, что они неверно ставят вопрос. Путая удовольствие с духовным удовлетворением, люди надеются получить все сразу и без труда — жизнь превращается в погоню за наиболее доступными удовольствиями. Я ничего не имею против них, даже посвятил им целую главу и подробно объяснил, как достичь максимального уровня приятных ощущений. Напомню еще раз: благодарность, прощение, отказ от пессимистического восприятия прошлого, развитие в себе оптимистического отношения к будущему (с помощью критического анализа негативных автохарактеристик), учет привыкания, смакование и вдумчивое отношение к происходящему помогают сделать удовольствие более полным и сильным.

Однако если вся жизнь проходит в погоне за позитивными эмоциями, в ней нет места истинному счастью. Сегодня вновь актуален вопрос, сформулированный Аристотелем две с половиной тысячи лет назад: «Что такое счастливая жизнь?» Проведя грань между удовлетворением и удовольствием, я возвращаюсь к этому фундаментальному вопросу, чтобы найти для него новый, научно обоснованный ответ.

Этот ответ неразрывно связан с выявлением и использованием личных достоинств. Подробный анализ и практические рекомендации вы найдете в следующих главах. Но для начала подумайте о том, чтобы как можно чаще испытывать духовное удовлетворение — пусть это намного труднее, чем гоняться за положительными эмоциями.

Чиксентмихали очень старался, чтобы его печатные труды, посвященные самореализации, не были похожи на «учебники жизни». В своих замечательных книгах Майк приводит и разбирает множество примеров состояния «потока», но нигде не объясняет читателю, как в него погрузиться. Отчасти это объясняется тем, что автор принадлежит к европейской «описательной» школе, а не следует американской традиции «вмешательства». Думаю, Чиксентмихали верит, что после того, как он, подробно описав «поток», отойдет в сторону, творческий человек поймет остальное сам. В отличие от Чиксентмихали, я — последователь американской традиции, и раз уж мне известно достаточно много, я чувствую себя просто обязанным дать рекомендации в этой области, хотя выполнить их будет, безусловно, нелегко. Об этом-то и пойдет речь во второй части книги.

Часть II. ДОБРОДЕТЕЛИ И ДОСТОИНСТВА

Мы не враги, а друзья. Нам нельзя быть врагами. Накалившиеся страсти не должны разорвать узы давней привязанности. Таинственные струны памяти, протянувшиеся от полей сражений и могил патриотов к каждому живому сердцу и очагу этой огромной страны, зазвучат еще во славу Объединения, когда их коснутся светлые ангелы, живущие в наших душах.

Авраам Линкольн, первая инаугурационная речь, 4 марта 1861 г.

Глава 8. Новый взгляд на добродетели и достоинства

В те времена, когда Север и Юг Соединенных Штатов погрузились в пучину кровавой войны, Авраам Линкольн взывал к «светлым ангелам наших душ», надеясь, что они уведут людей от края пропасти. Величайший среди президентов оратор не случайно закончил свою речь такими словами. Большинство образованных людей в Америке середины XIX столетия разделяли его убеждения и верили, что:

— у каждого человека свой характер или натура;

— поступки каждого зависят от его характера;

— у человеческой натуры есть две ипостаси — дурная и добродетельная, или ангельская.

Психология XX века почти забыла эти положения, тем не менее история их величия и заката послужит достойным вступлением к рассказу о том, что такое человеческие достоинства и какую роль они играют в позитивной психологии.

Теория «хорошего характера» была идеологическим базисом многих социальных движений XIX века. Сумасшествие трактовалось как моральное вырождение или отклонение от нормы, а основным методом терапии было «нравственное» лечение — попытки изменить «плохой характер» и сделать человека добродетельным. Движения за трезвость, ограничение детского труда и отмену рабства изначально замешаны на этих представлениях. Сам Авраам Линкольн воспитывался на них, и в этом смысле мы без особых преувеличений можем считать Гражданскую войну в Америке следствием распространения этой идеологии.

Что же случилось с теорией «плохого» и «хорошего» характера впоследствии?

Не прошло и десяти лет после Гражданской войны, как Соединенные Штаты столкнулись с новой проблемой — мятежами и бунтами. По всей стране прокатилась волна забастовок и уличного насилия. К 1886 году столкновения рабочих (в основном иммигрантов) с властями приняли эпидемический характер. Кульминацией стало выступление на Хеймаркет-сквер[2] в Чикаго. Какое отношение к забастовщикам и бомбометателям должно было сформировать государство? Ученые и теологи объясняли все безобразия дурными свойствами человеческого характера: нравственной неполноценностью, греховностью натуры, порочностью, глупостью, жадностью, жестокостью, несознательностью, импульсивностью — иными словами, во всем виноват был «плохой характер», и человек нес за него ответственность. Однако в то же время популярность приобретало и новое учение, оставившее след как в политике, так и в науке о человеке.

Ученые заметили, что насилие и беззаконие творят в основном люди, принадлежащие к низшим слоям общества. Условия их жизни и труда были кошмарны: шестнадцатичасовой рабочий день на жаре или в холоде, шестидневная рабочая неделя, платы едва хватало, чтобы не умереть с голоду, все члены семьи жили и спали в одной комнате. Рабочие были невежественны, плохо знали английский, постоянно страдали от голода и пере утомления. Эти факторы — изнурительная работа, бедность, недоедание, нечеловеческие бытовые условия, отсутствие образования — не были связаны с недостатками характера или аморальностью. Все это относилось к окружающей среде, не зависящей от особенностей конкретного человека. Казалось бы, так естественно предположить, что к насилию людей толкали нестерпимые условия жизни. Но такое объяснение очевидно для нас, современных людей, а сознанию людей XIX века оно было дотоле чуждо и ново.