Дитя океана - Алина Углицкая

— Какая романтическая история! — прошептала девушка, глядя в след старику, который, пошатываясь, шел к дверям.

— Да, занятная сказка, — согласился с ней ее кавалер.

— А может и не сказка, — задумчиво произнес Амсель, тихонько перебирая струны. — Мы изгнали фейри из Гленнимора, но многие из них до сих пор таятся в лесах и озерах.

— Точно! — добавил один из рыбаков. — Мне еще дед рассказывал, как он ставил ловушки на морской народ. Рыбаки приручали эти создания, чтобы те приносили им удачу и гнали в сети рыбий косяк.

— Были и такие, что пускались вплавь на острова, где шелки устраивали лежбища, и воровали их шкурки, — добавил тот, что с золотыми зубами. — Говорят, этот мех ценился дороже золота. Но эти существа не такие уж безобидные. Могут запутать и порвать невод или днище барка повредить. А поют так, что заслушаешься, только в их песнях ни слова не понять.

— Так на дивном языке поют, — усмехнулся бард.

Никто из них не обратил внимания, как странный посетитель, сидевший в своем углу в гордом одиночестве, вдруг молчаливой тенью скользнул к выходу за старым рыбаком. Лишь тирн Дево поспешно прошептал заговор от сглаза и украдкой поцеловал спрятанный за пазухой амулет.

* * *

Джос Иммерли нетвердой походкой приблизился к своей пегой лошадке и ласково потрепал ее за холку. Лошадка всхрапнула и недовольно перебрала ногами.

— Да едем уже, едем, — проворчал старик, заваливаясь на облучок.

В его телеге, переложенные сеном, валялись пустые корзины, пахнущие рыбой. В кошельке бренчали серебро и медь. А дома его ждала красавица-дочь: с роскошной каштановой косой, глубокими карими глазами и ниткой коралловых бус на тонкой алебастровой шейке.

Книга первая

Промозглый мартовский день медленно клонился к вечеру. Здесь, на северном побережье Гленнимора, где только море да скалы, весна всегда приходила поздно, с дождями, туманами и пронизывающим ветром. Вот и сейчас серое небо нависло над землей, а с моря подул порывистый ветер, поднимая свинцовые волны. Он нес с собой тяжелые тучи, наполненные дождем.

Я закинула в корзинку очередного краба и пересчитала нехитрый улов. Что ж, много денег за это не выручишь, а на ужин для двоих как раз хватит. Да, теперь уже для двоих.

Глаза наполнились непрошенной влагой. Я заморгала быстро-быстро, пытаясь справиться с внезапно накатившей тоской, но одна предательская капля все-таки сорвалась с ресниц и скользнула вниз по щеке. Прошел целый месяц со дня маминых похорон, а я грущу, будто в первый день, и все никак не могу привыкнуть, что ее больше нет.

Вспомнилось то стылое февральское утро, когда я стояла, обняв себя за плечи, и дрожала от холода над свежим холмом. Приглашенный друид взывал к богам, воздев руки, и ветер трепал его белую бороду, волосы и длинный балахон. По обычаю, вместе с мамой мы похоронили и все ее личные вещи. Я собственными руками заплела в последний раз ее роскошные черные волосы и оставила в гробу черепаховый гребень. А потом, когда гроб закрыли и опустили в могилу, мы с отцом уложили на плоскую крышку узлы с ее платьями. Последней я опустила шкатулку, полную украшений из дешевого речного жемчуга, разноцветных кораллов и перламутровых ракушек. Мама очень любила эти простые и вместе с тем милые вещи, которые напоминали ей, что наше суровое, холодное море иногда может быть теплым и ласковым.

А теперь ее нет. Мы похоронили ее рядом с домом, так принято, чтобы дух охранял наш очаг. Рядом с ее последним пристанищем высятся еще несколько холмиков, давно поросших травой. Там лежат мои братики и сестрички, которые появились на свет до меня, но так и не выжили. Только я одна оказалась достаточно сильной, чтобы цепляться за жизнь до конца.

Родители говорили, что я была их последней надеждой. Что я родилась очень болезненным и слабым ребенком, и до пяти лет они вообще не верили, что я выживу, но при этом всеми силами надеялись на чудо. Наверное, именно поэтому я не помню ничего из того, что случилось со мной в раннем детстве. Первое воспоминание, это как я сижу на лугу, полном ромашек, рядом мама — плетет мне венок, я смеюсь, и она смеется вместе со мной, обнимает меня и щекочет, а потом прижимает к себе так сильно, что мне становится больно, я плачу, и она плачет вместе со мной.

В этом воспоминании мне уже лет шесть-семь, а все, что было до этого — покрыто мраком забвения. Лишь иногда, когда на море бушует шторм, во сне ко мне приходят странные видения. Смутные тени словно танцуют вокруг меня, манят, и я будто слышу чарующие голоса, которые зовут меня за собой.

Эти сны преследовали меня, сколько я себя помню. Сначала я рассказывала о них родителям, при этом мама сильно пугалась, настолько, что у нее начинали дрожать руки, а отец сердился и спешил поскорее прекратить разговор. Став постарше, я свыклась со своими странностями и уже не докучала родителям, не желая расстраивать зря. Эти сны не приносили вреда, но каждый раз задевали что-то в моей душе. На утро после шторма меня всегда тянуло на берег, будь то зима или лето, и мне до дрожи в коленках хотелось скинуть одежду, войти в соленые волны и пуститься вплавь.

Однажды, когда шторм бушевал целых пять дней, я так и сделала. Тяга была просто невыносимой, и у меня не осталось сил с ней бороться. Это случилось, когда мне едва исполнилось шестнадцать, тогда я чуть не утонула, но мне повезло. Меня спас Ларс Эннери — молодой рыбак из нашей деревни. В тот день он как раз купил небольшую шаланду и вышел в море опробовать ее. После шторма на море царил легкий бриз, но даже небольшие волны оказались серьезным противником для меня. Нахлебавшись воды, я камнем пошла на дно, но Ларс увидел меня, бросил лодку и нырнул в море за мной. Мое спасение увенчалось успехом, но с тех пор вся деревня считает нас с Ларсом женихом и невестой.

После смерти мамы, Ларс пришел к отцу просить моей руки, но тот не ответил ни да, ни нет. Сказал, ждать пока мне исполнится восемнадцать, и что решение только за мной. И вот теперь осталось совсем немного, всего пару месяцев. Странные сны стали мучить меня сильнее, даже когда на море спокойно. Ларс все чаще бросает на меня загадочные взгляды, все чаще пытается приобнять, зажать в укромном уголке или робко поцеловать. И я со страхом жду того дня, когда он снова придет свататься, потому что не знаю, что ему ответить. Я люблю его, это правда, но люблю как друга и брата, а он хочет другой любви!

Из-за скалы выскочил рыжий корги Атой, заливаясь радостным лаем и неистово махая пушистым хвостом. Подбежал ко мне, закрутился возле ног, поскуливая и заглядывая в глаза. Я нагнулась к нему, собираясь потрепать по пушистой холке, и верный песик, подпрыгнув, лизнул меня в нос.