Закрывая двери - Жанна Никитина

удается из себя выдавить.

— Ч… что именно?

Я чувствую на себе взгляд Милы и еще сильнее вжимаю педаль газа. Стрелка переваливает за сто пятьдесят, и я понимаю, что переборщил. Это Стас — гонщик с идеальными инстинктами. Не я. Один резкий поворот, и кювет мне обеспечен. Тем более до города остается всего ничего.

Я неохотно снижаю скорость. Ведь подъезжаю к городу.

Движение становится оживленнее. Маневрирование среди машин вызывает только раздражение. Поэтому я хватаюсь за единственную возможность, которая может помочь отвлечься отвлечься от гнева, зарождающегося внутри.

— Расскажи, что случилось.

Урчание двигателя не может скрыть судорожный вдох Милы.

Молчание затягивается, и я уже грешным делам успеваю подумать, что ответа не дождусь, когда слышу дрожащий голос:

— Я… я не знаю, что сказать. Мой младший брат… он связался с нехорошей компанией. Со своими дружками нарвался не на тех людей. Даже толком не знаю, что там случилось. Мне сказали, что он задолжал крупную сумму денег, и есть только один способ их вернуть — помогать им.

— Сколько? — я сворачиваю с оживленной дороги во дворы с новыми многоэтажками.

— Что? — как меня достал ее дрожащий голос.

— Сколько он задолжал?

— Пятьсот тысяч.

— Рублей?

— Евро, — голос Милы сникает, а я еле сдерживаюсь, чтобы не присвистнуть.

Многоэтажный дом, огороженный забором, показывается за поворотом. Я нажимаю кнопку на пульте, висящем на ключах, и шлагбаум поднимается. Припарковавшись, я выхожу из машины, обхожу ее и открываю дверцу Милы. Девушка сидит на месте и не двигается. Она смотрит на меня своими огромными полными страха глазами, а мне приходиться подавить желание вытащить ее за шкирку из машины. Не монстр же я все-таки!

Вместо того, чтобы последовать своему желанию, я протягиваю руку и жду.

Мила смотрит на руку, потом на меня. На руку. На меня. На руку… и кладет в нее свою ладонь. Я помогаю Миле выйти и нажимаю на кнопку на ключах. Вместе мы идем к моему подъезду и поднимаемся на самый верхний этаж.

Я люблю уединение, поэтому, оказавшись в квартире, нас окутывает тишина. Нажимаю на выключатель. Свет разливается по просторной светлой прихожей, переходящей в гостиную с панорамными окнами и соединенной с гардеробом. Бросаю ключи на деревянную тумбу для обуви, разуваюсь и иду прямиком в гостиную. Мила остается на месте, когда я включаю приглушенный свет, снимаю пиджак, бросаю его на спинку кожаного дивана, который стоит перед плазмой, и направляюсь к кухонному острову с современной техникой и барной стойкой. Через панорамные, ничем не прикрытые окна открывается вид на город. Я наливаю себе воду из графина. Несколькими большими глотками осушаю стакан и наливаю еще один. Разворачиваюсь.

Мила все еще стоит у двери, обняв себя за талию, и внимательно осматривается. Я прислоняюсь боком к барной стойке и жду, пока ее взгляд достигнет меня. Один миг, и наши взгляды встречаются.

В ее глазах больше нет страха. Только… любопытство. А я? Я теряю дар речи. Приходится прочистить горло, прежде чем заговорить.

— Воды?

Мила качает головой.

— Почему я здесь?

Если бы я знал ответ на этот вопрос. Если бы знал…

— Останешься. На сегодня. Завтра подумаем вместе, как помочь твоему брату.

Что, твою мать, я несу?! Откуда, черт возьми, во мне появился альтруизм?

Видимо, Мила тоже охренела, потому что замирает и хлопает своими большими глазами. Ее рот приоткрывается, а руки повисают вдоль тела.

Шок, который завладел моим разумом, быстро сменяется чем-то другим, чем-то хорошо мне знакомым, называемым химией.

Дыхание учащается. Руки чешутся от желания почувствовать тепло ее тела. Такое хрупкое, что даже страшно было бы его держать. Такое нежное, что хотелось бы прикасаться, прикасаться, прикасаться…

Я отворачиваюсь. На секунду прикрываю глаза и обхожу барную стойку. Открываю дверцу холодильника и проклинаю себя за пустоту полок. Вытаскиваю из кармана телефон. Экран загорается — круглосуточная доставка всегда спасает.

— Иди в душ, — я махаю головой на дверь рядом с кухней. — А я придумаю, что нам поесть.

Тихие шаги сменяются хлопком двери, только после этого я отрываюсь от телефона, где до сих пор ничего не набрал, и закрываю дверцу холодильника.

Шум душа сотрясает тишину квартиры, и я не вовремя вспоминаю, что у Милы нет запасной одежды. Пересекаю гостиную и открываю рядом с плазмой дверь, которая ведет в спальню. Свет не включаю. Он не нужен. Шкаф с одеждой стоит прямо у двери.

Я беру ближайшую футболку и шорты на завязках и иду к ванной. Шум воды стихает. Мысль о том, что нужно постучаться, посещает меня только после того, как я распахиваю дверь и вхожу в ванную. Дверь за мой захлопывается. Приходит моя очередь замирать на пороге.

Мила стоит спиной ко мне, обнаженная, с влажными волосами. Ее тело, покрыто стекающими каплями. Я слежу за ними. Они катятся от плеч, по изгибу спины, опускаются к ягодицам.

Одежда выскальзывает из пальцев и падает на плитку.

Наши взгляды встречаются в запотевшем зеркале, и это служит спусковым крючком.

Я не думаю, когда пересекаю ванную, хватаю Милу за запястье и разворачиваю к себе. Мне не нужны слова. Я вижу ответ в затуманенных глазах. Губы Милы приоткрываются, и я не могу удержаться, провожу по ним большим пальцем. Нежные, пухлые, желанные. Теплый выдох, слетевших с ее губ и смешанный с полустоном, отдается в моем члене, который и без того колом стоит.

Приподнимаю Милу. Сажаю на тумбу со встроенной раковиной. Мила обхватывает меня ногами и притягивает ближе. Меня окутывает тепло ее тела. Ладонями сжимаю влажную кожу. Свежий аромат, смешанный с чем-то сладким, кружит голову. А взгляд не отрывается от зеленых глаз, в которых таится вожделение. То самое, которое заставляет терять чертово здравомыслие.

Губы покалывает от желания. Дыхание Милы учащается. Жилка трепыхается на ее шее. Сердце бьется так сильно, что я чувствую его своей грудью.

Скольжу кончиками пальцев по спине вверх, обвожу лопатку, останавливаюсь на шее и касаюсь той самой жилки. Нежно, едва ощутимо. Кожа Милы покрывается мурашками. Розовый язычок появляется между ее губ, и срывает последнюю нить моего самоконтроля.

Я хватаю Милу за шею. Впиваюсь в теплые сладкие губы. Кусаю нижнюю, и слышу стон. Больше не соображаю. Едва улавливаю треск рубашки и стук пуговиц по плитке. Теплые ладони скользят по моей груди. Острые ноготки легко царапают кожу.

Чувствую робкое касание языка на своих губах. И все!

Я так сильно прижимаю Милу к себе, что слышу ее писк. Немного ослабляю хватку, но при этом целую Милу жарче, сильнее, крепче. Наше