Черный ураган. Честный Эйб - Рубинштейн Лев Владимирович

— Они испугались чёрных? — удивилась Гарриет.

— Испугаешься, — проговорил Рагглс, — когда на тебя смотрят человек триста и вся лестница забита здоровенными портовыми грузчиками. Говорю тебе, они убежали, как… как кролики!

— Они ещё придут, — сказала Гарриет.

— Нет, — ответил Бэйтс, — нью-йоркские уличные хулиганы не станут часто ходить в лагерь врага. Они придумают что-нибудь другое. Нападут из-за угла ночью или…

— Ну что ж, посмотрим, — сказала Гарриет. — Но почему ты не входишь в комнату, дядя Рагглс?

— Я тут не один, — сказал Рагглс, — тут ещё двое.

— Кто это? — подозрительно спросил Бэйтс.

— Во-первых, это Соджорнер… — начал Рагглс, но докончить ему не удалось, потому что дверь распахнулась и на пороге появилась пожилая негритянка необыкновенно высокого роста и почти мужского сложения.

Это была Соджорнер Труз, сокращённо Соджи, которую знали на всём протяжении от Атлантического океана до реки Миссисипи, — первая цветная женщина, которая осмелилась выступать на митингах против рабства.

Она постоянно находилась в движении. Больше одного раза ей нельзя было показаться перед публикой, потому что каждое её выступление кончалось дракой. Немедленно после митинга Соджорнер Труз садилась в повозку, охраняемую единомышленниками, и ехала в другой город. Несколько раз её пытались убить на глухих перекрёстках, но она уходила невредимой. Однажды на митинге в церкви банда пьяных со свирепыми лицами ворвалась с дубинками в помещение, угрожая искалечить «проклятую чёрную морду» и сжечь все дома негров в околотке. Соджорнер не двинулась с места.

Она указала пальцем на хулиганов, и голос её загремел, как большой колокол:

— Посмотрите на румяных молодцов, которые ворвались в церковь, чтобы напасть вшестером на старую женщину! Кто им сочувствует, может присоединиться и атаковать безоружных! Свободные американцы, кто желает? Безопасно!

Никто не пожелал. Соджорнер уехала в сопровождении большой толпы провожающих, которые кричали: «Ура Соджи!»

— Гарриет, — сказала Соджорнер, — я привела к тебе посетителя из штата Мэриленд. Он хотел повидать тебя перед отъездом. У него есть к тебе дело… Входи, входи, любезный!

В комнату вошёл человек в широкополой шляпе, надвинутой на лицо так, что его трудно было разглядеть. На вошедшем была холщовая куртка и высокие охотничьи сапоги, забрызганные грязью. Незнакомый встречный принял бы его за скотовода из западных штатов, который привёз в Нью-Йорк своих длиннорогих быков на продажу в бойни. Но у Гарриет было отличное зрение. Она бросилась к гостю и стащила с него шляпу.

— О господи, я так и чувствовала! — закричала она. — Это Дэви! Дэви Кимбс в Нью-Йорке!

— Да, он явился в этот проклятый город, — невозмутимо заметила Соджорнер, — к счастью, всего только на одни сутки.

— Зачем ты здесь, Дэви?

— Потише, Хэт, — улыбаясь, сказал Дэви. — Меня прислали за ружьями и порохом. У нас прибавилось людей в последнее время, а парни вооружены одними дубинками.

— Там… в Мэриленде?…

— Да, Хэт, в горах. Там порядочный отряд. Все чёрные.

— И ты начальник? О Дэви, я горжусь тобой!

— Подожди гордиться, — проговорил Дэви. — Не я начальник. Начальник у нас другой.

— Кто же?

— Я не могу назвать его, — неловко сказал Дэви. — Это имя нельзя произносить вслух до поры до времени.

— Как, и при мне нельзя?

— Ни при ком, Хэт. Я не произнёс бы его и под пыткой.

— Утешься, Гарриет, — сказала Соджорнер, — он и мне ничего не сказал. Я не знаю, кто его начальник. Но мы помогли Кимбсу добраться до Нью-Йорка и снабдили его оружием.

— Как вы переправите оружие через линию Мэсона — Диксона? — заинтересовался Бэйтс.

— Никаких линий! — торжественно произнесла Соджоронер. — Оружие пойдёт пароходом в Балтимор в виде ящиков с грецкими орехами. Дэви уезжает этим же пароходом в качестве кочегара. Мы обо всём позаботились.

— А деньги?

— Деньги дал Дуглас.

Гарриет покачала головой.

— Нас много, Хэт, — сказал Дэви, — мы сила! Мы нападём на плантации и освободим рабов… Мы хотим, чтобы ты была с нами…

— Скажи своему начальнику, — задумчиво произнесла Гарриет, — чтобы он подумал о судьбе Сэма Книжника.

— Да ведь Сэм сидит в балтиморской тюрьме! Мы можем напасть на тюрьму, но для этого…

— Нет, нападать на тюрьму не надо. Но надо освободит Сэма.

— Как жаль, что тебя нет с ними в Мэриленде! — сказала Соджорнер, обращаясь к Гарриет. — Ты была бы хорошим чёрным генералом, не правда ли?

Она захохотала, а Гарриет опустила глаза.

— Нет, Соджи, я не могу и не хочу быть генералом, — ответила она тихо, — я не умею воевать. Я умею отыскивать тропинки в лесу и уводить несчастных чёрных людей под носом у белых патрульных. Я никогда ничего не боялась. Но воевать я не умею. Я даже не умею нападать на плантации. Я одна в лесу.

— И чем это кончится, Гарриет? — спросил Бэйтс. — Вы уведёте на Север всех южных негров?

— Хотела бы я знать, чем это кончится, сэр, — ответила Гарриет. — Я не уведу всех негров, но сделаю всё, чтобы прийти на суд божий с чистой душой и сказать: «Господи, я помогла своему народу!»

— Вы могли бы больше помочь своему народу, — сердито отозвался Бэйтс, — если бы поняли, что один человек ничто! Нужно идти всем вместе. Вот этот молодой негр Кимбс, кажется, ушёл дальше вас, хотя он, может быть, и сам этого не понимает.

— О, — сказала Гарриет, — он сделал больше меня?

— Пока он ещё мало сделал. Но он может сделать больше, потому что он знает, что такое идти всем вместе в открытый бой!

— Всем вместе? — сказала Гарриет. — Это может быть у вас, в городах, где все живут, как пчёлы в улье. А я не люблю этого и не умею. Я одна в лесу, и там я сильна. О, спаси меня боже от Нью-Йорка, я в нём слабею!… Дэви, подумайте о судьбе Сэма Книжника, потому что он слаб и не может сам помочь себе.

— Мы слышали, что Сэма собираются переводить в другую тюрьму, — сказал Дэви, — но… арестантов возят в поездах, в особых вагонах, под стражей.

— В поездах? Тогда остановите поезд.

— Остановить поезд?

— Разве это труднее, чем напасть на плантацию? — спросила Гарриет.

— Но… напасть на поезд…

— Я и в самом деле жалею, что меня нет там, — проговорила Гарриет, обращаясь к Соджорнер. — Американцы не умеют остановить поезд!. Пожалуй, я поеду в Мэриленд!

— Нет, Гарриет, — решительно сказала Соджорнер, — ты поедешь со мной к Дугласу, в Рочестер. Мы выедем сегодня же. Двадцать тысяч долларов слишком соблазнительная цифра для разных «кроликов»… Кстати, ты знаешь, что выкинула Джесси Баррингтон?

— Нет, не знаю.

— У тебя очень добрая леди. Она обещала добавить семь тысяч из своих личных средств, если тебя возьмут «без телесных повреждений». Она сказала, что ей «жаль своих земляков». Ты должна поблагодарить её за заботу. Если тебя негроловы искалечат, то получат двадцать тысяч, а если просто свяжут, то получат двадцать семь. Впрочем, потом тебя всё равно повесят.

— Наш босс недавно отказался печатать такое объявление, — вставил Бэйтс.

— Его напечатала другая газета, — ответила Соджорнер.

— Да, цена на меня растёт, — заметила Гарриет. — Через несколько лет я буду стоить не меньше сорока тысяч… Так что же с поездом, Дэви?

— Я скажу начальнику, — сказал Дэви.

— А я попрошу мистера Бэйтса написать записку, — сказала Гарриет. — Мне очень неудобно перед мистером Бэйтсом, но это всего только маленький клочок бумаги… Вот именно, мистер Бэйтс, больше бумаги не надо, только возьмите перо. Взяли? Теперь, пожалуйста, напишите: «Грянет гром, и спящие проснутся ото сна!» Написали?… Спасибо, мистер Бэйтс.

— Как подписать? — спросил Бэйтс.

— Благодарю вас, я хоть и неграмотная, но свою подпись нацарапаю сама.

Гарриет взяла перо и, не сгибая пальцев, — так, как пишут люди, непривычные к письму, — вывела несколько каракуль на записке и передала её Дэви.

— Я очень прошу тебя, Дэви Кимбс, — сказала она, — эту записку оставить белым в том месте, где в первый раз будут стрелять ваши новые ружья. Мне бы очень хотелось, чтобы эту записку прочла Джесси Баррингтон.