Боспорское царство - Виктор Францевич Гайдукевич

в кораблях, возвратясь на осьмой год в отчизну».[4]

Эти искатели счастья и наживы прокладывали первые пути морских сношений, знакомились с отдаленными странами, их природой и богатствами, узнавали о тамошнем населении, его быте и нравах, о возможностях торгового обмена.

Географические пределы, известные грекам в гомеровский период (IX—VIΙΙ вв.), простирались до Сирии, Египта, Ливии, Сицилии и некоторых пунктов Причерноморья. Эти пиратско-торговые экспедиции явились предпосылкой дальнейшего развития обширной греческой морской торговли в последующие столетия.

Особенно прославились в ту раннюю пору своими смелыми морскими рейдами купцы-мореходы малоазийского города Фокеи.6 На кораблях с пятьюдесятью гребцами они первыми достигли Адриатического моря, северо-западного побережья Италии, Иберии, Тартесса.

Открытый фокейцами путь позволил грекам установить тесную связь с западным Средиземноморьем. При техническом несовершенстве древнего мореплавания, обусловленном, прежде всего, отсутствием компаса, бывало, что мореходы по ошибке или вследствие сноса от ветра попадали не туда, куда направлялись, и невольно открывали ранее не известные места. Так известно, что один купец с острова Самоса, направлявшийся в Египет, был отнесен к берегам юго-западной Испании, куда до того греки не проникали.7

В наиболее удобных местах морского побережья купцы нередко устраивали свои фактории, т. е. пункты, где уже более регулярно происходили встречи с туземным населением для обмена товарами. Такие торговые станции (έμπόριον) часто становились местом, куда переселялись затем значительные группы греков, образуя колонию. Когда греки отправлялись в колонию, оставляя родные берега, они уже в какой-то мере были осведомлены о том крае, куда намеревались переселиться. Правда, водворение греческих колонистов в новых местностях иногда встречало сопротивление со стороны местного населения, и тогда приходилось силою оружия приобретать земли для колоний. Но часто занятие определенной территории под колонию происходило на основе мирного соглашения с местным населением, вернее с их правителями, которые обычно не препятствовали основанию на своих землях греческих городов, так как получали значительные выгоды от торговли с греческими купцами и колонистами.

В целях безопасности и утверждения независимого положения греки стремились — сразу же после основания колонии — оградить свое поселение надежными оборонительными сооружениями: стенами, башнями и др., которые с течением времени, по мере роста материального благосостояния колонии, усовершенствовались и усиливались.

Какие причины порождали колонизационное движение греков, что понуждало их расставаться со своими землями, со старыми обжитыми местами своей родины, пускаться в далекие рискованные путешествия, устраиваться иа новых местах, иногда очень далеких от родины и к тому же мало известных? Поиски рынков для выгодного сбыта товаров греческой обрабатывающей промышленности, изделий ремесла, а вместе с тем возможность приобретать дешевое сырье и рабов, т. е. торговые цели, были, несомненно, одним из мотивов, толкавших греков к организации колоний. Неслучайно поэтому, что именно такие греческие города, как Коринф, Халкида (на о-ве Эвбее) и Милет — крупнейшие греческие торговые и промышленные центры — были в числе первых и наиболее активных основателей колоний. Стремление к овладению землями, на которых можно было успешно развивать сельское хозяйство, также являлось серьезным стимулом к выселению в колонии. Многие колонии, особенно из числа ранних, имели ярко выраженный аграрный характер, хотя обычно тоже вели торговлю.

Но кроме этой жажды к обогащению и коммерческой предприимчивости были и другие, еще более важные причины, которые побуждали греков переселяться в колонии. Несомненно, решающее значение в развитии античной колонизации имели социально-экономические условия жизни в греческих государствах. Рабовладельческий строй создавал в городах «избыточное» население, которое вынуждено было искать себе применение за пределами своей страны.

Рост рабства в формирующихся греческих городах-государствах разорял значительные массы мелких производителей, которые далеко не всегда могли конкурировать с рабовладельческими мастерскими и поместьями. Большое количество мелких производителей вынуждено было или через долговую зависимость превращаться в рабов, или пополнять собою ряды городской бедноты, или же искать применения своего труда и способностей вдали от родины.

«В древних государствах, в Греции и Риме, — писал Маркс, — принудительная эмиграция, принимавшая форму периодического устройства колоний, составляла постоянное звено в общественной цепи. Вся система этих государств была построена на определенном ограничении количества народонаселения, которого нельзя было превысить, не подвергая опасности самого существования античной цивилизации. Но почему это так было? Потому, что им было совершенно неизвестно применение естественных наук к материальному производству. Только оставаясь в небольшом числе, они могли сохранить свою цивилизацию. В противном случае они стали бы жертвами того тяжелого физического труда, который тогда свободного гражданина превращал в раба. Недостаточное развитие производительных сил ставило граждан в зависимость от определенного количественного соотношения, которого нельзя было нарушать. Поэтому единственным выходом из положения была принудительная эмиграция».8

Внутренняя социальная борьба, происходившая в VII — VI вв. до н. э. в греческих государствах — в Афинах, Коринфе, Мегарах, на Эгине, в Милете — и принимавшая особенно бурный характер, когда окончательно складывался рабовладельческий строй, была одним из самых важных факторов колонизационного процесса. Многие из тех, кто терпел неудачу в общественной борьбе, вынуждены были искать себе лучшей участи за пределами родины.

Группы граждан, желающих выселиться в колонию, обычно совершали это переселение, а вместе с тем и основание колонии, организованно, с санкции своего государства. Нередко и главному ядру переселенцев из одного города примыкали жители других городов. Отряд колонистов возглавлялся старшиной (οικιστής), руководившим переселением, причем его или назначали власти метрополии, или выбирали сами колонисты. Античные греческие колонии (греки их называли άποικιαι) коронным образом отличались своим государственноправовым положением от колоний эпохи капитализма.

Греческие колонии представляли собой государственные образования, совершенно не зависимые от метрополии.9 С момента основания колонии жители ее переставали быть гражданами того города-государства, откуда они выселялись, и становились полноправными гражданами вновь созданного государства-колонии. Колонисты создавали у себя в колонии свою государственную конституцию, которая могла быть иной, чем в метрополии. Вся полнота власти и государственное управление находились в руках граждан колонии и ничем не могли быть ограничены со стороны метрополии. Руководствуясь экономическими соображениями и родственными чувствами, метрополия и колонии, как правило, поддерживали дружественные взаимоотношения, оказывали обоюдную по мощь, стремились к развитию торгового обмена, и пр.

У некоторых колоний довольно быстро слабели связи с метрополией, другие, напротив, — много веков спустя после основания — не только помнили свою родину-метрополию, но и прибегали к помощи последней в трудные моменты жизни.

Все сказанное выше вообще о греческих колониях относится в полной мере и к греческим колониям северного Причерноморья. Здесь также — задолго до основания колоний — к берегам Черного моря проникали отдельные предприимчивые купцы-мореходы, искатели удачи, нередко совмещавшие свою коммерческую деятельность с пиратством. Такие экспедиции