Змеиное гнездо. Безумный маг - Злата Иволга

спросила Албертина, наблюдая, как уводят принца, поддерживая его с двух сторон.

– Истощение и обезвоживание, – коротко ответил Магистр. – Что же вы хотите после трех дней обездвиживающего заклинания? Воды, которую вы ему давали, было недостаточно. И мышцы ослабли. Ничего, с его высочеством все будет в порядке. – Он осмотрел всю компанию. – А теперь пройдемте в мой кабинет.

– Я останусь, – покачал головой Кадир. – Магистр, мы с моими людьми сможем воспользоваться вашей столовой?

– Без сомнения, милорд…

– Кадир хан эфенди. Спасибо.

Магистр Джованни вскинул брови, еще раз посмотрел на Озана, потом на Албертину, покачал головой своим мыслям и чуть отступил в сторону в дверях, пропуская герцогиню.

Кадир успел закончить свой поздний ужин, игнорируя повара, вытаращившего на него свои маленькие глазки, осмотреть оранжереи Башни, обитатели которой оказались не чужды прекрасному, и поговорить с припозднившимся учеником, когда его нашел советник Бруно, высокий степенный маг в одежде почтенного отца из храма Млета.

– Магистр предлагает всем вам остаться на ночь в Башне, хан эфенди. Окончательное решение он примет завтра.

Кадир с любопытством осмотрел строгое черное одеяние мага и его серебряный наперсный знак в виде копья.

– Никогда бы не подумал, что маг, член совета, может быть священником.

Советник улыбнулся ему:

– Что ж, моим коллегам тоже нужно утешение и покаяние.

«Учитывая то, чем они занимаются, оно им даже необходимо», – подумал Кадир, а вслух сказал:

– Я хочу видеть своего брата.

– Ваши комнаты расположены рядом. Я вас провожу, – кивнул советник Бруно. – Надеюсь, вам понравится у нас в Тусаре, хан эфенди.

Озан выглядел уставшим и был не в духе. И если к последнему Кадир привык давно, то покрасневшие глаза и резкие морщины на лице брата встревожили его.

– Магистр не поверил вам? – спросил Кадир. – Нужно мое свидетельство?

– Моего слова и рассказа герцогини было достаточно, – вздохнул Озан. – Но чтобы обвинить мага, к тому же, бывшего ученика, им нужен ее пропавший сын. – Он помолчал, подкидывая на руке яблоко. – Ну, или твои слова о бумагах.

– Проклятие, – прошипел Кадир, усаживаясь на узкую и жестковатую кровать.

– Конечно, когда принц Джордано поправится, он может надавить на Магистра, – не слишком уверенно произнес Озан.

– Или напишет отцу, – кивнул Кадир, сильно сомневаясь, что король Тусара назначит расследование. Скорее, прикажет уничтожить всех, кому известны сведения, содержащиеся в бумагах.

– Зачем ты вообще подсунул их принцу? – Озан откусил добрую половину яблока и поморщился. – Кислое. И кровати жесткие. Комнаты, как в казармах.

– А кому еще? – буркнул Кадир, который уже успел себя поругать за то, что просто не сжег этот проклятый пакет. – Я думал, что он или король разберутся.

Озан промолчал, смотря в узкое окошко.

– Ты уверен, что Магистр не поверил? – продолжал Кадир. – Советник Бруно говорил мне об окончательном решении.

Озан доел яблоко и присел рядом.

– Возможно, я излишне подозрителен. Но меня разрывает от мысли, что этот… граф Риччи останется безнаказанным.

– Возможно, он мертв, – сказал Кадир, стараясь не показывать излишней радости при этой мысли.

– Тогда мы не найдем Фике. Если это он похитил ее.

Кадир внимательно посмотрел на четкий профиль брата и его сжатые губы. Сейчас он был очень похож на один из портретов Серхата паши, которые мать оставила в Сэдыре.

– Я предлагаю лечь спать. Мы все устали, а с утра, после хорошего отдыха, большие проблемы становятся невидимыми.

Оставшись один, Кадир еще долго сидел у маленького окошка, вдыхая волнующий аромат ночных цветов. Его мысли были далеко от Башни, проблем брата и тусарской королевской семьи.

Герцогство Синие Камни, Тусар

О делах они заговорили только вечером, когда замолкли звуки работы с улицы, перестали кричать гуси и лаять собаки, а за окном стемнело. Днем Кьяра бодрствовала до обеда, гуляя между сарайчиками и складами, рассматривая небольшой садик и спящих под кустами пестрых кошек, а потом ее неумолимо потянуло в сон. Она с трудом досидела за столом, отвечая на восторженные улыбки приемных детей Алессии и почтительные ее мужа Ипполито, крупного, сильного и добродушного мужчины. Все семейство было польщено присутствием в их доме такой гостьи. А Сильвио даже стал расспрашивать о Морской Длани, чем заслужил суровый взгляд отца.

– А что? – спросил он. – Мастерскую унаследует Паоло, а я могу сам найти себе занятие.

– Вот миледи делать нечего, как хлопотать за такого остолопа, как ты, – покачал головой Ипполито и прибавил еще что-то, но Алессия сделала мужу страшные глаза и не стала переводить. Вроде бы промелькнуло слово «банда».

Кьяра задумчиво рассматривала долговязого Сильвио с тощей шеей. Понравится ли Зигфриду сын тусарского каретника? Но ее глаза уже слипались и мысли путались. В общем, размышления о судьбе среднего приемного сына няни решено было отложить на потом.

Алессия уложила ее в дальней прохладной и уютной комнатке, и Кьяра заснула, видя перед глазами лица домочадцев няни и почему-то генерала-регента Ингрид Рихтер. А во сне она пропускала меж пальцев светлые жемчужные пряди волос и слушала незнакомые красивые стихи.

– Дама Донателла, да, – задумчиво произнесла Алессия, расправляя ткань на пяльцах, на которой вышивала разноцветных птичек при свете многочисленных свечей. – Конечно, я не забыла ее, миледи. Она была доброй хозяйкой. Я попала в замок Фарелли еще девочкой, когда мать уехала на юг вместе с госпожой, которой служила. Как вы уже знаете, я помогала кухарке.

– Я почти не помню ни замок, ни даже дядю Киро, хотя он умер позже мамы, – сказала Кьяра. У нее на коленях лежала уже готовая наволочка, пара к той, над которой трудилась Алессия. – Понимаешь, няня, недавно со мной случились странные вещи. Мне сказали, что Зигмунд никогда не удочерял меня. Скорее всего, это ложь, но я задумалась. Я не бывала с ним ни в гостях у родственников, ни в столице, хотя сам он с сыновьями выезжал с визитами. Не потому ли, что он действительно прятал меня? И почему? Возможно, разгадка кроется в моем прошлом. А о нем знаешь только ты, няня.

Пока она говорила, Алессия перестала вышивать и рассеянно вертела в руках пяльцы.

– Иногда мне кажется, что я слишком много знаю, миледи, – произнесла она и посмотрела Кьяре прямо в глаза.

– Значит, я права? Моя мать что-то скрывала? – Кьяра подалась вперед.

Алессия чуть прикрыла глаза и тяжело вздохнула.

– Раз монсеньор Зигмунд умер, то и мне нечего молчать. – Она отложила пальцы и взяла Кьяру за руку. – Дело в том, миледи, что дама Донателла Фарелли не была вашей матерью.

Кьяра так и не отняла свою руку. Она сидела прямо, уставившись в одну точку, и слушала, наверное, самую невероятную историю в мире, и удивительную, потому что она случилась с ней самой.

– Никто так и не спросил о новорожденной девочке. И дама Донателла упокоилась. Она приказала мне убрать пеленки далеко в шкаф и не вспоминать о них. Но бедняжка сломала ногу, и так и не