Вобла в эстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники - Лариса Бесчастная

— Нет! Уходите вы! Раздеться мне поможет доктор. Я доверяю одному ему… — И с болью подумала: «А вы пока пошепчитесь о своём… По-семейному…».

Польщённый моим доверием доктор с энтузиазмом принялся разоблачать меня, ни сном ни духом не предполагая, что, позволив ему полюбоваться на обнажёнку, я хотела всего лишь разжечь ревность Сергея — ах, забыла: Руслана! И доктор словил свой кайф, тем более, что сама я не могла двинуть ни рукой, ни ногой, поскольку одеревенела, едва услышала, как нетерпеливая Манана прижала Сергея прямо за дверью моей «палаты»:

— Русланчик, я так соскучилась! Отец неделю был в рейсе, а ты ни разу не пришёл… Я тебе уже надоела? Или ты к Райке опять таскаешься?

— Отстань, Манана! Потом поговорим. Сейчас я занят… — напряжённым голосом отбивался Сергей от назойливой обожательницы. — И не ори так громко… Отец вернулся?

— Вернулся… вернулся… Утром… — торопливо ответила Манана и снова взялась за своё: — Русланчик, пойдём в кухню… Там никого…

От боевого натиска темпераментной хозяйки дома Бригадира спас Док, крикнув: — Манана! Принеси чистую сорочку! — и продолжил стягивать с меня остатки одежды.

Хозяйка пришла скоро и, подав Доку сорочку, поспешила обратно. И я услышала её удовлетворённое резюме:

— Тощая такая! Посмотреть не на что. И бесстыжая: сидит голая перед мужиком… А Док весь цветёт, словно ему красоту невиданную показали…

— Да заткнёшься ты, в конце-то концов?! — вспылил Сергей и крикнул: — Док! Давай, поторапливайся! Нас ждут!

— Погоди, Бригадир! — ответил розовый, как поросёнок, и довольный Док. — Я ещё укол ей сделаю и пульс проверю. И Манане инструкцию выдам!

Надо отдать должное доктору, раздевал меня он очень почтительно, не распуская рук и не пялясь во все глаза, — но и не торопился одеть. А перед тем, как сделать укол, долго поглаживал мою ягодицу: единственно из-за ради обезболивающего массажа, разумеется. Наконец он позволил войти Сергею и тот влетел, как пуля, и повис над моей кроватью.

Док увёл Манану на инструктаж и я воспользовалась их отсутствием:

— Нагнись ко мне, Бригадир, хочу спросить кое-что… и сказать… — Сергей наклонился и я задала свой тяжёлый вопрос:

— Скажи, они убьют нас обоих? И папу и меня?

— Не думаю. У Самбэка другие планы, — коротко ответил Сергей.

— Кажется я поняла, какие именно. Пригляди за моим отцом, пожалуйста… Кроме как на тебя мне его не на кого оставить… — попросила я и закрыла глаза. — А теперь иди. Обо мне не думай. Я уже приняла решение. И ничего не боюсь. Иди… Русланчик… Прощай… — и я отвернулась к стене.

Я слышала, как доктор щупал мой пульс, как что-то сказал Манане и Сергею — но никак не реагировала. Меня теперь волновало лишь одно: легко ли открываются тут окна? Вот дождусь ночи и проверю… Двенадцатый этаж… Всё кончится быстро и безболезненно…

Другого выхода у меня нет, потому что Самбэку я нужна, чтобы шантажом заставлять отца делать наркотики — а этого я не могу им позволить… А ещё он знает про Никитку. И, наверняка, собирается сделать меня покладистей и заставить повлиять на отца. А если случится чудо и я выскользну, меня поймает Харлам… Да и у Марчелло с его командой есть за что со мной посчитаться. А у Сергея другая… Как ни крути, я в тупике. В полном дерьме… Ну так хоть полетаю напоследок…

Лечение Дока подарило мне три часа сна и я подкопила немного силёнок — по крайней мере, достаточно чтобы подняться. И самостоятельно дойти до туалета. А на выходе меня уже поджидала Манана:

— Зачем вы встали с постели? Доктор не велел вам подниматься одной. Надо было позвать меня… — я примиряюще улыбнулась и она спросила: — Вам что-нибудь нужно?

— Да. Много чего… — не стала кокетничать я. — Во-первых я ужасно голодная. Во вторых, мне нужно что-то надевать на сорочку. А в-третьих, мне необходима горячая ванна. До зарезу! Ну и наконец, я не такая беспомощная, как вам расписали, и могу обходиться без поводыря и без няньки.

— Сей момент всё будет, — пообещала моя опекунша, — пойдите, пока полежите. Через полчасика я приглашу вас обедать…

Продекларированные полчасика у меня ушли на размышления: главным образом на обоснование принятого решения. Я смотрела в потолок и удивлялась: это что же происходит? Я нашла отца, отыскала любимого — и нет меня несчастней?! Более того, от полной безысходности я вынуждена решиться на крайние меры. Умопомрачительно!!!

Ну что ж… Оценим ситуацию… Хорошо то, что я никому ни чего не долж на и кроме бабушки плакать по мне особо не кому. Тоська, само собой, погорюет, что лишилась ценного кадра, но Нолик найдёт, как её утешить. Сергея приголубят Манана и некая Раиса… А я для него уже далёкое прошлое: он ведь не успел реанимировать нашу любовь. Отец… Он должен почувствовать облегчение оттого, что не увидит больше моих укоряющих глаз, да и посвободней будет в принятии самостоятельного решения. Тётю Мусю я успела отвратить от себя настолько, что она даже не подумает интересоваться моей судьбой… Миша уже оплакал меня — если, в принципе, плакал… Ну, а остальные, включая кота Тихона, не удивятся тому, что я глаз не кажу — они уже привыкли к моей забывчивости.

Получается, что я никого не подставлю… Кроме бабушки… И Никитки. Но он ещё маленький и скоро меня забудет. Можно было бы сказать о сыне Сергею — но это если бы он не был бандитом! А так нет. Нельзя ему доверить ребёнка. Тоська позаботится о моём мальчике! О моём белокуром и сероглазом маленьком принце…

Вы только посмотрите, какая польза получается от того, что я никому не нужна! Вот она всамделишная свобода! Самая крутая свобода! Да я просто счастливица!

В аккурат к окончанию этого этапа размышлений Манана позвала меня к столу и я, облачившись в принесённый ею голубой банный халат, потопала в кухню. Это будет моё последнее чревоугодие и я постараюсь насладиться едой и не нажраться до безобразия: негоже пластаться на асфальте с набитым брюхом, а то буду выглядеть, как куча дерьма. Я представила себе упомянутую кучу с табличкой типа: вот и всё, что осталось от Вероники Татушкиной, почившей вбозе… И задумалась: нет правильнее будет всуе… В голову полезла нецензурная рифма и я развеселилась…

— Ой, как славно! Вы уже улыбаетесь! Значит пошли на поправку! — оживилась Манана, а я мысленно дополнила её фразу невысказанным: и свалите отсюда на три буквы…

Но радовалась она вполне искренне и я, решив делать приятное и дальше, усиленно нахваливала её незамысловатую стряпню. И хотя поданное ею пюре не было воздушным, ягнятина в подливе мне понравилась, да и салат был свежим и душистым от обилия накрошенных в него трав. А уж кофе по-турецки был воистину отменен!

Вот за кофе-то я и удивила нас обеих, предложив Манане, бодрым голосом:

— А давайте выпьем на брудершафт!

— Коньяку? — мигом согласилась она и полезла в шкаф за бутылкой и рюмками.

«И зачем я это затеяла? — шевельнулась во мне старательно спрятанная ревность, — уж не для того ли, чтобы добровольно оставить ей в наследство своего Ёжика?». А почему бы и нет?! Ведь мы с ней, фактически, родственницы: с одним мужчиной спим, хоть он и рядится в разные имена! Нет, вру… Спит с ним она. А я просто люблю. Да. Всё ещё люблю… Досмерти.

Я смотрела на Манану и наполнялась завистью и тоской: вот эти статные бёдра и эту высокую грудь он ласкал, когда я маялась без него в одиночестве. Целовал эти пухлые губы и смотрел в эти чёрные, как ночь, глаза под высокими тонкими бровями, обнимал эти полные плечи… Интересно, как он называет её в минуты страсти? А она должно быть кричит, как горлица… И это возбуждает его ещё больше… О, Господи! И это тоже я должна пережить?! Но ты же знаешь, что я выдержу — иначе пожалел бы меня…

— Что-то вы погрустнели, Вероника, — заметила Манана, наполняя рюмки, — не надо расстраиваться: всё у вас как-нибудь наладится.

«Я не хочу как-нибудь!! Я хочу быть с ним!!!» — хотелось мне крикнуть ей прямо в лицо, но я заставила себя улыбнуться и принять от неё рюмку. Мы выпили и, слегка соприкоснувшись щеками, сели. Манана налила нам кофе и я заметила:

— А ты хорошо пахнешь. Это какие духи?

— Да я толком не знаю, — смутилась она, — там, на коробочке, длинное что-то написано, не по-русски. Мне их Руслан подарил. Вот я и мажусь ими… Главное, что ему нравится…

— Ты его любишь?

— Люблю ли я Русланчика? — удивилась моему вопросу Манана. — Да я по нему с ума схожу! — она зажмурилась и засияла: — Он такой сладкий! Если бы ты только знала, какой!..

«Мне ли не знать?! А мы, оказывается, единомышленницы… Разве это не славно?» — подумала я и онемевшими губами продолжила самоистязание:

— А он тебя… любит?

Манана померкла и честно призналась:

— Не знаю… Иногда мне кажется, что да, а иногда… Он становится таким чужим…