У подножия Копетдага - Ата Каушутов

Покгену лежать в постели.

Елли в душе обрадовался болезни председателя. Он надеялся за это время поправить свои делишки и опять был весел и самоуверен, хотя на людях держался скромно. Вскоре после встречи с секретарем райкома он побывал в городе, снял со своей сберегательной книжки все, что у него было, недостающее одолжил у приятеля и аккуратненько покрыл стоимость восьми присвоенных нм баранов.

Ревизия прошла вполне благополучно. Правда, приехавший из района бухгалтер долго возился над отчетностью животноводческой фермы. Чуя там что-то неладное, он уже был близок к разоблачению хитроумных проделок Елли, но тому удалось вовремя отвлечь внимание дотошного ревизора, и все сошло хорошо.

Как только опасность миновала, Елли решил вознаградить себя за понесенный материальный ущерб и испытанные треволнения. На этот раз он довел количество присвоенных баранов до десяти. Ему удалось выгодно продать их и не только возобновить счет в сберегательной кассе, но и как следует приготовиться к свадьбе.

И вот однажды к Покгену явился Ходжам-ага. После расспросов о здоровье, он сказал:

— Елли послал меня к тебе договориться о дне свадьбы.

— Вот поправлюсь немного, — ответил Покген, — и наметим подходящий денек.

Ходжам-ага пожелал ему скорейшего выздоровления, призвал на помощь всех святых и удалился.

Покген кликнул жену.

— Как там наша дочь, закончила ковер? — спросил он.

— Нет еще, — кротко ответила Дурсун.

— Если не закончила, то потом успеет, — решил Покген. — Ведь ты же до сих пор с ней не поговорила!

Дурсун тяжело вздохнула и направилась в комнату дочери. Покген подошел к двери, чтобы услышать их разговор.

Дурсун-эдже что-то тихо говорила дочери, но что именно, Покген разобрать не мог. Он услышал только, как Бахар засмеялась и уверенно произнесла:

— Это невозможно!

Дурсун-эдже не успела еще ничего возразить, как Покген растворил дверь настежь.

— Как так невозможно! — воскликнул он. — Мы же тебе добра желаем!

— Нет, отец, — склонив голову, спокойно возразила Бахар. — Я уже дала слово человеку, которого я люблю. И он меня тоже любит. Я вам не скажу сейчас, кто это, но можете считать, что ваша дочь уже замужем?.. Признаться, мне непонятно, как мог ты, старый коммунист, разговаривать о моем замужестве, не спросив меня?

— Самовольничать вздумала!.. — возмутился Покген.

— Отец, я своему слову не изменю, — твердо стояла на своем Бахар. — Это — человек достойный, поверь мне. И как только станет возможно, мы объявим о нашей свадьбе…

— Безобразие! — рассердился Покген. — Не спросясь отца-матери… Опозорила меня перед всем народом.

На этом разговоры о свадьбе и кончились.

Покген уже почти оправился после болезни. Он не привык так долго сидеть без дела, руки требовали работы. Ему уже разрешили понемногу выходить из дому, и он вздумал чинить сарай. Когда Покген попытался снять с петель расшатавшуюся дверь, он почувствовал острую боль в сердце и, не в силах устоять на ногах, со стоном опустился на землю.

Подавленная всем происшедшим, Бахар выбежала на улицу.

— Вюши, миленький! — обрадовалась она, натолкнувшись на приятеля. — Беги скорее за доктором, отцу плохо.

Вскоре пришли Громова и Чары.

Докторша, которая в первое время вызывала у Бахар неприязненное чувство, теперь все больше и больше нравилась ей. Она держалась скромно, приветливо и, видимо, очень любила свою профессию.

Надежда Сергеевна оказала Покгену помощь и осталась дежурить возле него на всю ночь. Чары тоже ушел лишь на рассвете, когда больной почувствовал себя лучше.

— Давайте это лекарство и не позволяйте больному вставать, он еще от прежней болезни не оправился, — говорила, уходя, Надежда Сергеевна. — Мне пора на медпункт, а вечером я опять зайду… Да вы не расстраивайтесь, — утешала она Дурсун и Бахар. — Ничего опасного нет, главное сейчас — полный покой…

Покген лежал молча, но лицо у него подобрело, и он даже ласково поглядывал на Бахар.

Узнав об отказе Бахар, Елли не на шутку разозлился. Все приготовления к пышному тою пошли прахом, и теперь его возмущало все и вся. Даже то, что бараны, которым предстояло распроститься с жизнью, не ведая того, получили отсрочку.

Чтобы узнать поточнее о положении дел, Елли поспешил наведаться к башлыку.

— По какой причине опять слег? — деловито осведомился он, увидав Покгена в постели.

— У него вдруг случился сердечный припадок, — со слезами в голосе ответила Дурсун.

Но Елли отнесся недоверчиво к такому внезапному заболеванию.

"Скорее всего Покген просто пожалел о своем обещании и притворился больным", — решил Елли.

Покген не раскрывал рта, и Елли вскоре ушел. Он еще долго вспоминал презрительный взгляд, каким его окинула сидящая возле отца Бахар, и сердце его готово было лопнуть от досады.

На протяжении десяти дней Покген находился в тяжелом состоянии, но потом дело понемногу пошло на поправку. Громова приходила ежедневно и все больше и больше покоряла Бахар своим вниманием к больному и мягкостью своего характера.

— Только ничем его не раздражайте, — каждый раз говорила, прощаясь, Надежда Сергеевна. — Пусть он не думает сейчас о работе, о делах…

— Дурсун-эдже всячески старалась исполнить советы доктора.

ПАКЕТ ИЗ РАЙОНА

Зима приближалась к концу. Стоял один из последних холодных дней. С утра порошил снежок. Он тихо падал на и без того плотный снеговой покров, укутавший землю.

По главной улице поселка торопливо шагал, направляясь в контору, Елли Заманов. Как всегда в зимнее время года, он был в хорошо сшитой офицерской шинели и хромовых сапогах. Через плечо у него висела полевая сумка.

Елли никогда не служил в армии, но ему очень хотелось походить на военного, отсюда — и сумка, и сапоги, и шинель. Каждый проникнется уважением.

Но сегодня вид у него был озабоченный, даже скорее испуганный. Вчера он получил письмо из города. Приятель, который в свое время одолжил ему денег на покрытие стоимости баранов, якобы проданных фермой на базаре, недвусмысленно напоминал о долге. Так же недвусмысленно он давал понять, что услуги обычно бывают взаимными.

"…У меня родился сын, — писал приятель. — Пятого числа я забираю жену из родильного дома и устраиваю той. Надеюсь, что ты приедешь и привезешь с собой барана и килограммов двадцать кишмиша для подарков гостям. Если говорить правду, то было бы хорошо и муки с собой захватить — чурек и так далее. Ну, в общем, сам понимаешь. Кстати, могу тебя обрадовать: к тебе опять собирается ревизор. Тот же самый. Но на этот раз все окружено тайной, и он нагрянет к вам внезапно. Узнал об этом совершенно случайно и спешу тебя предупредить, как полагается верному другу… Если трудно, — кишмиш можно заменить урюком. Словом, приезжай, а не