Маркиза Бонопарта - Виктория Дьякова

– Вот вы где! – прокричал он издалека. – Я вас уж час разыскиваю. Князь Багратион возвратился от светлейшего и требует тебя, Денис, к себе. Велел сказать, чтоб ты особо торопился. Михайла Ларионович одобрил твой план и дает для пробы пятьдесят гусар и восемьдесят казаков… Я тоже напросился. Меня включили, – добавил ротмистр с гордостью.

– Дай боже! – Давыдов широко осенил себя крестом. – Ох, покажу я им всем, – забыв о присутствии Анжелики, он погрозил в сторону французов кулаком и сразу поинтересовался у Тройкина: – Когда выступаем?

– Так сразу ночью. Пока палить не начали!

– Вам лучше всего отправиться с ними, – быстро сообразив, заметил Анжелике граф Анненков, – Денис сумеет довезти вас незаметно под самый нос какому-нибудь французскому подразделению, а там уж…

– Я не поеду, – горячо воспротивилась Анжелика. – Я останусь с вами! – В синих глазах Анненкова мелькнуло удивление, и маркиза прервала себя, осознав, насколько странно прозвучало ее признание…

– Друг мой, – Давыдов уже подошел к Анненкову и обнял его за плечи. – Мне жаль, что мы расстаемся накануне битвы. Отправимся со мной!

– Я был бы рад, – ответил Алексей, вздохнув. – Но ты же знаешь, меня в партизаны не включат ни при каких условиях, князь Багратион не подпишет приказ…

– Точнее, его попросят не подписывать, – понимающе покачал головой Давыдов и тут же в сердцах произнес: – Бросал бы ты все это, Алексис, сколько раз тебе говорю. Свобода – она дороже. Ведь все равно проку нет. Не выгорит там, в Петербурге-то… А так как в плену…

– Я не могу бросить, – ответил Анненков сдержанно. – И хватит об этом.

– Прости, – нахмурился Денис. – «Не повторяй мне имя той, которой память – мука жизни…» – проговорил он по-русски. – Так, значит, расстаемся? Решено?

– Решено, – повторил Анненков твердо. – Я здесь, у твоего дома родного, Денис, постою перед французом и за себя, и за тебя…

– А я уж там, за фронтом, за двоих рубить стану… – Давыдов окинул Алексея теплым взглядом, затем порывисто притянул к себе.

Спрыгнув с коня, Тройкин присоединился к ним.

– О квартирмейстере ты не беспокойся, – произнес Алексей, стараясь подавить охватившее его волнение. – Езжай за предписанием и сразу – в путь. А я с Карлом Федоровичем сам поговорю.

– Ключ в третьей колонне справа в щелке внизу, – сообщил Давыдов. – А сама комнатушка, как в сад въедешь, так и увидишь ее с торца, еще балкончик ажурный при ней, почти под самой крышей… Думаю, маркизе будет удобно в ней. – Денис перевел взгляд блестящих глаз на Анжелику: – Мне жаль, мадам, что я не могу лично показать вам мой дом.

– Я буду каждый день вспоминать о вас там. – Анжелика хотела ободрить Давыдова улыбкой, но общее волнение передалось и ей – губы только неловко дрогнули…

Давыдов наклонился и поцеловал руку маркизы.

– Я тоже буду вспоминать о вас, мадам… – И уже садясь на коня, расспрашивал Тройкина: – От кого гусар берут?

– Да от Васильчикова и от Карпова, – быстро отвечал тот. – Князь Багратион сказал, с левого фланга разить французов, обозы и парки расстраивать, фураж отбирать, переправы ломать – таков приказ светлейшего…

Махнув на прощание Анненкову и Анжелике, оба гусара ускакали в штаб. Алексей проводил их взглядом, в котором маркиза совершено ясно прочитала горькое сожаление.

– Вам очень хотелось бы поехать с ними? – спросила она, мягко тронув ротмистра за руку.

– Конечно, – признался он. – Мы все дружны почти что с детства. Вся жизнь прошла бок о бок, а вот теперь, если смерть настигнет, – далеко окажемся друг от друга…

– Князь Багратион так высоко ценит вас, что не хочет отпустить? – поинтересовалась Анжелика осторожно. – Выше всех остальных? Выше Давыдова?

– Выше Давыдова?! – усмехнулся Алексей. – Он поручает Денису отдельное, очень важное дело! А выше Давыдова меня ценит не Багратион…

– А кто?

– Тот, кто не отпускает уже давно, и не отпустит никогда. Ни в партизаны, ни куда-нибудь еще, – ответил Анненков с плохо скрываемой грустью. – Давайте лучше, маркиза, отправимся в усадьбу и посмотрим апартаменты, которые так нахваливал Денис. А также поищем там главного квартирмейстера…

* * *

Над Бородино звонили колокола – созывали к вечерне.

Штаб русской армии, расположившийся в давыдовском доме, был почти полностью освещен и издалека напоминал муравейник: всюду сновали адъютанты, ординарцы, квартирмейстеры, пронырливые и деловитые денщики. Сам Михаил Илларионович занимал кабинет хозяина усадьбы, отца Дениса Давыдова, любезно предоставившего свои апартаменты. В маленьком зальце перед кабинетом расположилась канцелярия командующего.

В нескольких шагах от Главной квартиры расположились телеги с ранеными, ожидавшими, пока их примут в госпиталь: обвязанные тряпками, бледные, сосредоточенные или, наоборот, возбужденные, солдаты сидели по двое-по трое на телегах и даже по четверо. Все они почти с наивным детским удивлением смотрели на проезжающую мимо «мадам» и ее широкополую шляпу с лиловыми перьями. Здесь же бойко голосили маркитанты. Разбитные молоденькие бабенки размахивали лотками, на которых виднелись бублики, какие-то ткани, ленты…

Когда подъехали к дому, к Анненкову сразу кинулась женщина средних лет в парадном розовом платье, похрустывающем шелком, с высоким воротником и в широкой лиловой шали, скрывающей обнаженные руки.

– Алексей Александрович, светик мой, ну хоть одно знакомое лицо! Слава богу, а то с ног сбилась…

Сойдя с коня, Анненков быстро обнял даму, поцеловал руку ей.

– Здравствуйте, милая тетушка, – произнес он по-французски, и Анжелика поняла, что это, наверное, была какая-то родственница Давыдова. – Почему остались? Почему в Москву не отправились?

– Так как же? – всплеснула руками та. – Надо же принять главнокомандующего по-людски. Что ж, Михайла Ларионович светлейший в пустой дом пожалует, где же видано такое?! Вот и остались мы с дедом. Хлеб-соль приготовили. А вручить – не вышло. Торопятся все. Светлейший сказал примет, я уж заглядывала, а у него – все генералы, генералы… Неловко как-то…

– Вы, тетушка Елена Евдокимовна, время не тратьте зря, – ответил ей ротмистр серьезно, – вещи собирайте необходимые и как можно скорее в Москву трогайтесь. Михайла Ларионович вас простит, хлеб-соль покушает – оставьте адъютантам его. Время ныне не то, чтоб традиции блюсти…

– Так куда ж ехать, Алешенька? – воскликнула женщина и, всхлипнув, прижала к глазам шелковый платок. – Вот уж Олсуфьевы, соседи наши, воротились – забиты дороги на Москву: и казаки там, и фуры госпитальные, и ополченцы, и духовенство. Не проедешь.