Все началось с нее (сборник) - Светлана Алешина

— В чем ее и застали мертвую? — спросила Лариса.

— Ну да.

— Как ты ее убил?

— Говорю же, я и не думал ее убивать, — повторил Николай.

«Да, может быть, он и не врет, — размышляла Лариса. — Но желание убить зрело где-то подспудно, в недрах его души, и ждало своей пусковой ситуации».

— Я наблюдал, как она будила отца, дергала его за плечо, но у нее ничего не получалось, — продолжал Коля. — Помню, как мне все это было смешно, я буквально давился от смеха. Долго не мог его сдерживать и вскоре расхохотался. Белла, услышав это, растерялась и даже, наверное, испугалась. Короче, надоело мне все это, и я вышел из шкафа. Белла оторопела от неожиданности.

— Она знала, что ты его сын?

— Конечно, она видела меня, когда я приходил к отцу. В то утро мы хотели поехать на дачу, провести вместе день на рыбалке. Но тут пришла она, и планы отца тут же изменились. Поначалу была у меня обида, все более усиливающаяся. Я дошел до того, что начал следить за ней, но не хотел ее убивать…

— Ты так и не сказал, как ты ее убил.

— Когда я показался ей на глаза, из шкафа, она смутилась, но лишь на мгновение. Потом начала на меня орать. Я взбесился, вбежал в кабинет отца и схватил оружие. Где лежал «макаров», я всегда знал. В тот момент Белла уже прошла в ванную и хотела переодеться в нормальную одежду, смыть грим. Я ворвался в ванную и наставил на нее пистолет, держа его на расстоянии вытянутой руки. И громко крикнул: «На колени, сука!» Вначале она не поверила, что пистолет настоящий, и нагло расхохоталась мне в лицо: «Тоже мне, мафиози!» Но вот до нее начало доходить. Короче, она упала на колени прямо в ванной. Я включил воду.

— Зачем? — быстро спросила Лариса.

— Нравится мне вода… «Семнадцать мгновений» помните? В фильме видел — когда убивают, всегда вода.

«Надо же! Значит, ассоциации были правильны!» — внутренне поразилась Лариса.

— И что же было дальше? — спросила Котова.

— Она стала тянуть руки ко мне и просить о пощаде: «Ну, я погорячилась! Ты хоть понимаешь, что будет, если ты меня убьешь?» И тут мной овладело чувство хозяина положения: меня боятся! Словно все изменилось… И руки сами собой нажали на курок, не дав ей договорить. Если бы я немного подумал, минуту или две, может быть, я не сделал бы этого. Хотя бы ради отца. Но вы не представляете, какое это упоительное чувство власти над человеком! Я понял, что чувствуют тираны, вершители судеб человеческих.

«Сколько же в этих подростках патетики! Как легко они шарахаются от ущербности до мании величия!» — внутренне усмехнулась Лариса.

— И неужели ты не понимал, что главное подозрение падет на отца?

— Потом понял, — признался Николай.

— Но ты молчал, — укоризненно смотрела Лариса.

— Я подумал, что отец выкрутится. Он — сильный человек, и я его уважаю, несмотря ни на что. Выстрел, прозвучавший в моих ушах, убил Беллу, но звук его я буду помнить всю жизнь. Она так безвольно осела, вот так… моментально. Ведь только что была живая, презрительная, никого за людей не считающая. Потом просила меня, буквально умоляла не убивать… И вот она лежит, в глазах — ужас, в ванной кровь. Меня стошнило, и я вышел. Быстро оделся и спустился по лестнице на улицу. Там никого не было, и меня вырвало прямо у подъезда…

Николай покраснел, понимая, что этот момент никак не соответствует образу того супермена, вершителя судеб, хладнокровного и справедливого, который он носил в душе как идеал.

— Куда ты дел пистолет? — спросила Лариса.

— Выбросил в пруд, в парке, тут неподалеку.

«Подрастающему поколению помимо строптивой непокорности свойственен комплекс подражания», — отметила Лариса, безусловно имея в виду Штирлица.

— Понятно. Теперь мне ясно все, — сказала она вслух и поднялась со стула. — Пойдем в гостиную.

Решительным шагом она вошла туда, где ее ждали с озабоченным видом Вероника и нахмурившийся Либерзон.

— Тебе удалось что-нибудь выяснить? — поинтересовалась Вероника.

— Да. Я нашла настоящего убийцу.

— И кто же он? — вызывающе посмотрела на Котову Вероника, поправляя золотой браслет на запястье.

— Твой сын Николай.

— Ты с ума сошла! Обвинить ребенка! Лара, ты думаешь, что говоришь?! — ахнула Вероника.

— Во-первых, не ребенка — ему уже пятнадцать лет. А во-вторых, Вероника, я очень прошу тебя перейти на другой тон. В конце концов, это касается твоего сына и всей вашей семьи.

И Лариса вкратце изложила историю, рассказанную ей Николаем. Когда она закончила, Вероника с зареванным видом прокричала, почти безумным взглядом уставившись на Котову:

— Я уже не рада, что с тобой связалась!

Далее последовала тирада оправданий, слез, обвинений в том, что Лариса сама подтасовала факты и запугала ребенка.

Котова внимательно выслушала весь этот бред обвинений, понимая Веронику: ведь она сама была матерью. И Николай всегда для нее останется ребенком, даже если бы превратился в международного террориста.

Немного погодя Вероника стала умолять Котову не звонить в милицию, предлагала крупную сумму в долларах от продажи квартиры. Лариса и это пропустила мимо ушей, игнорируя золотые посулы.

— Лара, ты подумай, как к сестре к тебе обращаюсь! И Панаев все сделает для того, чтобы спасти Николая, в конце концов, и его вина тут есть! — кричала Вероника, принимая из рук Либерзона стакан воды и таблетку валидола.

— Нет, Вероника, нет, — твердо ответила Котова.

— И что ты теперь собираешься делать? — с ужасом спросила Вероника.

— Позвонить в милицию, — ответила Лариса.

Эпилог

Следующая встреча Ларисы с Вероникой состоялась спустя месяц после этой истории. Николай уже сидел в следственном изоляторе для малолетних преступников в ожидании суда.

Лариса без телефонного звонка приехала к Веронике, которая после ареста Панаева перебралась в его квартиру, без телефонного звонка, словно чувствовала за собой какую-то вину. Хотя поступить иначе Лариса не могла и с самого начала не думала никого выгораживать, будь то Вероника, или Панаев, или кто бы то ни было еще. Просто цепь логических умозаключений помогла восстановить ей картину происшедшего и досконально разобраться в мотивах, толкнувших на преступление подростка.

Она приехала к Веронике, чтобы та не держала на нее зла, хотя своей женской интуицией понимала, что такое вряд ли возможно. Но, поразмыслив еще немного, она пришла к выводу, что, возможно, у Николая действительно не все в порядке с психикой, поэтому было бы не лишним подсказать Веронике возможный вариант спасения его от тюрьмы.

На пороге дома ее встретила убитая горем женщина. И следа не осталось от прежней пустышки Вероники с бриллиантовыми побрякушками и умопомрачительными туалетами, несущей вздор из модных журналов. Раньше она больше походила на героиню какого-нибудь латиноамериканского сериала со всей их фальшивой сентиментальностью и внешним лоском. Теперь на Котову смотрели глаза уставшей от горя женщины, постаревшей за месяц лет на десять.

Котова ожидала любой реакции, вплоть до того, что Вероника бросится на нее с ножом. Она боялась посмотреть ей в глаза: ведь именно из-за нее, Ларисы Котовой, Вероника стала тем запуганным, съежившимся от горя существом, которое теперь предстало пред глазами частного детектива.

Но Вероника повела себя как-то безвольно.

— А, это ты? — безразлично спросила она и пропустила Ларису в прихожую. — Видишь, какой я стала благодаря тебе?

— Вера, ты извини, но сама понимаешь, именно ты меня попросила выяснить, кто настоящий убийца. Я вообще в тот день не хотела никуда идти.

— Ладно, видно, такая судьба, — махнула рукой Вероника и тяжело вздохнула. — Заходи на кухню. Мама, у нас остались сигареты?

— Остались, — грустно послышался непривычный уху спокойный голос Нонны Леонидовны.

Она не напоминала теперь вечно всем недовольную фурию с поджатыми напомаженными губами. Лариса даже подумала, что черный платок на голове мадам Харитоновой и скромное платье подходили ей куда больше. Она в этом виде вызывала несомненную симпатию.

В доме царил беспорядок, словно жизнь со всей ее пошлостью и цинизмом беспощадно ворвалась в этот оазис благополучия, где только и было дела счастливым обитателям, как строить друг другу козни, сплетничать и интриговать.

Но вот экстремальная ситуация — и Лариса отметила явную перемену отношения к жизни матери и дочери.

Затянувшись сигаретой, Вероника произнесла:

— Знаешь, Ларочка, я-то поначалу тебя обвиняла. Как Колю увели, я три дня в истерике билась. С мамой чуть удар не случился. Да и вообще на все по-другому теперь смотрю… Жизнь, она какую-то ценность для меня приобрела, что ли… Только бы решилось все это дело, но я уже ни на что не надеюсь. Я бы, наверное, и солнечному свету теперь бы радовалась…