Коран (Поэтический перевод Шумовского) - Коран Шумовский

* * *

Помещаемый ниже текст Корана представит яркие картины:

клятвы —

Клянусь Я теми, перед кем предстали души чистых, скверных,Кто сонмы душ исторг из тел благочестивых и неверных,Кто, дело выполнив, плывет небесной высью голубоюИ в небеса на Суд влечет людские души за собою!

(СУРА 79),

Я небом, где созвездия трепещут,Клянусь, и Днем для всех мужей и жен,Свидетелем из тех, кто не клевещут,И тем, о ком свидетельствует он!

(СУРА 85),

Для клятвы — денница и десять священных ночей,И ночь, где мгновения мрака текут, как ручей...

(СУРА 89),День Страшного Суда —

Когда падет на солнце мрак, померкнут звезды в небесах,И горы с мест своих сойдут, когда в сердца проникнет страхИ десять месяцев подряд присмотра будут лишеныВерблюдиц сужеребых стани те, кто быть при них должны,Когда животные взревут, сойдясь нестройною толпой,И взбунтовавшихся морей затопит землю вал слепой

(СУРА 81),

Когда небеса распадутся, рассыплются звезд жемчугаИ каждое море, восставши, свои разорвет берега,Не станет под водами пастбищ, селений и диких трущоб,Когда из глухих подземелий за гробом поднимется гроб.

(СУРА 82),ад и рай —

Геенна — преступным засада, она нелегка,Вернутся к Суду и в геенне пребудут века.Не встретят их там ни прохлада, ни влаги глоток,Там гноем поят и еще поднесут кипяток.Расчет — по заслугам: они-то не ждали СудаИ знаменья Господа ложью считали всегдаМы все записали и в записи тесно словам.Вкусите! Мы кару прибавим единственно вам.Но место спасения вечно для праведных есть:Сады, виноградные лозы, которых не счесть,Там дев полногрудых плывет за четою четаИ сладостной влагой наполненный кубок — у рта.

(СУРА 78),

О Неотвратном, Тягостном к тебе дошла ли весть? —На лицах унижения следов не перечесть.Томимые усилием, они горят в огне,Питье им — влага жаркая, мучение вдвойне,Колючее растение дается в пищу им,Едок не поправляется и голодом томим.И — лица счастьем светятся, таким не быть в аду,Трудом своим довольные, в возвышенном саду,Где гам тебе не слышится, где нет пустых речей.В саду струится свежестью пронизанный ручей.Там чаши и седалища — готовятся пиры —Подушки там разложены, разостланы ковры

(СУРА 88),

Тем, кто считает стихи Корана плодом претенциозного сочинительства Мухаммеда и позднейших правок, следует задуматься о самой природе человеческого творчества. Ни один художник в широком смысле этого слова — поэт, живописец, музыкант, ваятель, зодчий — не созидает вне вдохновения, делающего его произведение вечным. Когда свершение не одухотворено, а вымучено или же бездумно слеплено, оно представляет собой ремесленную поделку, умирающую одновременно со своим изготовителем либо раньше. Двадцатый век представил множество

примеров этого. И сколько ни тщатся поклонники хрупкой преходящести поставить ее рядом с вечностью, выдать низменный бред за высокую речь сердца — усилия напрасны, суд времени строг.

Творцу истинных ценностей нужно обладать богатством житейских наблюдений и честностью души. Но главное для него — вдохновение. Оно посещает избранных, единицы среди миллиардов человеческих сердец, отворачиваясь от громадного большинства. Люди росли рядом, в одинаковых условиях, даже, бывает, произошли от одних и тех же родителей — а гением оказался один, остальные не оставили миру ничего — недаром, видно, слово «гений» произошло от арабского джинн — «дух, витающий в пустыне».

«Вдохновение». «Одухотворенность». То и другое создано словом «дух», лежащим в их основе. Речь идет о духе творчества. Но что это такое на вид, на вкус, на ощупь? Этого представить себе нельзя и отсюда начинается сомнение: почему мы считаем, что наша человеческая наука знает все или по крайней мере много? Если все — академии наук следует закрыть. Если много, то это относится прежде всего к точным наукам с их умными приборами, с их кораблями, плывущими в заоблачных высотах; что касается так называемых гуманитарных областей, то их достижения часто находятся на уровне знаний средневекового летописца.

Дух творчества не поднимается из-под земли, не влетает с улицы в раскрытое окно, а нисходит, следовательно, дается свыше. Что же находится в этой выси, чья неистощимо щедрая, но и неподкупно строгая рука дарует волны творческого духа избранным? Следует естественный ответ: вдохновение посылается высшим творящим началом, создавшим Вселенную с ее мирами растительным и животным. Народы именуют это начало по-разному, на русский язык оно переводится одинаково: Бог. Фоногенетически в этом наименовании заложены два понятия, величие, милосердие. То есть речь идет об исходных свойствах, которыми прежде других отметилось верховное начало в раннем человеческом восприятии.

Материалистически объяснить происхождение творческого духа невозможно, и того, кто действительно ищет истину, приведенное выше рассуждение способно убедить в этом. Материалистическая «теория познания», превращаемая жрецами ее в аксиому, необходимо ограничена и потому не может считаться строго научной. В свете непредвзятых исследований она теперь скорее представляет лишь исторический интерес.

Итак, одухотворенность, которую, отнюдь не стремясь повторить церковное определение, следует назвать «сошествием святого духа», посещает избранных: творящее начало Вселенной как бы приобщает их к себе, даруя счастье созидания вечных ценностей. Но художник, многообразные проявления которого названы выше, все-таки творит в более или менее замкнутом мире, определяемом его творческим любопытством. В отличие от него другой избранник вдохновения — пророк обнимает сердцем и словом все существующее: историю природу, мир человеческого поведения и общественных отношений» место человека во Вселенной, место Вселенной в человеке.

Сказанное убеждает в том, что аравийский проповедник Мухаммад с полным основанием мог считать Коран — высшее чудо в его жизни, как он говорил — созданием Бога. Действительно, вдохновение, исходившее от верховного творческого начала мира, подсказывало ему новые и новые мысли, очищало и укрепляло его душу и это позволило смертному человеку оставить людям бессмертное — священную книгу Корана и вероучение ислама — Исцеления.

* * *

На страницах «Жизни Магомета» Вашингтона Ирвинга можно видеть следующие описания внутреннего облика аравийского пророка:

«Несмотря на свое торжество (после овладения Меккой. — Т. Ш.) он отвергал всякие почести, относящиеся лично к нему, и не присваивал себе царской власти. «Почему ты дрожишь, — сказал он человеку приблизившемуся к нему робкими, нетвердыми шагами, — чего боишься? Я не царь, а сын курайшитки (женщины из племени Курайш. — Т. Ш.), которая ела мясо, сушеное на солнце».

Из обращения Мухаммада к жителям Ясриба (Медины): «я слышал, что вас встревожил слух о смерти вашего пророка: но разве до меня хоть один пророк жил вечно, из чего вы могли бы заключить, что я никогда не оставлю вас? Все совершается по воле Бога и имеет свой конец, которого ни ускорить, ни избежать невозможно. Я возвращаюсь к Тому, Кто послал меня, и обращаюсь к вам с последним увещанием: оставайтесь в единении, любите, уважайте и поддерживайте один другого; помогайте друг другу в вере, в твердости веры и в благочестивых делах, только через них человек достигает благоденствия, все же остальное ведет к погибели. Я ухожу раньше вас, но и вы скоро последуете за мной. Смерть — всеобщий удел: никто не должен стараться отвратить ее от меня. Я жил для вашего блага, ради него я и умру».

«Магомет не выносил наружного великолепия, этого предмета тщеславия ограниченных умов; но простота его одежды не была искусственной, она выражала только его действительное пренебрежение к таким пустякам».

«Военные победы не породили в Магомете ни гордости, ни тщеславия. /.../ В период своего величайшего могущества он сохранял ту же простоту манер и внешности, как и в дни, когда ему приходилось испытывать всевозможные превратности судьбы. /.../ Если он и жаждал всемирного господства, то господства веры. /.../

Богатства, сыпавшиеся на него в виде военных даней и добыч, употреблялись на дела, содействовавшие победе веры и в помощь бедным его последователям, причем часто его личная касса была истощена до последней копейки. /... / У Магомета после смерти не осталось ни одного золотого динара, ни одного серебряного дирхема».