Габриэль Гарсиа Маркес. Биография - Джеральд Мартин

В январе 1943 г. Габито отправился в Боготу пытать счастья. Для семьи уже одно это было большим риском: дорога до Боготы стоит недешево, а сдаст ли мальчик вступительные экзамены — неизвестно. Богота, по сути, была другой страной, и путешествие туда было долгим и утомительным. Мать перешила для него один из старых черных костюмов отца, и вся семья проводила его до пристани. Габриэль Элихио, никогда не упускавший возможности уехать из дому, вместе с Габито сел в катер, который повез их сначала по рекам Мохана и Сан-Хорхе, потом по великой Магдалене до города Маганге. Там Габито попрощался с отцом и пересел на речной пароход «Давид Аранго», на котором поплыл на юг до порта Пуэрто-Сальгар. Обычно этот путь занимал неделю, но иногда и три, если уровень воды в реке был низкий и пароход садился на мель. Первую ночь Габито проплакал, но потом то, что в перспективе казалось пугающим, обернулось откровением[200]. На пароходе было много других costeños: многообещающие абитуриенты, как он, надеющиеся получить стипендии, и более удачливые молодые люди, те, кто уже учился в школах и университетах и сейчас возвращался на учебу после длинных каникул. Эти путешествия по реке сохранятся в его памяти как празднества на воде, во время которых он, чтобы развлечься и заработать несколько песо, вместе с остальными парнями исполнял болеро, вальенато и кумбии на колесном речном пароходе, «чьи деревянные плицы, подобные клавишам пианолы, оставляли за собой широкие и плавные, как вальс, круги на воде, а пароход плыл себе сквозь приторные запахи кустов гардении и смрад гниющих на отмелях экваториальных саламандр»[201].

Спустя несколько дней, когда Габито, достигнув конечной цели своего путешествия, покидал пароход, его более опытные попутчики подняли его на смех, потешаясь над тропическим скарбом, что всучила ему мать, — спальный коврик из пальмовых листьев, гамак и ночной горшок на крайний случай. Они выхватили у него котомку и швырнули ее в реку в ознаменование вступления в цивилизованный мир этого corroncho — в Боготе так презрительно называют costeños, подразумевая, что все они грубые, невежественные люди, неспособные отличить хорошее поведение от плохого[202]. Создавалось впечатление, будто все, что он знал или чем владел, не пригодится ему в Боготе, среди неискренних и высокомерных cachacos.

В Пуэрто-Сальгаре, расположенном у подножия Восточных Анд, пассажиры пересели на поезд, следовавший до Боготы. По мере того как поезд все выше взбирался в горы, настроение у costeños менялось. С каждым поворотом дороги воздух становился все более холодным и разреженным, дышать было все труднее и труднее[203]. Почти все ежились от холода, многих мучила головная боль. На высоте 8000 футов над уровнем моря они выехали на плоскогорье, и поезд, набирая скорость, помчался к столице по плато Сабана-де-Богота размером 300 миль в длину и 50 миль в ширину. Мрачное темно-зеленое полотно под обильными дождями, льющими здесь круглый год, оно вдруг начинало искриться, как изумруд, когда высоко над Андами в кобальтовом небе появлялось солнце. Плато было усеяно маленькими индейскими деревушками, представлявшими собой скопления серых хижин с соломенными крышами, ивняка и эвкалиптов; даже самые бедные жилища украшали цветы.

Поезд прибыл в столицу в четыре часа пополудни. Гарсиа Маркес часто говорит, что это было самое ужасное мгновение в его жизни. В том краю, где он родился, — солнце, море, пышная тропическая растительность, относительная свобода нравов, предрассудков нет, одежда практически не нужна. А на плато все кутались в руаны, или колумбийские пончо, и в дождливой серой Боготе, расположенной в Андах на высоте 8660 футов, казалось еще холоднее, чем на Сабане. На улицах, будто в лондонском Сити, полно мужчин в темных костюмах с жилетами и пальто, а женщин вообще не видно. Тяжело вздохнув, мальчик с явной неохотой нахлобучил на голову черную фетровую шляпу, которые, как говорили, все носят в Боготе, сошел с поезда и потащил по платформе свой тяжелый железный дорожный сундук[204].

Его никто не встречал. Он осознал, что дышит с трудом. Вокруг витал незнакомый запах копоти. Когда вокзал и улица перед ним опустели, Габито заплакал, горюя по тому миру, который он покинул. Он был сирота: лишен семьи, солнца и понятия не имел, как ему теперь быть. Наконец прибыл дальний родственник, они сели в такси и приехали к дому рядом с центром города. Если на улице все ходили в черном, то дома все носили пончо и халаты. В первую ночь, укладываясь спать, Габито, забравшись в кровать, тут же с нее соскочил с криком, что кто-то намочил его постель. «Нет, — возразили ему, — это Богота. Привыкай». Он всю ночь пролежал без сна, оплакивая мир, которого лишился.

Через четыре дня рано утром он стоял в очереди перед министерством образования на проспекте Хименес-де-Кесада, названном в честь испанского завоевателя Колумбии и основателя Боготы[205]. Очередь казалось бесконечной — начиналась на третьем этаже здания министерства и тянулась на два квартала вдоль проспекта. Гарсиа Маркес стоял почти в самом конце. Время шло, близился полдень, он все больше отчаивался. И вот в какой-то момент после двенадцати он почувствовал, как кто-то тронул его за плечо. На пароходе, следовавшем из Маганге, Габито познакомился с юристом по имени Адольфо Гомес Тамара (он был выходцем из северного приморского региона). Тот всю дорогу читал, в том числе такие книги, как «Двойник» Достоевского и «Большой Мольн» Фурнье. На Гомеса Тамару произвело впечатление пение Гарсиа Маркеса, и он попросил юношу записать ему слова одного из болеро, чтобы спеть эту песню своей любимой в Боготе. В благодарность он подарил Габито свой экземпляр «Двойника». Трясущийся юноша срывающимся голосом сообщил ему цель своего приезда: он надеется, возможно тщетно, получить стипендию. Невероятно, но элегантный юрист оказался начальником отдела по распределению субсидий на образование. Он тотчас повел ошеломленного просителя в начало очереди и затем в большой кабинет. Заявление Гарсиа Маркеса зарегистрировали, и теперь ему предстояло сдать экзамены в колледже Сан-Бартоломе — привилегированном учебном заведении в старой части Боготы, где со времен колонизации учились знатные колумбийцы. Экзамены он успешно сдал, и ему предложили место в новой школе — в Национальном колледже для мальчиков, находившемся в Сипакире, в тридцати милях от столицы. Гарсиа Маркес предпочел бы учиться в престижной школе Сан-Бартоломе в Боготе, но он постарался скрыть свое разочарование.

У него не было ни времени, ни денег ехать домой, чтобы отпраздновать свое поступление с родными, которые были несказанно рады и горды за него. О Сипакире он слышал впервые, но отправился туда незамедлительно и прибыл к месту учебы на поезде 8 марта 1943 г., через два дня после своего шестнадцатилетия. Сипакира был типичный для Анд небольшой колониальный городок с таким же климатом, как в Боготе. Некогда он был центром экономики империи индейского племени чибча, основу которой составляла соледобывающая промышленность. Соляные шахты и по сей день являются главной достопримечательностью района, привлекающей множество туристов. Величественную центральную площадь окружали особняки в колониальном стиле — с синими балконами и тяжелыми красночерепичными крышами со свесами. Перед площадью возвышался огромный светлый собор с двумя башнями — казалось, слишком помпезный для городка, который в то время был чуть больше разросшейся деревни. В Сипакире было много солеварен с черными трубами, в которых добывали соль путем выпаривания, после чего готовый продукт продавали правительству. Соляная пыль летала в воздухе, словно пепел. Для юноши, выросшего у моря, климат здесь был холодный, атмосфера — гнетущая, давящая.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});