Блицкриг Берии. СССР наносит ответный удар - Анатолий Логинов

Как часто бывало в это необычно холодное лето, погода быстро портилась и скоро вообще могла стать нелетной. Но все равно, связавшись со штабом полка, капитан запросил авиаподдержку и подкрепление, учитывая возможность боя. Как ему сообщили из штаба полка, авиаторы поддержку обещали, одновременно подняв в воздух разведчик Ил-28Р. Но подкреплений у командира полка не было, хотя он и обнадежил Верещагина возможным прибытием в течение суток передовых эшелонов 28-й общевойсковой армии на вокзалы Кёльна. Поэтому он просил задержать продвижение англо-германцев на сутки, не начиная первым боевых действий.

Задачка была еще та. Особенно учитывая, что, по сведениям разведки, на Дюрен наступала как минимум английская дивизия. Что ж, цели ясны, задачи поставлены, за работу, товарищи.

Первый взвод, усиленный немецкими егерями и пушками, занял оборону на тет-де-поне[24], второй несколькими отделениями прикрыл его фланги за мостом на окраинах города. Третий, вместе с самоходками оставленный в резерве, предусмотрительно создавал опорные пункты для круговой обороны. На всякий случай немцев распределили отделениями по позициям взвода, а немецкий командир остался вместе с Верещагиным. Десантники и егеря трудились как проклятые, роя окопы, маскируя огневые точки, приспосабливая дома к обороне. Обывателей просили укрыться в бомбоубежищах или по возможности эвакуироваться. К счастью, противник двигался неторопливо, поэтому почти все было готово, когда на дороге появились несколько английских и немецких броневиков и мотоциклисты.

Их встретил лейтенант Зорич, командовавший первым взводом, с двумя солдатами, стоя на дороге. Броневики притормозили, затем из одного из них вышли английский офицер и солдат. Неся белый флаг на штыке винтовки, они подошли к группе десантников. Английский офицер с удивлением осмотрел советских солдат и по-немецки заявил, что он от имени командующего Союзными силами генерала Монтгомери и командира 3-й пехотной дивизии генерала Демпси требует капитуляции всех войск, находящихся в городе. На это Зорич через ефрейтора Шмидта, поволжского немца, ответил, что советские войска, занявшие город по договору с законным немецким правительством, не находятся в состоянии войны с британскими войсками и никоим образом капитулировать не собираются. Ошеломленный англичанин сумел только сказать, что должен проконсультироваться с командованием.

Через час англичанин появился снова и заявил Зоричу, что командование Союзных сил считает, что:

– Русские войска не должны вмешиваться в действия союзных войск, находящихся в состоянии войны с немцами, обязаны пропустить эти войска для оккупации ими территории и в качестве гарантии обязаны разрядить оружие и сдать союзникам боеприпасы и тяжелое оружие под охрану.

Зорич ответил, что его командование, в свою очередь, считает их требования абсолютно неправомерными, оккупация немецкой территории уже произведена советскими войсками, а требование сдачи боеприпасов и разряжения оружия вообще беспрецедентно и не может быть принято. В ответ англичанин заявил, что в случае отклонения требований командования Союзных сил они будут вынуждены применить силу. На размышление дается еще полчаса, потом будет открыт огонь. Вина же в этом случае падет на некоторых упрямых командиров, не желающих видеть очевидного.

Через полчаса на позиции десантников обрушился огневой налет двадцатипятифунтовых пушек-гаубиц. Под его прикрытием в атаку устремились несколько броневиков, пара немецких «троек» и цепи английской пехоты. Подпустив их поближе, десантники открыли плотный автоматно-пулеметный огонь, в треск которого вплелись более громкие выстрелы германских винтовок 33/40 и резкие хлопки стреляющих РПГ. Через несколько мгновений один танк уже пылал, два броневика замерли, и тела убитых и раненых устилали землю перед позициями. Англичане опять повторили огневой налет, была предпринята новая атака, и опять десантники отбили ее.

Постепенно из-за потерь огонь обороняющихся ослабевал, и они вынуждены были оставить разбитые артиллерийским огнем передовые окопы. Оба орудия оказались подбиты, потери среди егерей были не меньше, чем среди десантников.

Верещагин перебросил через мост еще два отделения и одну самоходку. Одновременно англичане попытались форсировать реку правее позиций, но их лодки были потоплены огнем авиадесантных самоходных установок.

К вечеру к разгорающемуся побоищу англичане подтянули полную 185-ю пехотную бригаду и еще один дивизион полевой артиллерии, но в короткий период летной погоды русские вызвали бомбардировщики, которые сумели нанести атакующим англичанам и особенно их артиллерии большой урон. Попытки английских «Спитфайров» прикрыть свои войска закончились полной неудачей. Бомбардировщики легко ушли от них, даже не форсируя моторов, да еще и сбили несколько самолетов противника своими пушками. Мощное пушечное вооружение и маневренность русских бомбардировщиков не дали английским истребителям, вооруженным только пулеметами, никаких шансов.

Ночь прошла под грохот английских орудий, а с утра опять пошла в атаку английская пехота. Бои шли за каждую улицу, за каждый дом. Англичане несколько раз отступали и смогли полностью овладеть городом после ввода резервного батальона Королевского Норфолкского полка. Командир батальона, майор Питер Барклай, был вынужден лично подгонять идущих в атаку пехотинцев, так подействовало на англичан открывшееся им кровавое зрелище.

Среди горящих домов, валяющихся трупов и взрывов гранат семеро оставшихся в живых десантников и последняя самоходка с экипажем, состоящим из наводчика и заряжающего, выстояли против атаки англичан целый час. Но вот у них кончились патроны, самоходка была подбита из ПТР «Бойс», и атакующие английские солдаты столкнулись с четырьмя выжившими десантниками. Недолгая рукопашная схватка, пара взрывов гранат… и гордые англичане тащат своему командиру последнего оставшегося в живых израненного русского парашютиста.

А с восточной дороги в это время донесся глухой рокот движущихся танков…

Глава 6. В эту ночь решили самураи перейти границу у реки

(Июнь – август 1941/53 г.)

Япония. Токио

Конец июня и начало июля для полпреда (посла) СССР в Японии К. А. Сметанина были самыми сложными во всей его дипломатической жизни. Не имея связи с Москвой и никаких точных данных о произошедших событиях, он вынужден был почти ежедневно встречаться с министром иностранных дел Японии Ёсуки Мацуокой или с советником министерства Мамори Сигемицу, а то и советником кабинета министров Коки Хирота. Все они хотели получить ответ всего лишь на два вопроса:

– Почему СССР в нарушение договора о ненападении захватил часть территорий Японской империи? Планирует ли правительство СССР прекращение нарушения международного права и возвращение захваченных территорий?

Первые несколько дней ему удавалось отговариваться отсутствием связи и незнанием обстоятельств дела. Но с каждым днем вопросы становились все менее вежливыми и более настойчивыми. Приходилось лавировать, высказывать частные мнения, указывать на нарушения международного права, допускаемые правительством Японии. Несколько легче стало после прибытия самолета с курьером из Москвы. Были доставлены новые верительные грамоты и инструкции нового министра иностранных дел Молотова («министра!» – черт возьми, на родине все действительно резко поменялось!), которые пролили некоторый свет на происшедшее, но ничем не могли помочь послу. Поскольку права на северные территории для СССР в этих материалах подкреплялись лишь победой (еще не одержанной!) в войне (еще не начатой!) и решениями Потсдамской конференции (еще не прошедшей!), то инструкции предлагали послу упирать на приоритет освоения данных территорий русскими в период, когда японцы проводили политику изоляции. Аргументы казались послу более чем сомнительными и вряд ли способными повлиять на точку зрения японцев. Дополнительно предлагалось заключить торговые соглашения на поставки нефти, леса, металлолома и военной техники. Эти предложения вызвали некоторый интерес у японцев, но все застыло на требовании вернуть принадлежащие им по праву северные территории.

Заседание Генро и правительства в присутствии императора было бурным. Конечно, с европейской точки зрения, все выглядело очень спокойно. Сидевшие в зале пэры Японской империи использовали самые вежливые обороты речи, тщательно дозируя тон и содержание, но за внешней невозмутимой оболочкой скрывалось бурлящее море противоречий. Если перевести все эти «гири» и «гиму»[25] на более простой и понятный язык, то сразу становилось понятно, что столкнулись две почти непримиримые точки зрения. Представители первой стояли за войну с Россией, нагло нарушившей все международные договора, захватившей северные территории в виде Южного Сахалина и Курил, уничтожив при этом гарнизоны и население этих районов, да еще и предъявлявшей претензии на Рендзюн (Порт-Артур). Вторые резонно указывали, что недавние инциденты – Хасан и Номонган – доказывают, что императорской армии не справиться с сухопутными войсками русских и что более заманчивыми целями будут богатые ресурсами страны Юго-Восточной Азии, особенно практически бесхозные колонии Голландии и Франции, разбитых немцами. При этом они упирали на новости из Европы, свидетельствовавшие о крупных неудачах немецких войск в борьбе с русскими.