Вересковая принцесса - Евгения Марлитт

Шарлотта, видимо, заметила, как мы проходили через двор. Она спустилась по лестнице и поприветствовала нас в прихожей. Я не могла отвести от неё глаз. Изящный чепчик, прозрачный, как паутинка, был небрежно наброшен на тёмную блестящую макушку и красиво обрамлял юное лицо с несколько полноватыми щёками. Светлое утреннее платье свободными складками драпировало её высокую фигуру; узкий пояс подчёркивал крепкую, не слишком тонкую талию.

— Вересковая принцесса пойдёт ко мне! — сказала она дружелюбно и схватила меня за руку.

— Потом и к вам, фройляйн; но нам сначала надо поговорить с фройляйн Флиднер, — ответила Илзе. Её глаза одобрительно разглядывали на красавицу, такую большую и крепкую — Илзе это уважала; во всяком случае, её собственная крупная голова на широких плечах тоже излучала сильную волю… Рядом с двумя такими статными женщинами я казалась себе маленькой и ужасно незначительной — как пушинка меж двух могучих дубов.

Услышав Илзин откровенный ответ, Шарлотта засмеялась, тряхнула головой и открыла одну из дверей… Слава Богу, дама, которая при нашем появлении поднялась в одной из глубоких оконных ниш, была не такой большой, как две мои гренадёрши! Фройляйн Флиднер в своём шёлковом платье и белом чепце, с тонкой золотой цепочкой у пояса выглядела так же изящно и благородно, как вчера в прихожей. С приветливой улыбкой она подошла к нам.

Я сразу же утонула в пышных подушках старомодной софы, а Шарлотта плюхнулась на стул, бесцеремонно схватила за шкирку ворчащего пинчера, который попытался порвать моё ценное платье, и принялась ему выговаривать.

Без долгих предисловий Илзе двумя-тремя словами описала мою жизнь до сего дня. Мою полную чепухи голову, мои загорелые руки, не желающие вязать, моё неукротимое желание бегать босиком — все те ужасающие черты моего характера, которые призвано исправить двухлетнее обучение и образование… Я сидела тихо, как мышка, разглядывая большую противную фарфоровую фигурку в стеклянном шкафу напротив. Фигурка серьёзно и неутомимо кивала головой в такт Илзиным словам: «Да-да, это должно быть изменено!» Затем я принялась подсчитывать ключи на стене — о небо, неужели фройляйн Флиднер может держать в в своей голове все эти большие и маленькие ключи и помнить, какой что открывает! Я поёжилась при мысли о доме с таким количеством запоров и замков — ах, мой милый, беззаботный Диркхоф с одним-единственным ключом, который частенько даже и не поворачивался на ночь!

— Я с радостью приму маленькую фройляйн фон Зассен под мою опеку, — сказала пожилая дама, когда Илзе закончила свой рассказ и поставила жестяной ящик с бумагами на стол. — Но мне надо серьёзно всё обдумать, в первую очередь вопрос с деньгами. По моему скромному разумению, вам надо спросить совета у господина Клаудиуса…

— Ради Бога, только не сегодня, милая Флиднер! — живо прервала её Шарлотта. — Сегодня причуды дяди Эриха по поводу работы ещё хуже, чем обычно, — он едва не взял в оборот бедного подёнщика, но тому хватило ума улизнуть… Он может запереть бедную крошку в задней комнате и заставить её плести венки для покойников!

Я в ужасе уставилась ей в лицо.

— Да, да, посмотрите на меня, малышка! — сказала она, разглядывая свои большие, белые, ухоженные пальцы. — Из-за этих десяти несчастных созданий я постоянно дрожу от страха — а вдруг в один прекрасный день они будут мобилизованы и отправлены в заднюю комнату на работы!

— Ну, вам-то на самом деле не на что жаловаться, Шарлотта, — промолвила фрау Флиднер, в мягком тоне которой прозвучали резкие нотки.

У Илзе озабоченно вытянулось лицо. При всей своей якобы непреклонной строгости она очень любила меня, и мысль о том, что она, возможно, оставляет меня в несчастливых обстоятельствах, была для неё непереносима… Да, она расписала мои невежество и неумелость в самых чёрных красках; но при этом она, видимо, понимала, что тут есть доля и её вины — ей никогда не хватало сил заставить меня трудиться. И бороться с моей вечной страстью к беззаботному бродяжничеству по пустоши у неё тоже не получилось.

— Не беспокойтесь, — улыбаясь, сказала фройляйн Флиднер. — Фройляйн Клаудиус любит иногда преувеличить. Господин строг, но не бестактен; вы можете спокойно с ним побеседовать.

— Ну, если вы так считаете, — ответила Илзе с заметным облегчением. — Не знаю почему, но я чувствую к нему доверие. Лица я его не разглядела — он стоял во дворе спиной к нам — но девочка видела его четыре недели назад на пустоши и сказала, что он старый-престарый, так что у него, наверное, есть опыт и знание света.

Шарлотта всплеснула руками и зашлась в хохоте.

— Дядя Эрих скажет вам спасибо, всемилостивейшая принцесса! — сквозь смех проговорила она, а фройляйн Флиднер лукаво на меня поглядела.

— Берите ваш ящичек, и пойдёмте, — обратилась она к Илзе. Она набросила на плечи мантилью, поправила белые манжеты и обеими руками пригладила безупречно уложенные седоватые волосы.

— Я тоже пойду с вами! — вскричала Шарлотта, вскакивая со стула и опуская пинчера в его корзинку.

У фройляйн Флиднер округлились глаза:

— Как, в утреннем туалете?

— Ах, разве он не красивый и не свежий? — легко отмахнулась Шарлотта, поправляя перед зеркалом чепчик.

Пожилая дама пожала плечами и повела нас назад в полутёмную прихожую. Затем она беззвучно открыла одну из дверей на противоположной стороне холла.

13

Больше всего на свете мне хотелось развернуться и убежать во двор, чтобы убедиться, что на безоблачном небе по-прежнему сияет июльское солнце… Ах, как мрачно и холодно было в этом помещении за зарешёченными окнами! Конечно, дома на той стороне улицы были залиты солнцем, вот только их яркий свет делал мрачные тени на каменном потолке и коричневых обоях ещё более осязаемо тёмными. С каждым вздохом лёгкие втягивали затхлый тяжёлый воздух, в котором увяли бы и засохли все цветы на свете.

У длинного стола стоял старый бухгалтер. Он натянул серые нарукавники и и был занят сортировкой огромной кучи маленьких бумажных пакетов; рядом с ним суетилось ещё несколько человек.

— Добрый день, господин Экхоф! — сказала Шарлотта и бесцеремонно, на студенческий манер, сунула ему руку для пожатия. Он дружески её поприветствовал — а фройляйн Флиднер поклонился так же холодно и чопорно, как и моему отцу.

Мы пересекли просторный зал и вошли в одну из примыкающих комнат. Там находился лишь один господин, хотя у оконной стены стояло несколько конторок.

Господин сидел так, чтобы видеть всю комнату и дверь, через которую мы вошли. При нашем появлении он поднял голову, затем встал, несколько озадаченный, и вышел из-за стола. У него было узкое, бледное благородное лицо. Шарлотта поспешила ему навстречу.