Политическая антропология - Николай Крадин

Если перевести изложенное выше на привычный для представителей отечественных общественных наук язык, то можно сказать, что политическая антропология – это в известной степени история власти: история преобразования одних форм и механизмов социального контроля в другие. В рамках отечественной традиции такое определение несет в себе особый смысл, так как антропологии как самостоятельной науки в СССР не выделялось, а дисциплины и их подразделы, специализирующиеся на истории властных структур (история первобытного общества, история древнего мира, этнография, история Востока и т. д.) у нас всегда было принято включать в комплекс исторических наук. Специалисты в этих областях готовились главным образом на исторических факультетах. Им присуждались ученые степени кандидатов и докторов исторических наук. История в СССР считалась синтетической наукой, которая включала в себя и археологию и этнографию (антропологию), изучая одновременно как пространственно-временное многообразие исторических событий, так и выявляя обобщающие закономерности хронологических процессов.

Нельзя не заметить, что источники и методические приемы работы с ними у историков, археологов и этнографов сильно отличаются. Историк работает с письменными документами. Он должен установить их внешнюю подлинность, попытаться понять, какой смысл скрывается за знаками, содержащимися на исследуемом документе. Археолог исследует материальные фрагменты давно исчезнувшей культуры. У него наиболее неблагодарная задача – попытаться составить целостную картину об обществе из ограниченного числа кусочков мозаики. В отличие от археолога этнограф (антрополог) имеет возможность наблюдать как целые материальные объекты, так и отношения между людьми и их духовный мир. Но он должен уметь понять, какие глубинные механизмы скрыты за внешним проявлением тех или иных форм поведения.

С этой точки зрения между антропологией и историей имеется существенная разница. Политическая антропология не является историей в полном смысле слова. История в "узком смысле" (от английского слова story – рассказ, повесть, новелла) – это наука о событиях, реконструируемых по письменным источникам. Главная цель историка в "узком смысле" – хронологически связать свершившиеся события (факты), воссоздав их общее течение. Задача политантрополога – несколько иная, его интересуют не события сами по себе, а структуры и социально-политические системы. Поэтому если и причислять согласно распространенной в отечественной науке традиции политическую антропологию к историческим наукам, то это не совсем история, а скорее то, что называют "социальной историей" или "исторической антропологией" (Гуревич 1993). На близость между политической и исторической антропологией указал Ж. Ле Гофф в предисловии к современному изданию "Королей-чудотворцев" М. Блока – классической книги по политантропологии западноевропейского средневековья. По мнению Ле Гоффа, это даже единая дисциплина – политическая историческая антропология (Блок 1998: 57).

В то же время политическая антропология – это и не совсем этнография. Этнографы имеют дело с живыми информантами, а предметом изучения политической антропологии нередко являются не только современные архаические и традиционные культуры (тем более что в настоящее время их практически не осталось), но и более древние народы и проблемы их социально-властного устройства, известные по письменным и археологическим данным. С этой точки зрения политантропологом может быть не только этнолог-антрополог, но и в случае необходимости историк и даже археолог.

Антропология, политология и социология

Вышеизложенное не означает, что политантрополог должен сосредоточить свое внимание на архаическом, традиционном и посттрадиционном господстве и не может заниматься изучением систем власти в современных развитых обществах. Более того, имеется ряд объективных обстоятельств, вследствие которых политантропологи все чаще обращаются к актуальным проблемам наших дней. Прежде всего – это исчезновение с этнической карты мира самого объекта традиционных антропологических исследований: к концу XX в. на земном шаре практически не осталось мест, за исключением, быть может, самых глухих уголков Амазонии и Африки, где бы остались существовать культуры, не испытавшие на себе влияния модернизирующейся западной цивилизации.

Во-вторых, проблематика эволюции институтов власти в первобытном строе и изучение процессов возникновения государства все больше и больше становятся чисто академической проблемой. Практически все письменные и этнографические источники уже введены в научный оборот. Нередко основные вопросы кажутся решенными, что отталкивает от них многих исследователей. Проблема по-прежнему состоит только в создании компаративистских, обобщающих кросскультурных исследований.

В-третьих, большинство научных фондов приоритетно финансируют исследования, посвященные современности. Однако здесь имеется широкий плацдарм для использования знаний и усилий антропологов. Вопреки опасениям ряда авторитетных антропологов прошлого (А. Кребер, К. Клакхон, М. Мид), что их дисциплина обречена стать "неудобным научным склепом", этнические конфликты на Балканах, Кавказе и в ряде иных "горячих" точек мира, развал социалистической системы и реставрация во многих посттрадиционных странах авторитаристских политических режимов делают эту профессию по-прежнему актуальной и востребованной современным мировым сообществом.

Следовательно, политическая антропология – это дисциплина, которая граничит не только с историей, но и социологией, и политической наукой. Важно выявить соотношение между ними.

Социологи и политологи анализируют главным образом сознательные (осознанные) формы поведения людей. Строго говоря, общество является предметом изучения социологии; политические институты и власть – предметом политологии. Исходя из того, что власть является предметом исследования как политологии, так и политической антропологии, есть соблазн определить политическую антропологию как раздел политологии, специализирующейся на изучении "примитивных" (т. е. первобытных) обществ. В то же время в ряде стран антропологию было принято считать отделом социологии, которая изучает первобытные и традиционные общества (отчасти такое понимание характерно и для современной российской социологии). Даже там, где за антропологией признается самостоятельный статус, подчеркивается ее генетическое родство с социологией. Определяя, в частности, место антропологии в ряду гуманитарных дисциплин, Толкотт Парсонс (1902-1979) подчеркивал, что предметом ее изучения являются в основном социальные структуры, символы и процессы "применительно к их культурным условиям", в особенности в отношении к "простейшим" общественным системам (Парсонс 1998).

В такой интерпретации есть определенные основания. Действительно, предметом исследования политологов и социологов являются современные политические системы. Соответствующие структуры и институты прошлого изучаются историками, археологами и антропологами (этнологами). Однако это не единственное отличие антропологии от социологии и политологии. Объектом изучения антропологов становятся не только дошадустриальные и посттрадиционные институты и процессы, но и идеальные символические системы (ритуалы, стереотипы, знаки). Это обусловлено тем, что в обычных объектах антропологического исследования (первобытных и традиционных структурах) отсутствует (в привычной нам терминологии) деление общества на "базис" и "надстройку", на экономику и культуру, социальную систему и политику. Антрополог пытается обнаружить за осознаваемыми поступками глубинные археотипические пласты коллективной ментальности. Последние, как правило, неосознаваемы и выражены в символической (прежде всего вербальной) форме. Следовательно, политическая антропология рассматривает структуры и механизмы контроля как некие целостные, нерасчлененные символические системы.

В то же самое время если социолог и политолог рассматривают предмет своего исследования в рамках понятийного аппарата, разработанного на основе изучения западного общества, то антрополог занимается сравнением главным образом незападных обществ и пытается осмыслить и интерпретировать изучаемое явление, в том числе с позиции объекта исследования (К. Леви-Стросс).

Важные отличия между антропологией, с одной стороны, и социологией и политологией – с другой, имеются в методах исследования. Методы социологии и политологии являются по большей части бихевиористскими, дескриптивными или эмпирическими, количественными (анкетирование, опросы, статистические отчеты и проч.). Они направлены главным образом на анализ обезличенных формальных институтов, процессов поведения индивидов и групп, а также политических отношений (таких как власть, политическая система и др.). Методы политической антропологии (наблюдение, включенное наблюдение, беседа) являются методами этнографии (и схожи с методами этологии). Антрополог больше фиксирует устную и невербальную информацию (речь, жесты, мимика, изображения). В отличие от других социальных наук (экономики, социологии, политологии), работающих преимущественно со статистическим материалом, антрополог большинство информации получает в результате личных контактов с информантами (интервьюирования, неформальных бесед, наблюдения).