На грани смерти - Николай Владимирович Струтинский

спасительный лес…

Опускались сумерки. Лес наполнялся тенями, и деревья с кустарниками сливались в темную массу. Банацкий и Ростислав сидели молча на поваленном дереве.

— Надо искать их, пока не стемнело, — нарушил тишину Ростислав.

Банацкий пристально посмотрел на него:

— Кого их?

— Мать и Ядзю.

Банацкий молчал. Что было делать? Как сказать Ростиславу, что его мать — Банацкий сам это видел — погибла во время перестрелки. Но сказать надо, иначе Ростислав не уйдет отсюда — будет ждать, будет искать…

— Мать не ищи, Ростислав… Она там осталась…

— Где там? — испуганно спросил Ростислав. — Я же видел собственными глазами, как они с Ядзей к скирде бежали!

— Там, у скирды, ее и подкосило… Я видел…

Над лесом зависла ночь. Куда идти, где искать Ядзю? Вдруг они услышали треск валежника под чьими-то осторожными шагами.

— Ростик, слышишь, вроде кто-то идет… — насторожился Павел.

Неподалеку опять раздался легкий треск веток. Павел приложил палец к губам и бесшумно опустился на землю, изготовившись к бою.

Ростислав последовал его примеру. Слышно было, как кто-то шел, останавливался и снова трогался с места.

— Каратели в одиночку не пойдут, — сказал Павел. — Может, окликнем?

— Ядзя, — позвал негромко Ростислав.

— Я… — отозвался приглушенный женский голос.

Это была Ядзя. Две недели пробирались они, обессилевшие, загнанные, к отряду «Победители».

Весна на Волынь в этом году пришла рано. Уже в марте на деревьях набухали почки, белым ковром стелились подснежники, весело щебетали птицы. Просыпалась от зимней спячки земля, украшаясь нежной зеленью.

Основная часть отряда «Победители» в конце марта 1943 года передислоцировалась в район Цуманских лесов. Стоянку облюбовали в старом сухом бору, где сосна изредка перемежалась с дубняком, березой и ольхой. Невдалеке пролегала узкоколейка, петлявшая промеж лесистых болот к лесопильному заводу.

Партизанские подразделения, ознакомившись с обстановкой, приступили к сооружению жилья. Нас — меня, Володю Ступина и Петра Мамонца — послали в разведку.

Мы скакали на оседланных конях в юго-восточном направлении. Сверяясь с картой, установили, что в нескольких километрах от стоянки отряда лес кончается и дальше простирается небольшое село Пендыки. Курс взяли напрямик и вскоре очутились на опушке леса.

Путь нам преградило болото, покрытое осокой, порослью ольхи и ивняка, кое-где виднелись раскидистые кусты калины. За болотом лежало вспаханное поле, разделенное межами. А вдали, в самом конце этого поля, должны были быть хаты.

Но перед нами предстала ужасающая картина: мы увидели дым от догорающего села и печные трубы.

— Вот оно… село… Пендыки, — с горечью в голосе проговорил Мамонец. — Эх, как же свирепствуют сволочи!

— Кто? — спросил Володя.

— Оуновцы, — пояснил Петр. — Наверное, село оказывало помощь советским партизанам… Вот он «новый порядок».

— Давайте ближе подойдем, — предложил Ступин. — Может, кто остался в живых?

Мы почти одновременно вскочили в седла и поскакали рысью по чуть заметной тропке, вьющейся через открытую заболоченную местность. Въехав в село, мы никого из жителей не встретили. По обеим сторонам на бывшей улице дымились пепелища, во дворах лежали окровавленные трупы детей, седобородых стариков, женщин. Жалобно выли собаки…

— Настоящая варфоломеевская ночь, — проговорил Мамонец, ни к кому из нас не обращаясь. — И сколько еще так будет продолжаться?

Подобного никто из нас раньше не видел. По возвращении в отряд обо всем этом было доложено командованию.

— Значит, понимаете, товарищи, сложность обстановки, в которой мы очутились, — резюмировал Лукин. — Наша бдительность должна быть утроена. Обстановка в здешних местах еще не разведана, и мы даже не можем предугадать, какая опасность таится в этих краях…

После доклада Лукин, отпустив моих товарищей, велел мне остаться.

— Ну как, Николай, готов? — спросил он, когда все вышли. — Завтра ты и Ядзя должны уйти в Луцк.

— Конечно. Помню, готов, — ответил я. Всего два дня назад Александр Александрович говорил мне о новом задании, возложенном на нас с Ядзей.

Володя Ступин, Юзеф Курята и другие партизаны сопровождали меня и Ядзю до хутора Бодзячив, расположенного в лесу невдалеке от бывшего районного центра Киверцы. Договорившись со Ступиным и Курятой о бесконтактных пунктах связи, мы с Ядзей здесь остановились и готовились к дальнейшей отправке в Луцк. Теперь только вдвоем.

Станислав, новый наш подпольщик, житель этого хутора, запряг пару лошадей, мы с Ядзей уселись на заднем сиденье, вымощенном ржаной соломой и застланном домотканым ковром.

Благополучно миновав все дорожные посты, мы вскоре добрались до Луцка. На подступах к городу вдоль шоссе тянулись двухэтажные казармы, в которых, как пояснил Станислав, проживали гитлеровские летчики. Мы пересекли линию железной дороги и въехали в город.

— А вот и железнодорожный вокзал, — показал на кирпичное здание Станислав.

В этот момент впереди, на повороте, мы заметили офицера гестапо, стоящего с двумя чемоданами на краю тротуара. Мы явно привлекли его внимание, и как только приблизились к нему, он взмахом руки приказал остановиться. Станислав натянул вожжи. Офицер что-то сказал ему, указывая рукой на чемоданы. Зная, кого везет, Станислав испуганно взглянул на нас, но, увидев наше спокойствие, соскочил на тротуар, схватил оба чемодана и уложил их аккуратно между сиденьями. Я понял, что должен уступить место офицеру, и пересел на переднее сиденье. Гестаповец уселся рядом с Ядзей и сразу же завопил:

— Ехайт! Давай, ехайт!

Станислав стегнул кнутом лошадей. Не успели мы проехать и сотню метров, как я вдруг ощутил легонький толчок в спину. Обернулся назад и увидел прямо перед собой круглые от ужаса глаза Ядзи. Я ничего не понял. Тогда она, выбрав момент, когда офицер отвернулся, взглядом указала на мой пояс. И тут меня обдало холодом: я понял, что из-под моего полушубка выглядывает оружие.

Я был одет под сотрудника СД: хромовые сапоги, брюки-галифе, пиджак из черного сукна, а сверху — овечий полушубок с разрезом сзади. К ремню брюк были прикреплены две кобуры. Во время езды они сдвинулись к разрезу и теперь стали видны всем, кто сидел позади меня, в частности нашему новому пассажиру. Мне стало не по себе. Вот так влип…

Как бы невзначай я посмотрел несколько раз назад и убедился, что офицер действительно вглядывается в мою поясницу.

Вдруг у меня мелькнула счастливая мысль: «Я же сотрудник СД из «столичного» города Ровно!» И я быстро и непринужденно, глядя гестаповцу прямо в глаза, приподнял одной рукой свой полушубок и поставил кобуры на место. Ядзя одобрительно подмигнула.

В самом центре города фашист что-то пробормотал, Станислав, понимавший немецкий, остановил лошадей. Офицер соскочил с повозки, сам снял свои чемоданы, поблагодарил нас и подался переулком. Мы же, с облегчением вздохнув, молча смотрели друг на друга. Пронесло…

— Ну и нервы у вас! Железные, — прервал паузу Станислав. — На всю жизнь