Испытай меня (ЛП) - Ши Ребекка

Сердце замирает, когда я вижу, что ее стол пустует, но затем я бросаю взгляд на часы — восемь пятнадцать. Она с Роуэном покупает свой кофе. Я тут же успокаиваюсь, и небольшая улыбка появляется на моих губах.

На обратном пути в кабинет Джойс стреляет в меня раздраженным взглядом.

— Да, Джойс? — Я жду, пока она ответит.

Джойс работает на меня уже больше десяти лет. Я могу читать ее настроение, как раскрытую книгу, и сегодня она в серьезном настроении. Засовываю руки в передние карманы брюк и жду, когда она вывалит на меня свое недовольство. Мне даже любопытно, что приготовлено на сегодня. Вчера она сказала, что мне нужно подстричься. Позавчера — что я так и не перезвонил матери. На прошлой неделе — что мне нужно начать ходить на свидания. Если бы она не была таким хорошим секретарем, я бы уволил ее к чертям собачьим за то, что она ведет себя больше как мать, нежели наемный сотрудник.

— Мне нужно десять минут вашего времени, чтобы обсудить детали клиентской коктейльной вечеринки.

— Выкрой время в моем календаре.

В ее голосе растет волнение.

— Нет. Я уже пыталась. Вы слишком заняты. Вы мне нужны этим утром. Сейчас! Мне нужно доработать детали, и я не приму «нет» в качестве ответа.

Я посмеиваюсь. Она бойкая, потому мне и нравится. Она справляется со всеми сложностями, потому я и держу ее на работе.

— Ладно. Вперед. — Я киваю на свой кабинет. Когда занимаю место за конференц-столом, Джойс следует моему примеру с блокнотом и папкой в руках. Мы очень быстро решаем насчет приглашений, меню и бара. Я доверяю ей в принятии этих решений, но ей более комфортно верить, что это делаю я. Так что я спрашиваю ее мнение и соглашаюсь с ней. Вот как мы работаем.

Через пятнадцать минут она улыбается, довольная моими ответами, и собирается уходить. Но когда доходит до двери моего кабинета, быстро разворачивается.

— О, мистер Гамильтон, забыла вам сказать. Мистер Перез просил вас перезвонить ему, что-то насчет его встречи с мисс Филлипс на прошлой неделе. — Джойс приподнимает брови, на ее лице появляется обеспокоенное выражение, а затем она уходит и закрывает за собой дверь.

Я подавляю стон. Мистер Перез — самый взыскательный из наших клиентов, и именно поэтому я назначил Сейдж представлять его. Его желания и уровень требуемого внимания за гранью того, что я мог бы назвать нормальными, а Сейдж — единственный человек, который, я знаю, сможет осчастливить его. Раздраженный, делаю пометку позвонить ему позднее.

Нажимаю на программу для отправки внутренних корпоративных сообщений, чтобы попросить Сейдж зайти ко мне. Но когда открываю ее профиль, вижу, что она все еще офлайн. Хмурясь, бросаю взгляд на часы на экране. Уже больше десяти утра. Она всегда немедленно появляется в сети, когда возвращается с кофе. Звоню ей со своего рабочего телефона, но ответа нет. Достаю мобильник из кармана и набираю номер ее мобильного, нетерпеливо ожидая, пока идут гудки, но ответа все равно нет.

— Проклятье, — шиплю я под нос. Набираю ей короткое сообщение, в котором прошу перезвонить мне, как только сможет. Не тратя ни секунды на размышления, хватаю ключи от машины и выключаю компьютер.

— Джойс! Пожалуйста, очисть мое расписание до полудня. Возникло неожиданное дело, так что я должен уехать из офиса.

— Да, сэр, — спокойно отвечает она, отрываясь от компьютера. — С вашей мамой все в порядке? — Она смотрит на меня с любопытством над оправой своих очков. Она чертовски хорошо знает, что это из-за Сейдж.

Черт. Моя мать. Я все еще не перезвонил ей с прошлой недели, и она оставила мне множество голосовых сообщений. Я киваю.

— Да. С мамой все нормально. Это дело касается работы. — Я быстро ухожу, желая поскорее добраться до квартиры Сейдж.

Пробка — та еще сука, и я уже на пределе, пытаясь удерживать взгляд между дорогой и телефоном, надеясь, что Сейдж ответит на мое сообщение. Через тридцать минут паркуюсь на обочине у дома Сейдж. Входная дверь в здание снова приоткрыта, и я рычу из-за того, что жильцы здесь такие безответственные, но я также благодарен, ведь могу без труда зайти в дом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Бегу по коридору к ее двери и стучу, переминаясь с ноги на ногу, пока жду ответа от нее или Эвелин. Снова стучу, нетерпение нарастает во мне с каждой проходящей секундой. Пытаюсь дозвониться до нее снова и снова, но ответа по-прежнему нет. Отчаянно провожу руками по лицу и ударяю по стене рядом с дверью.

Внезапно руку пронзает сильная боль, но звук голоса Сейдж притупляет ее.

— Что ты делаешь? — вздыхает она, направляясь ко мне по коридору. Я беру правую руку левой и разжимаю пальцы, наблюдая, как костяшки пальцев меняют оттенок с красного на светло-фиолетовый.

— Бью стену. Разве не видно, что я делаю? — язвительно отвечаю я.

— Холт… — Она берет мою руку в свою.

— Сейдж… — говорю я, вздыхая и убирая от нее свою ладонь. — Ты не пришла в офис, и я беспокоился…

Ее лицо смягчается, и она тихо говорит:

— Я была на приеме сегодня. Вернулась домой, чтобы переодеться и отправиться на работу. Я позвонила и предупредила своего руководителя, так что они знают, где я была… Я не думала, что должна была сказать тебе… — Она вдруг прерывается и прикусывает нижнюю губу. — Я имею в виду, что мы же не…

Мой желудок сжимается.

— Мы — что, Сейдж?

— Не знаю. — Она пожимает плечами, доставая ключи из сумки. — Я хочу сказать, что мы ничего, ну, знаешь…

Я смотрю на нее и вижу совершенно другую Сейдж, не ту, что зашла в «Джексон-Гамильтон» несколько месяцев назад. Ее уверенность пропала. Жизнь в ее глаза поблекла. Она уже не та уверенная в себе девушка, которая прошла через весь бар, чтобы пригласить меня выпить. За какие-то пару дней девушка, которую я знал, исчезла, но я знаю, что она все еще где-то там, и я готов умереть, чтобы добраться и отыскать ее… если она мне позволит.

— Сейдж, — бормочу я, прислонившись плечом к стене. — Впусти меня. Позволь мне помочь тебе. — Она закрывает глаза и медленно кивает. Я притягиваю ее в свои объятия и держу. — Крошечными шажками, — шепчу я.

— Крошечными шажками, — шепчет она в ответ.

* * *

Я вожусь возле кофеварки, делая нам две чашки, пока Сейдж переодевается и встречает меня в гостиной. Протягиваю ей чашку, и она вертит ее в руках, остужая напиток.

— Я не хочу, чтобы ты думал, что я сумасшедшая… — начинает она, но я ее перебиваю.

— Сейдж. Остановись. Я никогда так не думал, я не стану судить.

Она с трудом сглатывает и заправляет прядь волос за ухо.

— Я ходила сегодня к терапевту. — Сейдж смотрит на меня, будто я собираюсь что-то сказать, но я не говорю. В ее глазах грусть. Подбородок дрожит, а руки трясутся, но она прочищает горло и говорит: — Я рассказывала тебе, что мой отец погиб.

Я подтверждаю это кивком и ставлю чашку кофе на стол перед нами.

— Он не просто умер, — говорит Сейдж, ее голос ломается. Я тянусь к ее руке и беру в свою, нежно сжимая. — Многие люди теряют родителей, и знаю, что я не исключение. — Она делает еще один глубокий вдох. — Он застрелился в мой день рождения. — Слезы угрожают пролиться из ее прекрасных зеленых глаз. — Я была там, Холт. Я слышала выстрел. Я нашла его на полу нашей конюшни и охотничье ружье рядом с ним. Все еще можно было ощутить запах пороха, а половина его головы была отстрелена.

Мои глаза округляются от ужаса. Эвелин рассказала мне подробности, но, когда вижу эмоции на лице Сейдж, будто слышу это впервые.

Она с трудом сглатывает.

— Я четко помню каждую деталь. Футболка, в которой он был; часы на руке; то, как он поцеловал меня, прежде чем уйти в конюшню. Мне так грустно от того, что его больше нет рядом, но, в то же время, я чертовски зла на него. — В ее тоне появляется вспышка гнева. — Он был нужен мне, а он сдался. Он, черт возьми, просто сдался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Сейдж… — Я пытаюсь найти какие-нибудь слова, но она останавливает меня.

— Нет. — Она твердо качает головой. — Не говори, что суицид — это душевная болезнь. Он не был душевнобольным, Холт. Он потерял все наши деньги, все сбережения и всё, что у него было, в какой-то нелепой денежной схеме со своим коллегой. Этот человек должен был быть его другом, наставником, а он обокрал его до нитки и практически оставил нас бездомными. Отец совершил самоубийство, потому что считал, что подвел нас.