За чудесным зерном - З Валентин

Витя тоже писал. Но в конце концов он разорвал свое послание, и от него вы, очевидно, письма не получите. Вы знаете, как он упрям. А он вбил себе в голову, что не должен давать о себе знать. Но в остальном он очень изменился за эти месяцы. Во–первых — вырос, во–вторых — возмужал, в-третьих — стал настоящим бодрым, крепким человеком.

Уверяю вас, что вы не пожалеете о разлуке с сыном. Он изъездил с Тышковским десятки поселков и, благодаря своему неистощимо хорошему настроению, юмору и веселости, всюду обзаводился приятелями. Он прекрасно овладел местными наречиями, и я знаю, что с каждого поля он брал образцы пшеничных зерен для Ковылей. Однако я не уверен, что Витя сохранил первоначальный интерес к пшенице. В последнее время он редко упоминает о «чудесном зерне». Зато за этот год Витя увлекался попеременно всем, начиная от охоты и кончая раскопками Бурузана — города, развалины которого впервые исследовал Свен Гедин. Мы туда ездили всей компанией.

У Вити — богатырский сон, прекрасный аппетит. Он хворал за все это время только раз. Все остальное время он провел в беспрерывной работе.

Иногда ему приходилось нелегко. Средства наши довольно скромны, почти все нам приходится делать самим. При раскопках мы редко нанимаем рабочих, а почти всегда сами беремся за лопату.

Сейчас, когда начались знойные дни, это не слишком большое удовольствие. А Вите приходится работать немало. Он больше всех копается вместе с Клавдием Петровичем в самых пустынных, заброшенных и неприятных местах Хотанской провинции.

Когда мы начинали нашу экспедицию, Витя работал под моим руководством, но с тех пор, как профессор нашел указания на существование древнейшего Великого Города, Витя пристрастился к археологии.

К сожалению, кроме случайных намеков на то, что город похоронен где–то поблизости в пустыне Такла — Макан, более подробных сведений Клавдий Петрович ниоткуда пока не получил.

Некоторые местные жители не верят в существование Великого Города, другие путают его с Бурузаном, третьи указывают на развалины, уже известные исследователям Восточного Туркестана. Есть, правда, несколько стариков, которым приходилось много ездить с караванами, — они уверяют, что Великий Город существует, но что его можно видеть только с разрешения духов пустыни, а в остальное время он невидим.

Вероятно, такое поверье происходит оттого, что песок, засыпавший древние развалины, по временам сдувается ветром, а затем снова налетает на город.

Во всяком случае, никто не может или не хочет указать Клавдию Петровичу нужную дорогу.

Витя чрезвычайно занят поисками Великого Города. Это у него доходит до азарта, как, впрочем, становится для него азартом всякое увлечение. Сегодня он расспрашивал летчика, который довольно недурно говорит по–русски, — не пролетал ли тот над какими–нибудь развалинами. Но англичанину, перемахнувшему через Гималайский хребет, было не до развалин.

Витя очень этим расстроился. Но могу вас уверить, товарищ Орешников, что это хорошее огорчение, после которого ваш мальчик примется, как мужчина, за работу, за поиски. Впрочем, кроме Вити, огорчился ответом летчика еще некий сэр Генри Джуд.

Это чрезвычайно богатый путешественник, англичанин, который прибыл сюда из Индии, с собственным караваном в 50 верблюдов. Он–то и привез сюда запас бензина, пригодившийся для аэроплана. Сэр Генри Джуд неоднократно путешествовал по Азии, мечтая открыть что–нибудь необычайное. К сожалению, его преследуют неудачи.

В Бурузане Свен Гедин его опередил на один месяц. Козлов нашел в Монголии мертвый город Харо — Хото, в то время, как бедный англичанин искал этот город на три градуса южнее.

Негодует также этот путешественник на русско–немецкую экспедицию, недавно обследовавшую неизвестную до тех пор область Памира и открывшую там величайший в мире ледник.

Сейчас сэр Генри Джуд, кажется, хочет заняться розысками Великого Города — в конкуренцию нам. Во всяком случае, он очень интересуется работой Клавдия Петровича.

Я отвлекся, а время идет. Я вижу, что борт–механик–индус делает мне знак. Нужно торопиться.

Теперь — о Косте.

Я знаю, что о нем думают в Ковылях не меньше, чем о Вите.

Из коренастого белоголового подростка он за этот год лагерной жизни превратился в широкоплечего высокого юношу, с волосами, выцветшими от туркестанского солнца. Он крепок, здоров и серьезен. Несмотря на повседневную тяжелую работу, Костя ухитряется систематически заниматься. Его клеенчатая тетрадка давно исписана. А за ней он исписал еще три тетрадки, уже не наши советские, а из китайской бумаги.

Записи свои он прячет, и я полагаю, что он ведет что–то вроде дневника.

Костя прекрасно управляется с нашим хозяйством и при этом работает во всех отделах маленькой экспедиции: этнографическом, археологическом, зоо–ботаническом.

Оба мальчика — я их так привык называть, хотя они почти взрослые люди, — думают и вспоминают о Ковылях, любят вас всех, но грустить — для этого у них просто нет времени!

А у меня нет времени, чтоб продолжать это письмо. Через несколько минут аэроплан улетает. Привет самый сердечный. Будьте спокойны. Через один или два месяца мы двинемся на северо–запад, домой».

Иван Викентьевич быстро надписал адрес.

Спустя несколько минут над Ильчи вспорхнула пронзительно стрекочущая птица, и обезумевшие от страха верблюды с ревом ринулись от нее во все стороны.

ГЛАВА XXV

Незаметно дни скоплялись в недели и в месяцы.

Коллекции Веселова пополнились новыми видами: кры- сой–песчанкой с тремя бороздками на передних зубах, безногой кроткой ящерицей, пугавшей врагов своим поразительным сходством с ядовитой змеей — щитомордиком. Но больше всего Веселов гордился крохотной змеей, найденной в окрестностях Бурузана. Это грозное животное было величиной с палец, но мышь умирала почти мгновенно от укуса ее игольчатых зубов, и Фын, китайский купец, с караваном пересекавший неоднократно пустыню, уверял, что даже верблюд умирает от укуса «черноголовой».

Бесконечно вежливый китайский купец старался встречаться с членами экспедиции как можно чаще. Экспедиция нуждалась во многом. Люди обносились, инструменты требовали ремонта, не хватало патронов для охоты. А у Фына можно было раздобыть все, что угодно, начиная от шоколада, кончая мазью против насекомых. Но когда он называл цены, то Клавдий Петрович начинал вздыхать, а Веселов — ругаться.

Все же покупали и платили, а китаец день ото дня становился назойливее. Постоянные его визиты раздражали Веселова. Но Фын был неизменно вежлив, предлагал что- нибудь из товара и уходил, расточая сладкие приветствия.