Судьба китайского Бонапарта - Владилен Воронцов

Чан Кайши все же стал одним из шестидесяти принятых в результате экзаменов. Претендентов из провинции Чжэцзян насчитывалось до 1000. Большинство инструкторов, под началом которых обучались кадеты, были японцами. Зимой 1907 г. среди учащихся стали набирать кандидатов на учебу в Японию. Чан предложил себя: был, мол, в этой стране, изучал японский язык. Среди сорока отобранных оказался и Чжан Цюнь, ставший другом и доверенным Чан Кайши на многие годы.

Китайские кадеты, прибывшие в Японию, поступали в созданную для китайских слушателей военную школу. Программа обучения была рассчитана на три года. В декабре 1910 г. выпускники школы получили направление на север, в Такада, для прохождения службы в японской армии в качестве кандидатов в военные академии. Чан Кайши, как и другие 16 выпускников школы, был зачислен в 19-й полк 13-й дивизии полевой артиллерии.

Молодой Чан с восторгом наблюдал, как японские военнослужащие безропотно, словно бессловесные механизмы, исполняли приказ командира. Солдат-фанатик, готовый в любую минуту пожертвовать своей жизнью во имя императора («свершить возложенную на него историческую миссию»), становился примером для подражания. С затаенной завистью посматривал Чан Кайши на японских офицеров и генералов, с гордостью восседавших на почетных местах во время различных празднеств, особенно посвященных армии и флоту. Перед ними в парадных колоннах маршировали его сверстники, находившиеся в плену шовинизма, милитаристских настроений. В чем сила японской армии? Уже тогда сверстники Чана задавали этот вопрос и отвечали: в беспрекословной дисциплине, в твердости политического духа и высоком техническом уровне.

Рутина исполнения повседневных обязанностей оставляла не так уж много времени для размышлений. Служба проходила в достаточно сложной для того времени обстановке. Не радовала погода: холод, ветры, частые снегопады. Приходилось вставать рано, умываться ледяной водой. Обычным делом для служащего артиллерийского подразделения была забота о лошадях как о тягловой силе для транспортировки тяжелых орудий. «Одно становилось весьма примечательным для Чан Кайши, — вспоминал сержант Симода, — впечатляюще отталкивающее выражение, которое появлялось на его лице, после того как он получал приказ о чистке конюшен».

Солдату в японской армии полагалась скудная пища, каждый раз одна рисовая, небольшая по размерам лепешка. Сверху на нее укладывалось несколько ломтиков жареного лука и небольшой кусочек соленой рыбы. Только в воскресенье лакомились соевыми бобами, зеленью в небольшом количестве и тонкими кусочками мяса. Сначала не покидало чувство голода, поэтому покупали вечером в клубе довольно низкого качества бисквиты, что-то брали из китайской кухни. Но вскоре стало привычным довольствоваться полученным.

Китайским военнослужащим, обучавшимся в Японии, запрещалось заниматься какой-либо общественной деятельностью, публиковать какие-либо материалы политического характера. Нарушение такого рода инструкции вело к высылке из Японии. Но могли ли молодые люди пройти мимо популярных для того времени политических веяний, отражавших подъем национального духа китайского народа? В Японии уже тогда довольно активно действовала созданная Сунь Ятсеном Китайская революционная лига. По соображениям конспирации эта организация именовалась просто Китайской лигой («Чжун-го тунмэнхуэй»). Печатным органом лиги стал журнал «Миньбао» («Народ»). Имя Сунь Ятсена к тому времени было хорошо известно как в Китае, так и за рубежом. Пламенный оратор, блестящий организатор, он по праву возглавил революционное движение в своей стране.

Молодой Чан не мог остаться в стороне от деятельности «Тунмэнхуэй». Путь в эту организацию он находит с помощью близкого друга и наставника — Чэнь Цзи-мэя. На очередном собрании «Тунмэнхуэй» Чан вместе с другими кандидатами в члены лиги дает клятву верности революционному долгу. Торжественно звучат слова присяги: «Клянусь бороться за изгнание маньчжуров, освобождение Китая, создание республики и установление равных прав на землю, клянусь!» И хотя лига избегала открытых антиимпериалистических деклараций, на ее заседаниях говорилось и о необходимости борьбы против засилья иностранных держав. Молодой Чан постепенно накапливал опыт конспиративной политической деятельности.

Столь непохожие друг на друга борцы против маньчжурской династии, объединенные в «Тунмэнхуэй», были выходцами в большинстве своем из Южного и Центрального Китая и представляли разношерстные группировки, отстаивающие различные цели. Провозглашенные Сунь Ятсеном принципы «национализма», «народовластия» дополнялись принципом «народного благоденствия», который иногда трактовался как социализм.

Чжан Бинлинь, сотрудничавший с Сунь Ятсеном, не разделял приверженность руководителя китайской революции принципам «демократизма», прославлял принцип «национализма», идеи установления режима личной диктатуры. В этот принцип Чжан Бинлинь вкладывал антиманьчжурское содержание, оставляя в стороне проблему борьбы с ханьскими феодалами, идеи социального преобразования китайского общества. По существу, Чжан проповедовал идеи великоханьского шовинизма.

Весной 1911 г. Чан Кайши, прибыв из Японии на каникулы, оказался в Шанхае. Словосочетание «шань-хай» означает «близ моря» или «над морем». Город жил бурной жизнью. Вольготно чувствовали себя здесь европейцы, осевшие в стороне от китайского города в богатейших кварталах. В справочниках, изданных европейцами на рубеже XIX–XX вв., упоминается «добровольческий корпус», имевший на вооружении артиллерию и предназначенный для подавления «китайской черни». Типично колониальное мышление руководило поступками иностранных хозяев Шанхая, хотя в городе и действовали политехнический институт, публичная библиотека, музей, а в летнее время звучала музыка духового оркестра.

В Шанхае расцветала подпольная деятельность — как деловая, так и политическая. Чэнь Цзимэй в 1908 г. учредил здесь тайное общество содействия революции в Цзянсу и Чжэцзяне. Время было особенно неспокойным. Все больше в рядах противников маньчжурской династии действовало предателей и провокаторов, и их жертвой чуть было не стал наставник Чан Кайши. Чэню удалось ускользнуть, но его друзья были схвачены. Чан оказался достойным учеником — он спокойно вернулся в Японию, но разлука была недолгой. Вскоре вести о восстании в Ухане, в самом центре Китая, достигли Чэня, и он сразу же отправил телеграмму своему ученику в Японию. Чан Кайши в ту пору было 25 лет. Впоследствии, обращаясь к прошлому, Чан не скрывал восторгов по поводу первых своих шагов у истоков карьеры[3] «Я чувствовал, что пришло время для нас, военных людей, послужить на благо отечества. Я поэтому немедленно возвратился в Китай для участия в революции. Это было действительно начало моей революционной карьеры. К этому времени я постарался завершить выполнение задачи, которую поставил перед собой в юности. В мои молодые годы я преодолевал различного рода трудности и препятствия, чтобы получить военное образование. Обращаясь к прошлому, я верю, что это дало мне огромное счастье».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});