Габриэль Гарсиа Маркес. Биография - Джеральд Мартин

Второй год в Сан-Хосе начался так же, как и первый. Гарсиа Маркес по-прежнему был литературной звездой в начальной школе и тихо наслаждался скромной популярностью. Он написал занимательный отчет о школьной поездке к побережью в марте 1941 г., читать который одно удовольствие. Рассказ брызжет добрым юмором, юношеским энтузиазмом, талантом и энергией. «В автобусе отец Сальдивар велел нам петь во славу Девы Марии, и мы пели, хотя некоторые мальчики предложили вместо молитвы затянуть порро[193] (афроколумбийскую песню), что-нибудь вроде „Старой коровы“ или „Лысой курицы“». В заключение он написал: «Желающие узнать, кто является автором этих „дурацких фантазий“, шлите письма Габито». Он был прилежным учеником, на спорт и драки у него была аллергия, на переменах обычно сидел где-нибудь в теньке и читал, пока остальные гоняли в футбол. Но, как и многие неспортивные «ботаники» во все времена, научился быть забавным и давать отпор злым языкам.

И все же этот загадочный подросток был более сложной натурой, чем казалось на первый взгляд. В 1941 г. Габито пришлось надолго прервать свою успешную учебу в Сан-Хосе: он пропустил всю вторую половину учебного года из-за того, что в мае у него случилось нервное расстройство. Вечно бестактный Габриэль Элихио так рассказывал об этом в интервью, которое он дал в 1969 г., вскоре после того, как его сын прославился: «У него было нечто вроде шизофрении, сопровождавшейся жуткими вспышками раздражения. Однажды он швырнул чернильницу в одного из священников, известного иезуита. Мне написали, чтобы я забрал его из школы, что я и сделал»[194]. В семье поговаривали, будто Габриэль Элихио намеревался трепанировать сыну череп в том месте, где «находились его сознание и память», но Луиса пригрозила мужу, что предаст огласке его план, и это охладило его пыл[195]. Нетрудно представить, как подействовала затея отца на мальчика, который не верил в способности домашнего доктора и, вероятно, цепенел от ужаса при мысли, что его отец может в буквальном смысле залезть в его голову.

Когда несчастный Габито приехал в Сукре, его единокровный брат Абелардо прямо заявил, что ему просто нужно «потрахаться», и стал присылать к нему услужливых молодых женщин, с которыми он познавал премудрости секса, пока остальные мальчики в Сан-Хосе молились Деве Марии. Благодаря преждевременно полученному сексуальному опыту, Габито, до той поры явно чувствовавший себя неполноценным мужчиной среди окружавших его мачо, обрел уверенность знатока секса, и эта уверенность помогала ему преодолевать другие свои комплексы и поддерживала в нем силу духа перед лицом всевозможных неприятностей и неудач[196].

Именно на этом этапе в его жизни появляется загадочная личность по имени Хосе Паленсиа — сын одного из местных землевладельцев. Как и брат Габито Луис Энрике, Паленсиа был талантливым музыкантом и parrandero (выпивохой, обольстителем, певцом). Он будет добрым приятелем Габито на протяжении всего его боготского периода. Паленсиа был хорош собой и великолепно танцевал, в то время как Габито, умевший замечательно петь, это искусство пока еще не освоил. До самой своей безвременной, но не неожиданной кончины Паленсиа будет главным героем многочисленных забавных, а порой и мелодраматических историй. Приобретение такого друга для взрослеющего подростка стало еще одним мощным стимулирующим средством.

В феврале 1942 г. молодой Гарсиа Маркес вернулся в школу Сан-Хосе, где его тепло приветствовали и учителя, и ученики. В мемуарах свое возвращение он вспоминает как нечто обыденное, но, вероятно, в душе он был смущен и унижен тем, что должен как-то объяснять свое долгое отсутствие. Его «исцеление» ставили в заслугу его отцу. На этот раз Габито остановился не у Хосе Марии и Ортенсии Вальдебланкесов, у которых теперь было двое детей, а в доме дяди отца, Эльесера Гарсиа Патернины. Банковский служащий, он слыл честным, великодушным человеком; самой большой страстью в его жизни был английский язык. Дочь Эльесера, Валентина, как и Габито, увлекалась чтением и брала его с собой на встречи в местное общество поэтов под названием «Песок и небо»[197].

Однажды, когда он ждал в доме одного из поэтов, туда пришла «белая женщина в теле мулатки». Звали ее Мартина Фонсека, и она была замужем за чернокожим речником более шести футов ростом. Пятнадцатилетний Габито для своего возраста был мелковат. Они проговорили пару часов, пока ждали поэта. Позже он снова увидел ее. По его словам, она ждала его на парковой скамейке в Пепельную среду после службы в церкви, которую они оба посетили. Она пригласила его к себе домой, и у них завязался страстный роман — «тайная любовь, что жгла, как огонь», — длившийся до конца учебного года. Речник часто отсутствовал по двенадцать дней кряду, и в соответствующие субботы Габито, которому дома у дяди Эльесера надлежало быть к восьми часам, лгал, что он идет на вечерний сеанс в кинотеатр «Рекс». Однако через несколько месяцев Мартина сказала, что будет лучше, если он поедет учиться куда-нибудь в другое место: «Тогда ты поймешь, что между нами никогда не будет больше того, что уже было»[198]. Он ушел от нее в слезах и, как только возвратился в Сукре, заявил, что не вернется ни в Сан-Хосе, ни в Барранкилью. Его мать, по словам Маркеса, сказала: «Тогда поедешь в Боготу». Отец возразил, что на это нет денег, и Габито, вдруг осознав, что он все же хочет продолжить учебу, выпалил: «Так ведь есть стипендии». Результат не заставил себя ждать. Через несколько дней Габриэль Элихио сказал сыну: «Собирайся. Ты едешь в Боготу»[199].

В январе 1943 г. Габито отправился в Боготу пытать счастья. Для семьи уже одно это было большим риском: дорога до Боготы стоит недешево, а сдаст ли мальчик вступительные экзамены — неизвестно. Богота, по сути, была другой страной, и путешествие туда было долгим и утомительным. Мать перешила для него один из старых черных костюмов отца, и вся семья проводила его до пристани. Габриэль Элихио, никогда не упускавший возможности уехать из дому, вместе с Габито сел в катер, который повез их сначала по рекам Мохана и Сан-Хорхе, потом по великой Магдалене до города Маганге. Там Габито попрощался с отцом и пересел на речной пароход «Давид Аранго», на котором поплыл на юг до порта Пуэрто-Сальгар. Обычно этот путь занимал неделю, но иногда и три, если уровень воды в реке был низкий и пароход садился на мель. Первую ночь Габито проплакал, но потом то, что в перспективе казалось пугающим, обернулось откровением[200]. На пароходе было много других costeños: многообещающие абитуриенты, как он, надеющиеся получить стипендии, и более удачливые молодые люди, те, кто уже учился в школах и университетах и сейчас возвращался на учебу после длинных каникул. Эти путешествия по реке сохранятся в его памяти как празднества на воде, во время которых он, чтобы развлечься и заработать несколько песо, вместе с остальными парнями исполнял болеро, вальенато и кумбии на колесном речном пароходе, «чьи деревянные плицы, подобные клавишам пианолы, оставляли за собой широкие и плавные, как вальс, круги на воде, а пароход плыл себе сквозь приторные запахи кустов гардении и смрад гниющих на отмелях экваториальных саламандр»[201].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});