На тихой улице - Серафина Нова Гласс

мужской голос у крыльца.

– Джорджия? – кричит он.

– А, это, наверное, Лукас, – объясняю я. – Я сказала ему, что мы будем здесь, когда они захотят забрать девочку.

– Мы тут! – откликаюсь я.

Через несколько секунд появляется Лукас. Его лицо пылает, а челюсть напряжена, но расслабляется, как только он видит нас, и по лицу расплывается улыбка.

– Привет-привет, – здороваюсь я, задумываясь, что сейчас не больше трех, а в это время он обычно на работе. Никогда не видела в квартале его машину до шести. – Ты рано вернулся.

– Джорджия неважно себя чувствует, – объясняет Лукас.

– Да? По-моему, она выглядела прекрасно.

– Такое случается, когда она пытается набраться смелости и выйти, бедняжка, – произносит он, по-прежнему улыбаясь, подходит к Эйвери и поднимает ее с пледа.

Малышка начинает плакать.

– Давно она у вас? – спрашивает он, и мне вдруг становится не по себе от того, что я отдала ему ребенка, даже не знаю почему. Просто чутье. Его поведение не соответствует улыбке.

– Недолго. Кажется, Джорджия ушла по делам.

– Что ж, было очень любезно с вашей стороны за ней присмотреть. Правда ведь? – обращается он к Эйвери, целуя ее в голову.

– Обращайтесь в любое время. Она просто душка, – говорю я.

Лукас вытаскивает бумажник и спрашивает, сколько нам должен.

– Нет, не нужно, правда. Мы с удовольствием провели с ней время.

– Ну что же. – Он широко улыбается и кивает. – Еще раз спасибо.

– Надеюсь, Джорджия поправится! – кричу я вдогонку, когда Лукас уже уходит.

– Да, конечно, спасибо, – отвечает он и идет к калитке.

Я чувствую тяжесть в груди и снова не понимаю причину. Я знаю, что вечно вижу то, чего не существует, и поэтому сдерживаю себя. Лукас никогда не был самым дружелюбным в мире человеком. В окрестностях полно богатых мужчин с комплексом превосходства из-за их работы или ужинов с сенаторами. Так уж здесь заведено, и я не позволяю себе думать о других плохо. Он ничем этого не заслужил.

– Он какой-то странный, – замечает Пейдж, вытряхивая и сворачивая плед. – Хочешь чаю… или «Маргариту»?

Она смеется.

– Нет, я лучше пойду. Спасибо. Правда спасибо. Ты настоящая подруга, что сделала это. Просто… это немного слишком, и я должна стать более… миролюбивой. Ха-ха! Больше похоже на фразу Опры, но я серьезно. Спасибо. – Я сжимаю ее руку.

По пути через дорогу задерживаюсь посмотреть на дом Джорджии. Что-то заставляет меня остановиться. Мне хочется избавиться от паранойи, которая вечно доставляет неприятности, но… Джорджия должна была вернуться. А он не должен был прийти домой. Что-то тут не так.

12

Джорджия

Наконец я приезжаю к дому, надеясь, что все в порядке. Весьма вероятно, Лукас не заметит, что на видео мы с Эйвери спим уже два с половиной часа. Может, он только разок взглянул на экран.

Выгляжу ужасно. Наверное, когда я появлюсь в таком виде, Кора сочтет меня еще более странной, чем уже считала. В такси я старалась сосредоточиться на мыслях об Эйвери и сохранять надежду и спокойствие, но когда в голову закрались мрачные мысли, начала задыхаться. Со стороны кажется, что все просто. Если б я услышала о женщине вроде меня, то решила, что такого не может быть. Но наш городок небольшой, а Лукас на каждом углу расставил ловушки. Все здесь равняются на него. Все, к кому я могла бы обратиться, много лет с ним знакомы.

Мне долго казалось, что я просто не вижу очевидный способ сбежать. Но очень умный человек потратил очень много времени, чтобы создать этот мир, который устроен так, что из него нет выхода. И до меня наконец-то начинает доходить. У меня нет документов, нет доказательств того, кто я, и нет выхода. Он называет меня Джорджией – это прозвище, потому что, по его словам, у меня бледная кожа, как у персика из Джорджии, – и всем представляет меня под этим именем. Я находила это очаровательным. Но это оказалось еще одной подставой. Меня зовут Никола Доусон, и я вдруг поняла, что больше мне ею не быть.

Так что в такси я задыхалась. Мне предстояло вернуться домой без всякого плана и надежды. Наконец, заметив, в каком я ужасном состоянии, таксист остановился. Я сидела на обочине, зажав голову между коленями, и пыталась восстановить дыхание, собраться с силами, и не успела понять, что происходит, как подъехали медики. Мне пришлось бежать. Не знаю, что было бы хуже: если б меня отвезли в больницу и Лукас узнал, что я сбежала из дома, или зафиксировали мой очередной нервный срыв. Я просто встала и побежала со всех ног, а когда оказалась за несколько кварталов, отчаянно попыталась найти другое такси, но в таком маленьком городке это просто невозможно, и пришлось идти пешком. Я бежала, пока хватало сил. Когда я преодолела четыре мили, оставшиеся до дома, покрытые потом волосы облепили лицо. Я порвала джинсы на коленях, а глаза налились кровью и слезами, но мне плевать, потому что надо было забрать ребенка и пойти домой.

Я подбегаю к двери Коры и звоню. Она быстро открывает и осматривает меня с головы до пят.

– Что случилось? – удивляется она, схватившись за сердце.

– Машина сломалась. Долгая история. Я могу забрать Эйвери? Прости за спешку, я по-настоящему ценю…

– Ничего страшного. Лукас уже ее забрал, – отвечает она, и у меня кружится голова и подгибаются колени, а от лица отливает кровь.

Перед глазами вспыхивают искры, я чувствую, что вот-вот упаду, тело не выдержит, а сердце прямо сейчас остановится, но нужно думать об Эйвери. Нужно войти в тот дом и столкнуться с неизбежным, потому что там Эйвери.

Спотыкаясь, я ухожу от Коры, но восстанавливаю равновесие. Я не могу открыть рот, чтобы заговорить, поэтому просто иду через дорогу, глядя на теплый оранжевый свет в окнах. Там как будто живет обычная семья – если я загляну в окно, то увижу мужа, который пьет пиво и смотрит телевизор, играющего ребенка у его ног, и они ждут моего возвращения, чтобы мы вместе поужинали, поговорили о том, как прошел день, и посмеялись. И посмеялись.

На крыльце на мгновение задерживаюсь. У меня хватило ума щелкнуть пультом, чтобы разморозить изображение с камеры на веранде. Возможно, именно поэтому он вернулся домой раньше, но точно не знаю. А мне нужно знать точно, есть ли хоть малейший шанс, что он не заметил.

Подходя к двери, я не слышу ни звука. Неуверенно пересекаю прихожую и иду на кухню, где за столом сидит Лукас