Живая смерть (сборник) - Дмитрий Булгаковский

— Наступило время, — продолжал старик. — Эти строки были начертаны окровавленною рукою и огненными буквами на стене в Штофной комнате. Вы и сами можете их прочитать. До настоящего дня, я не мог вполне понять их значения. Хорошо я знал, что время приближается, что срок уже пришел; потому что, как я и прежде сказал, прошло двести лет с той поры, как был произнесен этот приговор. До сего времени каждый Радок имел единственного сына, крепче и выше всех товарищей. Теперь наш род подходит к концу. Со мной последний из Радоков отойдет к своим предкам, и когда все это сбудется, когда возвратятся де Креспиньи в свое древнее поместье и к величию этих родовых стен, тогда не встретит их никто из Радоков, чужие руки будут им служить, чужие голоса будут откликаться на их зов, чужие шаги поспешат повиноваться им; только наши кости всегда будут покоиться около них, только наши души, верные по смерти, как и в жизни, вечно будут витать вокруг них!..

Старик замолчал и смахнул грубою рукою что-то вроде слезы, блеснувшей на его черных огненных глазах. Ансельм был глубоко тронут.

— Но каким же это образом? — спросил он с любопытством. — Как снимется это проклятие? Не могу понять? Повторите мне это предсказание.

Радок исполнил его желание и, произнеся с восторженным выражением последние строчки, замолчал, значительно посмотрев на собеседника.

— Друг, — заговорил он наконец, ближе подвигаясь к Ансельму и сурово вглядываясь в кроткие голубые глаза старого швейцарца, — друг, настало время. Ваша малютка отвратит роковой жребий: в ней заключаются невинность и молодость, знатность рода и незапятнанное имя. Нет, не уходите в страхе, — прибавил он, видя, что Ансельм вскочил на ноги при этих словах, — я не выдам вас. Нет, я помогу вам и выведу на дорогу при первом рассвете дня. Но и не думайте меня обмануть. Когда вы приближались еще к этим воротам, как только взгляд мой упал на эту малютку, я все уже знал. И более того мне известно. Я знаю, что ею одною может быть снято проклятие и выполнено предсказание. Ваша малютка будет спать эту ночь в Штофной комнате.

Ансельм содрогнулся и отшатнулся от своего собеседника.

— «Будет обвенчан с тою, которою будет избавлен», — повторил Радок хриплым голосом, не спуская глаз с Ансельма. — И чего вы боитесь за нее? Она только спокойно проспит в покойной постели. Какое влияние могут иметь темные силы на непорочного ребенка? Клянусь честью! От вас зависит доставить ей счастливую будущность. Можете ли вы сделать для нее что-нибудь лучше того?

«И в самом деле, что он может для нее сделать?» — размышлял старик о своей нежной питомице, высокого рода, нежного воспитания. — «Неужели ей терпеть жестокую борьбу жизни в бедности?» Он раздумывал о ее детском возрасте, о своей дряхлой старости… и не мог более колебаться. Торопливо протянулась его рука и крепко была пожата рукой древнего служителя.

Ни слова более ими не произносилось. Оба курили свои трубки в молчании. Но вот Радок встал и засветил свои старинный роговой фонарь, Ансельм махнул рукою малютке. Ее усталость уже миновалась. Она весело подбежала к нему, ее шелковистые волосы развевались как тонкая вуаль вокруг ее очаровательного личика, она смотрела прямо ему в глаза и ее глаза были полны радости и жизни. О! ей непременно предстоит долгая-предолгая жизнь, жизнь счастия и любви!..

Картина вторая

Небольшая комната в замке, вся убранная штофом. Большая кровать под штофными занавесями. Два старика и одна девочка входят в дверь. Яркими, даже и тут ясными буквами начертаны слова на одном только непокрытом месте стены. В комнате нет ничего страшного, напротив, все тут показывает почти английский комфорт. Малютка в восторге и осыпает стариков вопросами.

— Неужели это правда, милый Ансельм, что я здесь буду ночевать? Эта хорошенькая комната для меня одной? Вот опять у меня будет настоящая постель! Сколько ночей прошло с тех пор, как я спала на настоящей мягкой постели!

Еще несколько минут и малютка приютила свою прекрасную голову на штофной подушке. Еще несколько минут и она бессознательно оставлена одинокою в этом заколдованном здании. Ансельм хотел остаться при ней и стеречь ее всю ночь, но Радок, боясь малейшего нарушения предсказания, не позволил ему оставаться в замке и насильно утащил его в свою избушку и замкнул дверь…

Картина третья

Та же комната — штофная комната. Но какими словами описать ужас этой сцены, от которой кровь стынет в жилах?

Тусклый, призрачный свет освещает это пространство — слабый, зеленоватый, болезненный свет, воздух наполнен туманными призраками; громадные головы с едва обозначенными, искаженными формами, лица с выражением адских, безобразных, мрачных ужасов, руки скелетов с когтями. На полу извивается чудовищная зеленая змея с налитыми кровью и страшно-человеческими глазами, преследует громадную кошку, черную, как смерть, с длинною-предлинною шерстью и кривыми рогами, которая в свою очередь изгибается для уничтожения животного, имеющего сходство с собакою, но с человеческими глазами и зеленоватой шерстью. Смешанные звуки криков, стонов, воплей, воя и шипенья. Посредине прелестная девочка скорчилась в смертельном ужасе на темной штофной подушке, она сидела, подняв голову, даже ее губы побелели от ужаса, ее блестящие глаза широко, широко таращились, как будто и закрыться опять не могли, ее нежное, спокойное дыхание судорожно сжималось в горле, словно в предсмертной тоске… Проходили часы, а эта адская суматоха не прекращалась, и эти невинные глаза становились еще упорнее в смертельной тоске. И когда мало-помалу ускользали ужасные призраки, тогда в комнату стали прокрадываться более молчаливые видения.

Одна в этой штофной комнате, в страшный полуночный час, эта девочка видела своими собственными глазами лица и формы всех тех, кого суждено было ей встретить в будущем, всех своих будущих друзей и врагов. Тут и там обнаруживалось пред нею будущее, навсегда запечатлеваясь на ее свежей, детской памяти. Тут она видела и меня. Тут она узнала все, что случилось в ночь, описанную мною при начале. Тут она узнала и того, для кого она была выше целого мира, и тут же она узнала, как странно она омрачит до того светлую его жизнь…

Картина четвертая

Опять та же штофная комната. День рассветает. Два старика входят в дверь; один в жестоком страхе и дрожит от нетерпения узнать, что случилось с его малюткой, лицо другого обличает любопытство, смешанное с торжеством, в то время как он подводит или, скорее, тащит к постели своего спутника. Малютка здесь, но Боже! как она изменилась! какая горестная перемена! Она все еще, скорчившись, сидит у изголовья, все еще прячется за огромную штофную подушку, маленькие ее ручки судорожно ухватились за нее в смертельной тоске, и большие глаза широко, широко открывались, как будто никогда уже не могли опять сомкнуться. Что такое могли видеть эти глаза, если в одну короткую ночь исчезла из них вся их младенческая беззаботная ясность и заменилась этим диким, неподвижным, скорбным взглядом? На ее детском прекрасном лице проведены глубокие линии. Каштановые волосы побелели как снег. Тут уж я видела полное сходство с серою. Серое страшилище! Живая смерть!.. Старики посмотрели друг на друга. Радок знает, что проклятие снято с дома его властелина, но Ансельм чувствует, что это проклятие упало на головку его малютки…

Картина пятая

Прекрасный замок в Нормандии со всеми украшениями роскоши, скамейки на берегу реки, молодая девушка в суровой одежде серого цвета сидит неподвижно на траве, не читает и не работает, не размышляет и не мечтает мечтами юности — только живет и переживает свою страшную смертоносную жизнь. Опять воздушное пространство преисполнено призраками, мелькают они вокруг нее, то исчезают, то опять являются. Ближе к ней скользит ее двойник, совершенно ее портрет, кроме глаз. Глаза девушки потеряли уже дикий, рассеянный взгляд ужаса, только глубокая скорбь, только предвидение предназначенного несчастия видно в ее взгляде. Но глаза призрака имеют дикое и злобное выражение. Лицо призрака всегда судорожно искажено такою гримасою, что страшно взглянуть. Призрак не дает ей покоя, все дразнит ее, но ни для кого не видим, кроме ее одной.

В некотором расстоянии подходит молодой человек, прекрасный собою, знатного рода, изящного вида. Это граф де Креспиньи, тот, с которого ею снято проклятие, род которого ею спасен. Сбылось предсказание: опять де Креспиньи господствует в своих поместьях замка Коридака, опять древние стены оглашаются звуками жизни и радости. Но проклятие пало на неповинную головку. Она вынесла из Штофной комнаты омраченный ум, заколдованную жизнь. В отношении малютки, предсказанию тоже надлежало исполниться. Богатство возвращено ей. Как это произошло, я не знаю: она не распространялась насчет этой стороны своей истории; но это прекрасное поместье было ее собственностью, и здесь она переживала свою заколдованную жизнь и ждала, ждала тот день и тот час, в который, она знала по предсказанию, должен явиться граф де Креспиньи.