На грани смерти - Николай Владимирович Струтинский

дойдешь ведь!

«Дойду, — подумал Петр, — прошел Германию, Польшу. Дойду…»

Отправились Петр и Паша перед самым рассветом. Надо было добраться до Ровно, затем в Тучин, а оттуда — рукой подать до родного села.

3

Практическое использование разведданных, добываемых нашей подпольной пятеркой в городе Ровно и доставляемых в партизанский отряд, каждый раз подтверждало, что риск, на который шли как мы, так и люди, помогавшие нам, оправдан. Разведданные и различная информация концентрировалась в руках Николая Ивановича Кузнецова, известного подпольщикам как Николай Васильевич Грачев, и непосредственно через Николая Тарасовича Приходько, входившего в состав нашей группы, отправлялись на Кудрянский маяк.

Маяками партизаны называли конспиративные пункты, с помощью которых поддерживалась постоянная связь между командованием отряда «Победители» и разведгруппой Николая Кузнецова в Ровно. Первый такой маяк находился на Кудрянском хуторе, в доме Александра Петровича Жигадло, впоследствии замученного оуновскими бандитами. Из отряда сюда нашу пятерку обычно сопровождала оперативно-разведывательная группа автоматчиков. Здесь она ждала ее возвращения из Ровно.

Между городом и маяком, маяком и отрядом существовала надежная и безотказная связь: доставленные на хутор Николаем Приходько сведения переправлялись в отряд, а устные (в редких случаях зашифрованные указания командира отряда) — Кузнецову, пребывавшему в Ровно.

Примерно в десяти километрах от Кудрянского маяка, на притаившемся у самого леса хуторе Марии Степановны Мамонец, находился второй, запасной маяк. Одинокий хутор в любое время дня и ночи принимал наших разведчиков, в том числе и разведгруппу Николая Кузнецова.

На этот раз нам пришлось несколько дней прожить здесь, ожидая указаний из отряда. Разыгравшаяся метель задержала в пути Николая Приходько. И как же мы обрадовались, когда он наконец, весь в снегу, ввалился в комнату!

В такие минуты, когда мы все пятеро собирались вместе, нами овладевало чувство уверенности в том, что никто из нас не должен погибнуть. Мы тогда твердо верили в свою удачу. Каждый раз мы напряженно прислушиваясь к шагам за дверью, узнавая походку друг друга, и не было большего праздника, чем возвращение товарища, целого и невредимого. И первый вопрос, который он задавал, был: «Ну, как? У вас все в порядке?»

Сейчас мы с интересом следили за Грачевым, который перечитывал доставленное Приходько письмо. Иногда взгляд его останавливался, возвращался к прочитанным уже строчкам. Закончив знакомиться с текстом, он некоторое время сидел совершенно неподвижно, о чем-то думая.

— Что-то случилось, Николай Васильевич? — спросил я.

— Нет. Ничего особенного, — ответил он отрывисто. — Потом посоветуемся.

— Как там? Все в порядке? — спросил у Приходько Гнидюк.

— В порядке. Съездил нормально, без происшествий. Пока что, — с ударением на последней фразе ответил Приходько.

— Что значит пока? Ты что-то заподозрил?

— Я — нет. Но меня скоро заподозрят. Уж очень часто я езжу по этому маршруту.

— Потерпи, Николай, — вмешался Грачев.

Нас поражала его способность внутренне сосредоточиваться на чем-нибудь и в то же время не упускать ничего из происходящего вокруг.

— Потерпи, есть предположение, что отряд перейдет на новую базу. И маршрут твой изменится.

— Когда?

— Скоро. Думаю, как только снег сойдет…

— А куда именно? Ближе к Ровно?

— Конечно, ближе. В Цуманские или Клеванские леса. Нам всем здесь трудно, — добавил Грачев, откинувшись на спинку стула.

— Да я не себя имел в виду, — сказал Приходько виновато. — Если немцы обнаружат наш маяк, связь с отрядом прервется неизвестно на сколько времени. К тому же мы не имеем права ставить под удар людей, которые нам помогают.

— Никогда никто из нас не имел такого права и не может его иметь. И если люди решили нам помогать, значит, они поняли, что это необходимо, — сказал Грачев резко. — Но насчет маяка ты прав. Мы сделаем передышку…

— То есть прервем связь с маяком?

— В письме Медведев приказал нашей пятерке прибыть в отряд. Причины этого решения мне неизвестны: то ли опасно оставаться нам в городе, то ли готовится новая операция. Не знаю. Надо решить, когда выедем.

У каждого из нас в городе были неотложные дела, связанные с организацией подполья. Выслушав всех, Грачев сказал твердо:

— Все придется отложить, делам никогда не будет конца. Я думаю, нам следует выехать завтра же, притом сразу после обеда. Это самое спокойное время. Надеюсь, сумеем уйти из города незамеченными.

— Попробуем, — пообещал за всех Шевчук.

— Тогда вот что, Николай, — обратился Грачев к Приходько, — подсыпь побольше овса лошадям, чтобы не подвели. Дорога дальняя.

Когда мы выезжали из города, начался снегопад. К началу ночи разбушевалась настоящая метель. Выбравшись за село Козлин, мы с трудом находили нужную нам дорогу. Вслепую пересекли Горынь, однако дальше ехать было почти невозможно, и Приходько, видя, что управлять лошадьми бессмысленно, отпустил вожжи.

Ветер неистовствовал. Вокруг все кружилось и выло.

— Коля, почему ты не правишь лошадьми? — спросил Грачев. — Они же нас в дебри затащат! — Ветер рвал его слова, и до нас, сидящих спинами к нему, долетали лишь обрывки: — Тащат… ащат…

— Нельзя их трогать! Они держатся наезженной дороги! — крикнул Приходько.

— Ну, ну, посмотрим, — с иронией протянул Грачев.

Неожиданно лошади остановились. Сквозь снежную завесу, приглушаемые неистовым завыванием пурги, доносились до нас пьяные окрики:

— Эй, ты! Що, не бачиш? Звертай, а то я тоби зараз!..

Мы приготовили на всякий случай оружие.

— Осторожно, ребята. Не горячитесь. Как бы не столкнуться со своими, — тихо предостерег Грачев.

Николай натянул правую вожжу, цмокнул на лошадей, и они, повинуясь вознице, свернули в сторону. Раздался окрик поднявшегося во весь свой огромный рост Приходько:

— И ты звертай, сучий сыну! Якого биса прэш? Що, не бачиш, кого везу? Полицая!

Сперва из снежной пелены вынырнули головы лошадей, а затем мимо нас проползли сани с людьми. Каждый из сидящих держал винтовку, направленную в нашу сторону. Мы разминулись молча, без единого выстрела. Сани исчезли за снежной завесой. Лошади бежали трусцой, по-прежнему поскрипывали полозья и все так же завывал ветер.

— Кто они, по-вашему? Бандиты? — спросил Грачев.

— Оуновцы, — ответил Приходько.

— А ведь, поравнявшись с нами, они могли ударить в упор, — только теперь забеспокоился Шевчук, — видимо, наша форма их удержала.

Мы отлично понимали, что нам угрожало, и, тем не менее, мы также понимали, что единственным выходом из подобной ситуации были спокойствие, хладнокровие и выдержка. Как правило, мы никогда не стреляли до тех пор, пока не убеждались, что иного выхода нет. Так поступили и на этот раз…

— Что-то я начинаю мерзнуть, — потирая руки, пожаловался Грачев.

— Что, плохо греет гитлеровская шинель? — рассмеялся Приходько.

— Да будь она проклята, — разозлился Грачев. — Она нагреет…

— Ничего не поделаешь, Николай Васильевич, надо, — посочувствовал Приходько. — Я как напялил на себя