Подрядчик - Константин Костин

— Ага, — Казанцев слушал гораздо более заинтересовано, даже подался вперед на стуле, а на сигарете, зажатой между пальцами, уже образовался внушительный цилиндрик пепла.

— Спал часа по четыре в сутки, а тут еще и на деньги на фирме пропадать стали. То зарплата до рабочих не дойдет, то аванс от заказчика исчезнет… а Вадим только руками разводил — не знаю, не брал! И Наташку я понимаю — живем в одной квартире, неделями не видимся. Прихожу — она уже спит. Проглочу что-нибудь, даже не жуя, лишь бы в живот упало — сил не хватало, и спать завалюсь… и то — не с ней, а с кипой документов. Она просыпается — я уже на работе. И денег в доме — ни копейки. Несколько раз дожидалась меня, поговорить пыталась… да какой там! У меня одно в голове — свалиться спать. Полгода так пожил — нерва ни к черту стали. И у Наталки тоже. Она видела, что я совершаю ошибку, пыталась достучаться до меня — бесполезно. Я, как баран, уперся в свое… да мне лет-то было — двадцать с небольшим.

И вот, как-то раз, когда она снова пыталась вразумить меня, попытаться пробитьсе через лобную кость, порвало меня. Сам, не знаю, что нашло — как пелена опустилась. Ни чувств, ничего. Одна тупая ярость. Черт, да я даже не уверен, что это был я! Как со стороны все это видел… как будто не со мной… Ударил ее. Сильно. Потом еще, и еще. Она же — ничего!

— Леша, — говорит, — одумайся! Посмотри на меня, что ты делаешь!

На коленях стоит, не сопротивляется, а по щекам — слезы… я в жизни этого не забуду… и не прощу себе никогда. Схватил ее за волосы и за дверь выбросил. Ее — самого близкого, самого родного человека, который любил меня больше всего на свете — не любила бы — давно бы бросила… как котенка за дверь. Не видел, я, дурак, что она сама эти полгода как в аду прожила.

Бутылку водки из горла, в один присест жахнул, и свалился там же, где стоял. Утром проснулся — сам в крови, вся квартира в крови… в ее крови! И понял — все… просрал я свое счастье. Нет, я понимал, что бесполезно, но где-то в глубине еще теплилась надежда… весь город перерыл, всех на уши поставил — как в воду канула.

Запил по-черному. Как, что, где деньги находил, спроси — и сам не знаю. Когда начинаешь — дальше само как-то идет… Не помню, на что пил, но пил каждый день. Не трезвея. Хотел в петлю залезть — кишка тонка оказалась. По городу ходил, специально нарывался, надеялся — замочит кто-нибудь, и все. Хрен там. Никто греха на душу не взял. Но били сильно.

А потом… знаешь, как выключателем кто щелкнул. Просто понял — хватит. Если подохнуть не получается — придется дальше жить. Первым делом к Вадиму наведался. Повезло сученку — как раз девять дней справляли. С дальнобоем на трассе лоб в лоб сошелся — по кускам из машины доставали. Иначе бы я сам голыми руками кишки через глотку вытащил. Снова свою девочку найти попытался — бесполезно.

Побегал, нашел денег, открыл новую фирму, и снова начал строить. И вот здесь у меня как поперло! За год заработал больше, чем за всю жизнь до этого. Через пару лет Наташка сама позвонила. Оказывается, в Штатах работала. Попросила помочь… повод-то какой-то пустяковый был. Она давала мне второй шанс! Я во Владике был — судостроительную верфь сроил… страна как раз подниматься начала.

Не приехал. Хотя мог бы! Сам не знаю, почему… хотя, вру! Знаю! Не поверил. Себе не поверил. В счастье не поверил. Не поверил, что оно свершилось. И все. Больше я ее не видел и не слышал.

И, знаешь, сейчас-то я понимаю, что деньги, машины, квартиры — это не все. Что счастлив я был тогда, когда учил ее водить машину, когда увозил ее на работу, когда мы готовили вместе, когда первое, что я видел просыпаясь — ее глаза, и последнее, что чувствовал, засыпая — ее губы. Ее, и больше ничьи! Знаешь, что я чаще всего вспоминаю? Как мы, собрав последние копейки, купили еды и устроили пикник в парке. Мы были оба счастливы! Как ходили за грибами, как гуляли по Арбату, как поехали на озеро искупаться, а в результате оказались в ста километрах от города. Как я сжег шашлык на базе… Знаешь, о чем я мечтаю каждый раз, засыпая? Что я просыпаюсь — а на дворе август девяносто девятого, когда мы впервые поцеловались… Я не верил, но… мечты сбываются! Всегда!

— С ума сойти! — прошептал кгбшник, переваривая в голове услышанное. — Но я не до конца понимаю…

— Да чего ты не понимаешь? — вскипел я. — Семенов не промахнулся. Он знал, знал с точностью до дня! Знал, в какой день меня надо отправить, чтобы я изменил все — все свою жизнь. По сравнению с этим цех — такая ничтожная мелочь! Мои предки — фигня. Единственный человек, который может достучаться до меня, пробить мою броню — это она. Надо только подсказать, куда бить, в какую точку. И все! Все встанет на свои места! Тем более, где она сейчас — я знаю! Как раз туда я и ехал…

— Теперь, кажется, понял… — кивнул полковник. — И сейчас самое сложное в твоей задумке — выбраться отсюда.

— Как тонко подмечено! — съязвил я.

— Есть только один выход, — Валера резко встал со стула, расстегивая кобуру.

Глава 9

Прикрываясь полковником, словно живым щитом, прижав к виску офицера его же ПСМ, шлепая босыми ступнями, я вышел в коридор. Пусто. Лишь водопроводные трубы вдоль стен и несколько трещащих люминесцентных светильников под потолком. Ни одного окна. Подвал, скорее всего.

— Направо, там лестница, — подсказал Казанцев.

Мелкие камни, мусор, который, похоже, отсюда не выметали годами, нещадно колол ноги. Но я шел, толкая перед собой заложника. Впрочем, что еще оставалось? Иного выхода нет и быть не могло — это признавал и сам чекист. Ругаясь сквозь зубы, я шел мимо ряда одинаковых стальных дверей, точно таких же, как и на моей бывшей камере.

В конце коридора, и в самом деле, была лестница. Как строителю, мне хватило мимолетного взгляда, чтобы найти несколько нарушений ГОСТов и СНиПов, в первую очередь — отсутствие естественного освещения на лестничном пролете, и высота холодных ступенек явно превышала положенные пятнадцать сантиметров.

Наверху оказалась вполне приличного вида деревянная дверь. Из щели под нею по ногам дул ощутимый сквозняк, а из-за двери слышалось несколько голосов, в одном из которых я узнал голос моей недавней мучительницы.

— Там охрана, — предупредил кгбшник. — Два-три человека.

— Открывай, — приказал я, надавливая стволом пистолета на висок полковника.

— Не переигрывай, — буркнул он, толкая дверь.

За дверью оказалась довольно просторная комната с четырьмя столами, несколькими стульями и рядом шкафов вдоль стены. Но больше всего меня порадовали светло-зеленые занавески, за которыми светлели ровные прямоугольники окон. Признаться, уже успел соскучиться по солнечному свету, что, в принципе, в кгбшных подвалах — дело нехитрое.