Митяй в гостях у короля - Иван Дроздов

В кармане Саида появился сотовый телефон, и женщины, не спрашивая, частенько выдергивали его из новенького, пошитого в королевской мастерской, пиджака, звонили Дмитрию. Они, конечно, пользовались и телефоном командира лодки, но Петр Николаевич был всегда в капитанской рубке и ждал звонка Дмитрия.

И вообще… — капитан есть капитан. Саид свой, с ним было проще.

А однажды утром у причала появился роскошный, длинный, блестевший черным лаком, серебром и позолотой автомобиль. Маша с Катей сидели на лавочке у причала и были изумлены, увидев важно выходящего из машины Саида.

— Саид! Покатай нас по городу. Я тысячу лет не ездила в автомобиле, — крикнула ему Маша.

Он растворил дверцу заднего салона, галантно наклонил голову:

— Пожалуйста, дамы!

И они, ничего не сказав капитану, поехали.

А капитан, наблюдавший эту сцену из верхнего отсека лодки, сказал Евгению, бессменно сидевшему за пультом компьютера, — он даже и спал у пульта:

— Женя! Я отлучусь на часок.

По трапу сбежал к причалу, остановил такси и показал шоферу на черный лимузин:

— Следуйте за ним!

Шофер кивнул и увеличил скорость. Прибылов был в штатском: в белой рубашке с короткими рукавами, серых парусиновых брюках. Дальним чутьем он услышал возможную опасность и решил следовать за Саидом и женщинами по пятам; он по долгу службы отвечал за всех членов команды, в том числе и за жизнь и безопасность Дмитрия. Командир экипажа знал, конечно, что находятся они в дружественной стране, видел на компьютерном экране встречи Дмитрия с королем, слышал их задушевные беседы, но про себя думал: Восток есть Восток, тут ухо надо держать востро. Не нравилась ему и кипучая активность Саида: побывав во дворце, он стал ездить на автомобилях, и каждый раз на новом и с разными людьми. Люди эти — здоровые молодые парни, одетые в штатское, но с военной хваткой, нагловатые, бесцеремонные. И на Катю, на Машу смотрели с откровенным и чисто мужским интересом. Видел все это и Евгений и однажды сказал:

— Не нравятся мне эти парни. Они чем-то похожи на наших кавказцев.

Примешивалась тут еще и ревность. За время плавания Петр почувствовал сильное влечение к Катерине. Он знал, что такое же влечение испытывают к ней и Саид, и Евгений, но Евгений почти в каждом порту, где они выходили на берег, получал из дома письма, и всем рассказывал, что жена его устроилась на работу, она бухгалтер и трудится в каком-то большом магазине, а прежняя страсть к наркотикам отступила, и дети очень рады и счастливы со своей любимой мамочкой. Это обстоятельство не могло не радовать его, и хотя любовь его, возникшая еще там, в Малиновке, здесь, казалось, стала неодолимой, он глубоко и тщательно прятал свое чувство, считал себя не вправе рушить свой семейный дом, под обломками которого пострадали бы его горячо любимые девочки.

Трудно было гасить в своем сердце пожар любви, но Евгений решил молчать. И он молчал. Скрывать же от всего мира это великое чувство еще никому не удавалось. И все знали, что Евгений обожает сестру шефа. И еще знали: он остается верен семье. Знала об этом и Катя. Ей тоже давно нравился этот обстоятельный человек, большой мастер-строитель и высочайший специалист электроники. Вместе с Евгением она боролась за отвращение его жены от наркотиков. И теперь с радостью ловила приветы из Питера, которые ей посылали малютки-девочки.

Вот такой сложный запутанный узел человеческих страстей стягивался все туже на маленьком пятачке спортивной подводной лодки. И здесь, в жарком восточном городе, где было так много непонятного и таинственного и где они вынуждены были жить без Дмитрия, Петр и Евгений вдруг почувствовали особую ответственность за Катю и Марию. И вот — первое испытание. Куда они устремились?.. Можно ли так легко и безоглядно доверяться Саиду?..

Черный лимузин, миновав несколько узких улочек и закоулков, вылетел на главный проспект, где было много народа и с левой и с правой стороны светились на солнце витрины магазинов, скоро свернул в переулок, а из него выкатился на простор, где дома стояли реже, и весь район походил на пригород наших небольших армянских или грузинских городов.

Зелени почти не было; лишь изредка попадались финиковые пальмы и острые, как пики, деревья — разновидность наших среднерусских елей. Снизу они были седыми от пыли, а вверху весело зеленели плотным игольчатым покровом.

Лимузин резко прибавил скорость и ушел вперед.

— Не отставайте! — тронул Пётр за плечо шофера.

— У нас мотор плохой. У них мотор хороший. Много денег стоит. Очень много! — пояснил шофер на плохом английском языке.

— Жаль. Очень жаль, — качал головой Пётр. — Мне бы хотелось знать, куда они едут.

— А это знать можем. Вон там, — вон видите, на горе дворец — брат короля живет. Богатый он человек. Много нефти в карман качает. Очень много! Его машина, я знаю.

— А сына его Саида знаете?

— Саида? Нет, не знаю. Во дворце гарем. И там много жён. И много детей. Всех можно знать?..

За три-четыре километра до въезда во дворец дорога втянулась в густую кипарисовую аллею, в стороне то тут, то там зеленели оазисы, были разбиты цветники, а возле дворца справа и слева искрились в лучах знойного солнца то ли пруды, то ли бассейны. И возле них одинокими грибами торчали цветные пляжные зонты, в беспорядке набросаны лежаки и будочки для переодевания.

Лимузин проскочил в открытые ворота, а навстречу Прибылову вышли два солдата. Попросили документы. Долго рассматривали паспорт, затем один из часовых спросил:

— Кто вы такой? Что вам нужно?

Прибылов попросил паспорт и хотел ретироваться, но часовой показал место машине и предложил пройти с ним. В каменном домике, удачно встроенном в забор, навстречу ему поднялся офицер и заговорил на дурном русском языке. Пётр объяснил, что он — капитан русской подводной лодки и что ко дворцу подъехал без особой цели, а так, из любопытства. Офицер сказал, что он вынужден доложить о нем старшему.

Началась процедура проверок, допросов, выяснений. Она длилась чуть не до вечера и не на шутку встревожила капитана. Он не мог так долго отсутствовать и вынужден был сказать, что имеет отношение к крейсеру, прибывшему в залив, и что командир этого крейсера одновременно и его начальник. Это сообщение привело офицера в замешательство. На своем языке он что-то говорил другому офицеру, а потом к ним подсоединились еще двое, — один из них был старший, важный — он поначалу смерил Петра презрительным взглядом, но, когда ему сказали о крейсере, снова оглядел Прибылова, на этот раз растерянно и тревожно. И почтительно поклонился.