Банановое убийство - Галина Куликова

Прежде чем ответить, Сильвестр оглянулся проверить, где Майя. Увидел, что она вполне уютно устроилась в уголке, и лишь тогда целиком переключился на рассказчика.

– Раньше вы ее где‑нибудь встречали? – спросил он.

– О, нет! Я бы запомнил. Это такой тип роковой женщины – стройная, черная грива волос, дикие южные глаза, губы пухлые…

– Вижу, ты разглядел ее во всех подробностях, – подковырнул Герман, который с появлением Сильвестра изменил позу и теперь сидел с таким видом, словно проглотил палку и силился ее переварить.

– Разумеется, разглядел, – оскорбился Леонид Николаевич. – Я лежал на полу со связанными руками, а она обшаривала квартиру.

– А в других комнатах тоже такой беспорядок? – поинтересовался Сильвестр. – И на кухне?

– Здесь она сильнее всего неистовствовала!

– Я могу взглянуть?

Не дожидаясь разрешения, Бессонов встал и быстро прошел на кухню, задержавшись там не больше чем на минуту, заглянул в другие комнаты и снова сел на свое место.

– Нужно было сразу вызвать милицию! – высказала собственное мнение Изольда, не привыкшая оставаться на вторых ролях. Подавай ей главную, и все тут. – Только милиция способна сделать хоть что‑нибудь толковое.

Возможно, она хотела уколоть пришлого частного сыщика своим недоверием, но он даже не взглянул в ее сторону.

– Милиция! – воскликнул хозяин дома. – У меня ничего не украли, вот и весь сказ. Как они станут следствие проводить? Только замучают допросами и писульками, не хочу я в милицию.

– Скажите, что из себя представляет ваша коллекция фарфора и где она хранится? – спросил Сильвестр. – Я не заметил ни сигнализации, ни особо сложных замков на двери. Значит, ничего ценного в квартире нет?

Леонид Николаевич замялся, и вместо него ответил шурин, посчитавший своим долгом оказать родственную поддержку:

– Послушайте, он не может вам целиком довериться. Вот так взять и сразу все выложить… Еще неизвестно, сумеете ли вы вообще что‑нибудь сделать. Насколько вы хороший сыщик? – Он оглядел присутствующих, словно призывая их в свидетели. – Ну вот возьмите и докажите свои способности. Удивите нас чем‑нибудь!

Я пришел сюда не фокусы показывать, – спокойно ответил Сильвестр. – Впрочем, извольте. Вы недавно от зубного врача, вам поставили пломбу. И было это около двух часов назад. Вы, – обернулся он к Роману Потапову, который вздрогнул и вжался в спинку дивана, – только что побывали на юге в деловой поездке. Вероятно, сопровождали начальство. Смею предположить, ездили осматривать дома. Вы ведь занимаетесь недвижимостью, верно?

Роман опешил и не нашелся что сказать, его тетка Изольда мгновенно ощетинилась, грозно спросив:

– Это откуда вы узнали?

– А у вас, дама, болит горло, – приторно улыбнулся ей Сильвестр. – Так что поберегите голосовые связки.

Майя проглотила усмешку и зажала ладони между коленями. Наблюдать за Сильвестром было настоящим удовольствием. Приятно иметь босса, за которого не стыдно, – он не попадет впросак и не позволит взять над собой верх.

– Ничего особенного в этом вопросе нет, Герман, – сказал Леонид Николаевич шурину и, словно оправдываясь обернулся к Бессонову: – Я вам все объясню. У меня довольно большая коллекция, которую невозможно хранить дома. Здесь мы живем, это наше родовое, так сказать, гнездо. А старинный фарфор обладает одним удивительным свойством – он вытесняет людей из помещений, в которых его хранят.

– Поэтому лично я не люблю фарфор, – неожиданно призналась Шура. – Топнешь ногой, все повалится и побьется.

Ощущая близкое соседство Кости Чихачева, она пугалась остроты собственных чувств.

– Да, топать рядом с ним не стоит, – согласился коллекционер, бросив на нее озадаченный взгляд. – Я снимаю помещение в одном ведомственном здании, где есть усиленная вооруженная охрана, новейшая сигнализация и другие системы защиты. Фарфор застрахован и завещан музею, который уже присылал ко мне экспертов всех мастей и рангов. Скажу честно, я провожу со своей коллекцией много времени, поэтому часто бываю вне дома. Но вот в последнее время приболел, и мне прописали уколы. Из поликлиники стали приходить медсестры – все, заметьте, как одна, дуры.

– А те тарелки, которые сейчас рассматривает господин Потапов, имеют какую‑нибудь ценность? – поинтересовался Сильвестр.

Роман действительно сидел вполоборота к серванту и постоянно косил на него глазом. Как только на это обратили внимание, он непроизвольно втянул голову в плечи и переспросил:

– Какие тарелки?

– А что тут такого? – мгновенно вспылила Изольда. – Тарелки красивые, с птицами. Практически произведения искусства. Никто не может запретить любоваться.

– Это так, всякая ерунда, – махнул рукой Леонид Николаевич. – Друзья надарили. Решили, что если я коллекционирую посуду, меня обрадует любая хрупкая финтифлюшка. В квартире есть только одна авторская вещь, на которую можно обратить внимание. Статуэтка. Она стоит у Антонины в спальне, на комоде.

– Что за статуэтка?

Сильвестр сидел в свободной позе и даже время от времени закидывал ногу на ногу, как будто вел светскую беседу, а не допрос.

– Это ангел, – ответила Тоня. – Такая изящная вещь…

– Фарфор, лепка, подглазурная роспись, незначительные сколы по основанию, – вмешался Костя Чихачев, тихонько постукивая ногой по полу. – Без клейма, но с подписью автора. Подпись заканчивается сердечком.

– Автор – Михаил Иванович Зарудный. Работал в основном в пластике малых форм, – будто читая лекцию, продолжил Леонид Николаевич. – Делал жанровые статуэтки, любил сюжеты из жизни детей. Ангел относится к середине двадцатого века. Ничего особенного, смею вас заверить. Дорого, красиво, не спорю. Однако в любом антикварном магазине вам предложат десятки сопоставимых вещей. Это не только мое мнение. – Изотов посмотрел на Чихачева и, пожевав губами, заявил: – После того как Костик сплясал вокруг меня папуасский танец, умоляя продать ему ангела, я подумал – чем черт не шутит? Вдруг я что‑то проглядел? И отнес штуковину на экспертизу серьезным людям. Они пожали плечами, и все.

– А Костик с самого начала знал, что это произведение искусства хранится в спальне Антонины? – спросила Изольда, буравя взглядом молодого человека.

Чихачев кинул в ее сторону хмурый взгляд и ответил:

– Мне понравилась статуэтка. Но когда я узнал, что Леонид Николаевич решил отдать ее Тоне…

Что значит – отдать? – ворчливо прервал его Изотов. – Статуэтка принадлежала ее матери. Потом, правда, перешла ко мне. И я хотел подарить ее племяннице на свадьбу.

– Когда я все это узнал, то перестал и спрашивать, – подвел черту Костя.

Майе стало немного неловко. Этот парень выглядел ужасно уязвимым после того, как Леонид Николаевич разоблачил его интерес к фарфоровому ангелу. Как будто родители в присутствии чужих людей высмеяли собственного ребенка за то, что он до сих пор спит с плюшевым мишкой.

– Статуэтка на месте? – поинтересовался Сильвестр. – Вы проверяли?

Леонид Николаевич пригладил свои седые космы двумя руками, потом в очередной раз потрогал шишку на голове.

– Дело в том, что когда пришла брюнетка, ангела в квартире не было.

– Вот как?

– Сегодня я брала его с собой, – призналась Тоня. – Он у меня в сумке. Сейчас я вам его покажу.

Она достала пакет, из него – мягкую тряпицу, в которую оказалась завернута небольшая фигурка ангела стойкими, почти прозрачными крыльями.

– Милая безделица, – одобрил Герман, взвесив ее в руке после того, как Сильвестр со всех сторон эту безделицу осмотрел. – Я на нее раньше внимания не обращал, если и видел. Ты носила в сумке такую хрупкую штуку? – обернулся он к Тоне.

– На счастье, – застеснявшись, призналась та. – Она всегда мне помогала. А сейчас, когда за мной начали бегать по пятам какие‑то ужасные личности…

Так уж и ужасные, – буркнул Леонид Николаевич. Он отнял ангела у шурина, выбрался из кресла и, подойдя к серванту, поставил за стекло. – Кто такой ужасный за тобой бегал?

– Человек с родимым пятном на лице! – торжественно объявила Шура. Поскольку она одна видела преследователя вблизи, ей захотелось похвастаться. Получилось очень торжественно.

– Что‑что? – переспросил Леонид Николаевич. – Человек с родимым пятном?

Майя могла бы поклясться, что он переменился в лице. Даже его лысина потеряла яркость, побледнев, как предрассветный месяц. Бросив затравленный взгляд в сторону шурина, он буквально пал в свое кресло, тяжело дыша открытым ртом.

– Какие драматические эффекты, – повел бровями Герман и процитировал: – Человек с родимым пятном на лице! Похоже на историю о пиратах. Помните, мы в детстве такие читали: «За ним следовал одноглазый шкипер на деревянной ноге! Ио‑хо‑хо, и бутылка рома».