Тайна горы Крутой - Владимир Шустов

Что сапсан вреден, известно, конечно, каждому. Попадись соколу на глаза птица, несдобровать ей. Стальными клещами вопьются когти в тело жертвы, а крючковатый клюв довершит черное дело. Уж на что гуси — они в два раза превосходят по размерам сапсана, — но и гусей ждет смерть при встрече с крылатым разбойником.

Удобным и безопасным местом для соколиного гнезда, по мнению Павки, была Игла. Он схватился руками за выступ, покрытый мхом. Выбираться приходилось медленно. Ноги с трудом нащупывали опору, пальцы цеплялись за каждую неровность, за каждую выбоину.

Ловкость, сноровка и выдержка! Но это еще не все. Нужны расчет и осторожность, нельзя ни на минуту забывать мудрую пословицу: «Семь раз отмерь — один раз отрежь». А Павка забыл про нее. Увлекшись, он сделал одно, лишь одно, неверное движение и полетел вниз. Ладони Павка ссадил в кровь, зашиб ногу, порвал новую сатиновую рубашку.

У настоящих людей бывает так: трудно — напряг все силы, но не отступил, а еще упорнее принялся за дело. Павка тоже не подумал бросать начатое. Он решил действовать наверняка. Присев на камень, снял ботинки, скинул носки, подвернул до колен брюки, вытащил из чехла лопатку и принялся соскабливать с гранита мох: по шероховатому камню босиком лезть удобнее. Острое лезвие лопатки срезало целые пласты лишайников. «Скр-р, скр-р, скр-р» — скоблило железо о камень. И вдруг: «кр-кр!» Задержка, что-то мешает. Павка расчистил подозрительный участок — и обомлел. На поверхности серого гранита проступали какие-то знаки. Они тянулись горизонтально в четыре параллельные полосы. Буквы! Слова! Коленки у Павки задрожали, на лбу выступил холодный пот. Надпись на малоисследованной вершине! Тимины наставления разом улетучились из головы. Павка закричал во весь голос:

— Надпи-и-ись! На камне-е надпись! Сюда-а-а!..

Рядом вырос бледный, взволнованный Тима, появился Юлька.

Надпись была выбита на высоте двух метров. Кроме Юли, самого худого, но зато и самого длинного из ребят, прочитать надпись с земли никто не мог. Но звеньевой в пылу азарта не подпускал Юлю к скале. С записной книжкой и карандашом в руках Тима карабкался к надписи, лез, срывался, снова лез и опять срывался… Наконец, обозлившись, обрушился на Юлю:

— И чего ты, Юлька, стоишь истуканом. Историческая надпись, а ты глазами моргаешь. Читай! Эту надпись, может. Ермак Тимофеевич сделал или Степан Разин.

— Не было Степана Разина на Урале…

— Не спорь! Я про Пугачева сказать хотел. Читай! Голос предков это. Ясно?

— Мешаешь же!

— Кто мешает?!

Юля подтащил небольшой камень, установил его возле Иглы, влез и начал по складам разбирать слова:

— Тысяча девятьсот восемнадцатый год. Стальной солдат революции, — читал он. — Здесь лежат ге…

— Герой! — подсказал Павка.

— …геройские, — продолжал Юля, — парти… Сейчас буду дальше. Сейчас, сейчас. Мох мешает.

— Возишься долго! Быстрее!

— Партизаны!.. Две точки. Двоеточие! Степан Лоскутов, Илья Федоров, Александр Тимофеев. Точка! Они погибли за торжество революции. Точка! Григорий Лапин. Все!

Тима поверх Юлиной головы смотрел на темные борозды букв и беззвучно шевелил губами. Павка замер, полуоткрыв рот и округлив глаза. Юля быстро водил острием лопатки по камню, счищая мох: может быть, есть еще что-нибудь.

— Стальной солдат революции! Лапин! Партизаны! — свистящим шепотком повторил Тима и, круто повернувшись к Павке, схватил его за руку. — Ты, Павка, молодец! Ясно?

— Историческая?

— И еще какая! — подхватил Юля. — Тимка, надо в Москву сообщить, в Академию исторических наук!

— С Люськой будет удар!

Как только Тима назвал имя Люси, Павка опомнился:

— Где моя папка? Эх, Юлька, что наделал!

Он извлек из-под камня, который подтащил к скале Юля, папку и стал ощупывать ее.

— Целая же, — сказал Юля.

— Мы, Павка, заслужили прощение, — успокоил звеньевой.

Отряд отправился в обратный путь.

Старые, опытные альпинисты утверждают, что спуск с горы гораздо труднее подъема. Может быть, это и так. Но Тима, Юля и Павка спустились к подножию в один прием. Они использовали для этого широкую осыпь, которая брала начало на вершине и тянулась до горной подошвы. Ребята уселись верхом на походные палки, шурша, посыпались вниз мелкие камешки.

А там — кочковатое болото, лесная опушка и дорога в город. Бесконечной лентой вилась дорога среди развесистых сосен, пихт и елей. Шагалось по ней очень легко.

— Споем? — спросил весело Тима.

— Споем!

Звеньевой запел, Юля с Павкой дружно подхватили, и над тайгой зазвучала бодрая, задорная песня:

Пусть горы смотрят кручами,Ведь это даже лучше нам:Вез трудностей какой же интерес?

ГЛАВА ВТОРАЯ

БОЛЬШОЙ СОВЕТ

Правильно говорят, что радость окрыляет людей. Тима, Юля и Павка испытывали ее чудодейственную силу: десять километров от горы Крутой до города промелькнули незаметно. По дороге ребята мечтали, строили различные предположения о надписи. Возле первых домиков городской окраины Тима вдруг спохватился:

— А как будем действовать в лагере?

Юля предложил о надписи никому не говорить и запросить Академию исторических наук о том, жив ли Григорий Лапин, стальной солдат революции, разузнать все и только после этого всем открыть свою тайну.

— Ты, Юлька, — эгоист и единоличник, — сказал Тима. — Я от тебя, Юлька, не ожидал такого. Ясно?

— Мы нашли надпись?! Мы!

— Семену и Васе рассказать стоит, — твердо заявил Павка. — Надо рассказать.

— Как хотите. Свою тайну другим…

— Тайна, Юлька, наша, общая.

Друзья вышли на широкую центральную улицу. Она казалась узкой, потому что с обеих сторон ее высились дома. По блестевшему, недавно политому асфальту мягко скользили автомашины. На панелях было многолюдно. Ребята с трудом пробирались в гуще людей. У магазина «Гастроном» с розовым поросенком в витрине отряд пересек улицу и вышел прямо к массивным воротам рабочего городка.

По словам Коли Хлебникова, известного скептика, городком это архитектурное сооружение было названо не по правилам. «Городом или городком, — утверждал Коля, — именуется населенный пункт из нескольких сотен домов». А рабочий городок, во дворе которого десятиклассник Семен Самойлов организовал пионерский лагерь, был всего-навсего одним домом. Зато этот шестиэтажный дом занимал целый квартал. Белизна его стен подчеркивалась пышной зеленью настурций, украшавших балконы. Раскрытые настежь окна бросали на землю тысячи солнечных зайчиков. Перед фасадом в сквере бил фонтан. Радужные брызги искрящимся зонтом покрывали яркие цветочные клумбы.

Дом выглядел настоящим дворцом, да таким, какой ни одному королю и во сне не снился. Королевские дворцы угрюмые и скучные, а дворец-городок всем своим обликом говорил о счастье и радости живущих в нем людей.

Тима с гордостью давал знакомым ребятам адрес: Новострой, улица имени Героев революции, рабочий городок, корпус 2, квартира 80.

А тут, пожалуйста, новая хлебниковская «теория». Ох и разозлился же Тима, узнав о Колиных сомнениях! Немедленно собрал он своих друзей, целый день совещался с ними в голубятне, а под вечер произошла история, о которой вот уже месяц с удовольствием вспоминают даже взрослые жители рабочего городка.

В тот памятный день вторая сборная команда волейболистов проводила тренировку. Закончив игру, спортсмены в полном составе толпились на волейбольной площадке у сетки. Володя Сохатов, капитан команды, размахивая руками, «громил» недостатки отдельных игроков.

— Коля! Ты на подаче каждый раз подводишь, — укорял он Хлебникова. — Надо драйфом подавать, а не свечкой. Отработай подачу! Бей по мячу так, чтобы над самой сеткой проходил и сильно!

— А свечкой, что — нельзя?.. — начал Коля, но умолк.

Из-за кустов акаций, обрамляющих площадку, показался отряд заготовителей. Впереди энергичной упругой походкой шел Тима, за ним — толстый увалень Павка, замыкал шествие длинный худощавый Юлька с выражением крайнего любопытства на добродушном скуластом лице. Заготовители приблизились к площадке, молча вошли в круг притихших волейболистов и демонстративно выстроились шеренгой перед Хлебниковым.

Тима выдержал паузу, что всегда угнетающе действует на противника, улыбнулся дружелюбно и, как будто между прочим, спросил:

— Колька, триста одноэтажных домиков можно назвать городом?

— А что? — растерялся Хлебников, одергивая синюю майку с коричневым ромбом на груди. Светлые глаза его беспокойно забегали по фигурам заготовителей, а живое, подвижное лицо чуть покраснело.

— Мы вот поспорили с Юлькой, решили у тебя спросить.

— Как вам сказать, — успокоился Коля, — триста одноэтажных домиков немного. Города бывают разные…