Восход тьмы - Сьюзен Купер

Один из фермерских псов понесся навстречу мальчикам, виляя хвостом, но внезапно остановился и настороженно посмотрел на них.

— Эй, Рэйс! — позвал Уилл.

Пес опустил хвост и зарычал, оскалив зубы.

— Джеймс! — встревожено произнес Уилл.

— Да не укусит он тебя, чего ты боишься?

Они свернули на дорогу.

— Я не боюсь. Просто что-то не так, понимаешь? Происходит что-то странное. Рэйс, Челси — все животные пугаются меня.

Уилл был встревожен не на шутку. Гвалт, доносившийся из гнездовья грачей, становился все громче, хотя уже надвигались сумерки. Мальчики видели над верхушками деревьев скопление черных птиц, еще более взбудораженных, чем раньше; они метались, шумно хлопая крыльями.

Как будто в подтверждение безотчетной тревоги Уилла в переулке за церковным кладбищем показалась фигура незнакомца. Он шел шаркающей походкой, был одет в лохмотья и больше походил на тюк старой одежды, чем на человека. При виде его мальчики замедлили шаг и непроизвольно прижались друг к другу. Странный незнакомец повернул косматую голову и посмотрел на них.

Затем неожиданно, как в чудовищном сне, вместе с завывающим порывом ветра с неба обрушилась черная тень, и два огромных грача налетели на бродягу. Он с криком отшатнулся, вскинул руки, пытаясь защитить лицо, а птицы захлопали огромными крыльями и, пролетев мимо мальчиков, взмыли в небо.

Уилл и Джеймс застыли на месте, вытаращив глаза и прижавшись к охапке сена. Незнакомец съежился и попятился назад к воротам кладбища.

«Кааааааааааак… каааааааак…»! Бешеная стая над лесом издавала невообразимый гвалт, а затем еще три кружащихся черных силуэта бросились вниз, как и первые два, вновь неистово атаковали бродягу и взмыли вверх. На этот раз он взревел от ужаса, обхватил руками опущенную вниз голову и, спотыкаясь, побежал по дороге. Тяжело дыша, незнакомец пробежал мимо мальчиков, миновал ворота фермы Доусонов и понесся по направлению к деревне. Братья успели заметить сальные седые волосы, торчащие из-под старой грязной шапки, рваное коричневое пальто, перевязанное веревкой, поношенные ботинки, один — с оторванной подошвой, из-за чего бродяга отбрасывал ногу в сторону и немного прихрамывал. Но они не разглядели его лица.

Высоко над головами мальчиков грачи перестали неистово кружиться и медленно начали двигаться по кругу, а затем один за другим опустились на деревья. Они все еще громко галдели, но, хотя каркающий переполох продолжался, это больше не казалось сумасшествием. Очнувшись от оцепенения, Уилл смог наконец подвигать головой и почувствовал, что какой-то предмет щекочет его щеку. Протянув руку, он наткнулся на длинное черное перо, лежавшее у него на плече. Он засунул его в карман куртки. Движения мальчика были замедленными, как у человека, еще не совсем отошедшего ото сна.

Братья катили нагруженную тележку вниз по дороге к своему дому, и карканье у них за спиной превращалось в зловещее журчание, подобное тому, которое доносится весной со стороны разлившейся Темзы.

Наконец Джеймс заговорил:

— Обычно грачи так себя не ведут. Они не нападают на людей. И тем более не спускаются так низко. Никогда.

— Точно, — согласился Уилл.

Он по-прежнему двигался словно в полусне, чувствуя лишь любопытство, которое с каждой минутой все сильнее и сильнее завладевало им. Посреди неутихающего птичьего гомона он вдруг испытал незнакомое и очень сильное чувство. Никогда прежде с ним не происходило ничего подобного: как будто кто-то отчаянно пытался передать ему важное сообщение, но безуспешно, потому что Уилл не в силах был понять его. Это послание казалось чем-то вроде безмолвного крика. Но мальчик не мог разгадать эту загадку, потому что не знал, как это сделать.

— Такое чувство, как будто на радиостанции нет радиоприемника, — произнес он вслух.

— Что? — переспросил Джеймс, хотя на самом деле вовсе не собирался слушать Уилла. — Странная штука, — продолжал он, — я думаю, что бродяга пытался поймать грача. Вот птицы и взбесились. Готов поспорить, что он сунет свой нос и к курам, и к кроликам. Странно, что у него нет ружья. Надо сказать маме, чтобы она оставила собак на ночь в сарае.

Всю дорогу домой он болтал без умолку и замолчал только после того, как они разгрузили тележку. К этому времени Уилл сделал открытие, которое поразило его: дикая, свирепая атака грачей полностью стерлась из памяти Джеймса, как будто волна отхлынула от берега. Прошло еще очень мало времени, а он уже напрочь забыл об этом происшествии.

Какая-то неведомая сила позаботилась о том, чтобы в сознании Джеймса не осталось и следа событий этого вечера. И Уилл понял, что об этом случае никто не должен знать, поэтому и сам воздержался от рассказов.

— Вот, отдай начинку маме, — сказал Джеймс, — и пойдем в дом, пока совсем не замерзли. Ветер усиливается, хорошо, что мы поторопились.

— Да уж, — ответил Уилл. Он действительно промерз до костей, но поднявшийся ветер был тут ни при чем. Мальчик опустил руку в карман и крепко сжал пальцами железный круг. На этот раз металл был теплым на ощупь.

***

Серый сумеречный мир уже почти погрузился в темноту, когда мальчики вошли в кухню. За окном в пятне желтого света стоял маленький, изрядно побитый фургон их отца. В кухне было еще более шумно и жарко, чем прежде. Гвен накрывала на стол, осторожно лавируя между мистером Стэнтоном и близнецами Полом и Робином, которые озабоченно склонились над каким-то сложным механизмом, пытаясь, вероятно, его починить. Мэри стояла у включенного на полную громкость радиоприемника, из которого раздавалась музыка. Когда Уилл приблизился к приемнику, начались помехи и он так громко затрещал, что все стали морщиться и недовольно хмыкать.

— Да выключите же его наконец! — отчаянно закричала миссис Стэнтон, стоявшая у раковины. Мэри обиженно надула губы и выключила заглушенную треском музыку, но даже после этого тише стало не намного: если хотя бы половина семейства находилась дома, такой гвалт был в порядке вещей. Когда все уселись за низкий деревянный стол, голоса и смех наполнили кухню — вытянутое помещение с каменным полом. Две уэльские овчарки, Раг и Ки, полусонные лежали в дальнем углу комнаты у камина. Сегодня Уилл старался держаться от них подальше: он не вынесет, если собственные собаки будут рычать на него. Все принялись за «чай» — если миссис Стэнтон удавалось приготовить еду до пяти часов вечера, такой прием пищи называли чаем, если приходилось сесть за стол позже, то — ужином. Тарелка Уилла, как всегда, была полна еды, и он без промедления отправлял ее в рот, таким образом избегая необходимости участвовать в общем разговоре. Но, увы, трудно было оставаться в стороне от дружелюбной болтовни Стэнтонов, особенно если ты самый младший в семье.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});