Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье

для гренадера». — «Но я хотел бы занять это место, генерал». «Надо перехитрить мерку. Когда будут измерять его рост, пусть он положит в свои чулки несколько карточных колод, — сказал он, — ему не хватает шести линий. Неважно, вы увидите, что с двумя колодами карт под каждой ногой он получит шесть пусов, вы должны пойти с ним». — «Конечно, генерал». — «Если его примут, он станет самым маленьким из моих гренадеров». — «Но он же имеет награду». — «А, это очень важно, в общем, сделайте все возможное, чтобы он был принят».

Потом мы пошли за картами и засунули их в мои чулки. Мой капитан действовал великолепно — он был ловким, как рыба, и вскоре мы закончили дело. В тот же вечер я стоял прямо как палка под меркой, и мой капитан тоже был там, и тоже держался очень прямо, думая таким образом сделать меня выше. Тем не менее, благодаря карточным колодам я получил свои шесть пусов. Я торжествовал.

Мой капитан тоже очень радовался — меня зачислили в его роту. «Вам придется сбрить свою прекрасную бороду», — сказал он. «Позвольте мне поносить ее еще две недели, я хотел бы сделать несколько визитов, а потом я сбрею ее». — «Я даю вам месяц, но вы должны много учиться». — «Спасибо вам большое за такую заботу обо мне». — «Я позабочусь, чтобы деньги вам начислялись со вчерашнего дня». — «Разрешите мне взять мое письмо?» «Конечно», — ответил он.

Он позвал сержанта-майора и сказал ему: «Вот маленький гренадер. Дайте Куанье возможность заниматься своим делом, а также свободно уходить и возвращаться. Поместите его среди самых маленьких. У тебя есть самый высокий, и теперь у тебя будет самый маленький». — «Понятное дело, он один, но он хороший товарищ, можно сказать: „Самый маленький из самых больших“». Старший сержант отвел меня в мою комнату и представил моим товарищам. Один из гренадеров, веселый парень шесть пье и четыре пуса ростом, рассмеялся, увидев, насколько я мал. «Ну, — сказал ему сержант, — вот твой новый товарищ». — «Я мог бы спрятать его под шинелью и незаметно вынести». Я рассмеялся, а тут и ужин был готов (мы не ели из общего котла, у каждого была своя миска), и я дал капралу десять франков. Это всем очень понравилось. Капрал сказал: «Вы должны завтра с вашим товарищем купить себе миску». На следующий день мы пошли покупать миску, и я угостил своего товарища двумя бутылками пива. Вернувшись в казармы, я попросил разрешения отлучиться до полудня, когда происходила перекличка. «Идите», — ответил мой капрал.

Я помчался, чтобы увидеть свою дорогую сестру в доме шляпника на Плас-дю-Пон-Неф. Я представился и предъявил письмо, которое хозяин дома так любезно написал мне, и все они были очень удивлены видом моей бороды. «Я солдат, которому вы так хорошо написали в Ле-Ман. Я пришел повидать мою сестру Марианну, вот ваше письмо». «В самом деле, — сказал он. — Войдите, но не спешите, ваша длинная борода может испугать ее».

Он вернулся и сказал мне: «Она ждет вас, я пойду с вами».

Я подошел к этой даме и сказал: «Я твой брат, просто обними меня, не бойся». Она, плача от радости, подошла ко мне. Я сказал ей: «У меня есть два письма от моего отца, еще в Маренго получил».

Хозяин сказал мне: «Это был жаркий день». — «Ах, более чем, мсье». А моя сестра сказала: «Мой старший брат здесь, в Париже». — «О, неужели?» — «Да, завтра около полудня он придет ко мне». — «Я так рад. Я сейчас в гвардии Консула, я сбегаю на перекличку, а потом вернусь. Через час я снова буду здесь».

Я поблагодарил хозяина и поспешил на перекличку. Я старался вернуться как можно скорее, но мой брат приехал раньше. Моя сестра рассказала ему, что я служу в Консульской гвардии. «Осторожнее, — заметил он, — в отношениях с солдатом, нам уже достаточно неприятностей». «Но, дорогой мой, — возразила она, — он вернется после переклички, и ты увидишь его».

Она заметила меня, когда я возвращался, и велела ему спрятаться. Я спросил ее: «Ну, сестра, разве мой брат Пьер еще не пришел?» «Да, — ответила она, — но он говорит, что ты не мой брат». — «И точно, так, — сказал я, — прекрасно, тогда скажи ему, что это он увел меня от Дрюйе в Эте, где он отдал меня в наймы, когда у него болела рука».

Услышав эти слова, он бросился ко мне, и мы все трое обнялись, плача от радости так громко, что все, кто был в доме, сбежались посмотреть на несчастных, которые снова воссоединились после семнадцати лет разлуки.

Радость и печаль были настолько сильны, что мой брат и сестра не выдержали — я потерял их. Спустя шесть недель я похоронил свою бедную сестру. Она заболела через неделю после нашей встречи, и мы были вынуждены отвезти ее в больницу, где она умерла. Я сопровождал ее гроб до самой могилы. Мой брат не смог пережить этой утраты. Я отправил его обратно в родные места, где он и умер. Я потерял их обоих в течение трех месяцев — это горе осталось со мной навсегда.

Сделав для них все, что я мог, я вернулся к своим военным обязанностям и рассказал о своих горестях своему капитану, который искренне посочувствовал мне. Я вновь надел униформу и снова маршировал по плацу. Я по-прежнему продолжал повышать свои навыки в искусстве фехтования и стрельбы. Меня познакомили с опытными мастерами, которые быстро подтянули меня. В конце года состоялись соревнования, и я был осыпан аплодисментами за проявленные мной силу и скромность в деле защиты нашей чести. Впоследствии я был представлен главным мастером на улице Ришелье для соревнования с очень искусными молодыми людьми, и там я показал все свои умения. Другие мастера обнимали меня, а самые талантливые ученики приглашали присоединиться к ним. Наш мастер фехтования, ошеломленный таким дружественным отношением ко мне, сказал им: «Не обманывайте себя, вы ничего не видели — он скрыл свое мастерство и вел себя как ангел. Если бы он захотел, мы могли бы сделать его мастером, но он сказал: „Нет, я хочу продолжать обучение. Вот что он сказал“».

Каждый день, чтобы изучить все приемы гвардии, я занимался строевой подготовкой, и мне не пришлось потратить много времени, чтобы познать их. В конце месяца мои занятия закончились, и я был отправлен в батальон. Дисциплина не была слишком суровой. Мы каждое утро приходили на перекличку в своих льняных рубахах и кальсонах (без